Сэйтё Мацумото - СТЕНА ГЛАЗ
«А может, Куроикэ Кэнкити на самом деле умер здесь?» Тацуо снова посетило сомнение — сомнение, постепенно переходящее б уверенность.
Тацуо думал о человеке, который пришёл сюда совершить самоубийство. Вот он подавленно поднимается на кручу по тропинке, плечи опущены…
…Это не Куроикэ Кэнкити. Это был другой человек. Упрямый жизнелюбивый дух Куроикэ не позволил бы ему совершить этот поступок. Если он и выбрал бы смерть, то, несомненно, сделал бы это более Достойным образом. Ведь в Синдзюку, стреляя из пистолета, он затратил всего лишь две пули, и обойма у него пустой не была. Человек с таким характером, попав в безвыходное положение, должен был бы пустить себе пулю в лоб.
И ещё. У него были деньги. Как минимум сто тысяч иен. Имея такую сумму, незачем идти на самоубийство.
Смеркалось. Солнце садилось в горы. Только небо ещё чуть светлело. В этот момент из-за дерева показался какой-то человек, низенький и толстый. Тацуо напряг зрение.
— Эй! — послышался возглас. — Это не Хакидзаки-сан?
Голос, несомненно, принадлежал Тамура Манкити. Тацуо это просто поразило.
— В странном месте нам довелось встретиться. — Тамура, улыбаясь, шёл навстречу по траве.
— Ты, Тамура? — произнёс наконец Тацуо. — Мне внизу, в посёлке, сказали, что кто-то спрашивал сюда дорогу, а это, оказывается, ты!
— Да, это так. Но и я не предполагал, что ты окажешься
здесь.
Глаза Тамура радостно заблистали.
— Я думал, что ты ещё на Кюсю, — удивлённо сказал Тацуо.
— С Кюсю я вернулся вчера. Узнал в редакции про шумиху с этим самоубийством и сегодня утром примчался сюда.
— Захотелось всё-таки увидеть место происшествия своими глазами?
— Да. Захотелось удостовериться.
— Удостовериться? В чём?
— На самом ли деле Куроикэ Кэнкити повесился тут или нет.
«А-а, у Тамура те же мысли, что и у меня», — подумал Тацуо.
— Вот как! Ну и что?
— А ты как думаешь? — ответил вопросом на вопрос Тамура
— Поскольку лицо уже истлело, то установить, Куроикэ это или нет, нельзя. Я думаю, что это не его труп, — сказал Тацуо, и Тамура похлопал его по плечу.
— Правильно. Я тоже так считаю, — воскликнул он. — Всё это пистолет, штаны, пряжку — дали другому человеку. Это ни в коем случае не Куроикэ Кэнкити.
— У тебя есть какие-то верные доказательства?
— Доказательством является то, что Куроикэ пляшет под дудку Фунэдзака.
— В каком смысле?
Тамура сразу не ответил. Он сунул в рот сигарету и посмотрел в сторону озера, мерцавшего в окружении уже тёмного леса.
— Я ездил на Кюсю, — начал он говорить о другом.
— Слышал об этом. Наверно, собирал материал про какое-то дело о коррупции?
— Всякие там дела про коррупцию я пока оставил, — сказал Тамура и тихо засмеялся. — Ты только послушай, зачем я ездил на Кюсю! Выяснить насчёт происхождения Хидэаки!
— Так Фунэдзака Хидэаки с Кюсю?
— Нет, с биографией Фунэдзака Хидэаки ничего не ясно. Говорят, в прошлом он кореец.
— Что? Как ты сказал?
— Чтобы это выяснить, я добрался до корейской общины в Хаката.
2
— Темно стало, давай спускаться, — сказал Тамура Манкити. — Всё равно сегодня в Токио уже не вернуться. Давай заночуем в Оомати. Мне хочется о многом с тобой поговорить.
На озере быстро смеркалось, а в лесу было уже совсем темно. Если задержаться ещё, можно сбиться с тропинки.
Под горой лежал посёлок. С дороги было видно, как жители ужинают при свете электричества. В конце этой дороги начинается подъём на вершину Касимаяригатакэ, популярную среди альпинистов.
В конце посёлка перед низеньким домиком стояла старуха. За плечами у неё висел ребёнок.
— Добрый вечер, — подала она голос, когда Тамура и Тацуо проходили мимо её тёмного домика.
— Добрый вечер. Вам что-нибудь надо, бабушка? — Тамура остановился, и старуха сделала несколько шагов вперёд.
— Вы не из электрической компании?
— Нет, а в чём дело?
— Да дней пять-шесть назад сюда приходили электрики, вот я и подумала, не из них ли вы. Говорят, в скором времени тут будут проводить высоковольтную линию.
— Вот оно что? Нет, мы не имеем к этому отношения, — ответил Тамура и пошёл дальше.
Под холмом дорога делала поворот. Впереди показались огни станции Янаба. Ещё чуть мерцала поверхность озера. Тамура и Тацуо устроились в гостинице и поужинали.
— Ну что ж, продолжим начатый разговор, — предложил Тацуо после того, как они ополоснулись в о-фуро.
— Давай, я как раз собирался. — Тамура протёр запотевшие очки.
— Неожиданно, что Фунэдзака оказался корейцем. Как ты это установил?
— Узнали в правой организации. Я не сам это сделал.
— Не сам? Значит, ты уже не один работаешь? — Тацуо бросил на Тамура пристальный взгляд.
Тот лишь усмехнулся в ответ.
— Я уже не мог бороться в одиночку. Пришлось рассказать всё шефу. Нас теперь работает несколько человек. Ну, не думай обо мне плохо.
Тацуо слышал, что газетчики не признают индивидуальной деятельности и работают бригадами. Значит, и честолюбие Тамура не выдержало конкуренции с этой организованностью.
— Полиция ещё не знает, что Фунэдзака связан с этим делом. Так что этот материал всецело в наших руках. Теперь уже нельзя передать его в другие газеты. У нас там возникло мнение — не сообщить ли в полицию, — но я не сдаюсь, протестую.
Слушая всё это, Тацуо понял, что Тамура не желает признать своё поражение. И при этом хочет оправдаться перед ним, Тацуо. Как бы то ни было, Тацуо стало ясно, что в дело включилась целая газетная махина.
Пока Тамура был один, он не вызывал у Тацуо такого сопротивления. Но теперь возникло опасение, что этот газетный гигант всё сметёт на своём пути… Тацуо думал об Уэдзаки Эцуко.
— Ну так что же, оказывается, Фунэдзака — кореец? — Тацуо всё-таки хотелось услышать дальше.
— Чтобы узнать это, пришлось поехать в Хаката на Кюсю. В Хаката есть корейская община. По сведениям, полученным от правой группировки, находящейся на ножах с Фунэдзака, этот человек родился в Корее. В молодости он прибыл в Хаката и вступил в правую организацию «Гэнъёсё»[24]. Это оказало на него большое влияние, и, перебравшись в Токио, он внедрился в правые круги и стал одним из активных деятелей новой формации. Надо было ехать на Кюсю, на эту командировку нужны были деньги. Я получил одобрение шефа, зама и поехал.
На губах Тацуо уже играла его обычная улыбка.
— Ну и как, удалось выяснить?
— Нет! — Тамура отрицательно помотал головой. — Как я там ни старался, никто из корейцев не знал об этом. Да и люди, связанные с организацией «Гэнъёсё», тоже.
— А он действительно кореец?
— Я думаю, похоже на то, — сказал Тамура. — Фунэдзака Хидэаки лет сорок семь — сорок восемь. Если он принял японское имя года в двадцать два — двадцать три, то, значит, это было двадцать пять лет назад. Тогда шла война, так что установить это теперь трудно.
— Но его противники из числа правых хорошо знают его происхождение.
— Рыбак рыбака видит издалека. Слушай, есть одно обстоятельство, которое говорит в пользу того, что он кореец.
— Какое же?
— Я имею в виду его анкетные данные. Ведь о его биографии совершенно ничего не известно. Ни где он родился, ни где рос, ни какую школу окончил. И сам Фунэдзака не очень-то словоохотлив. Боюсь, что и документов-то нет никаких. На фоне такой таинственности версия о его корейском происхождении начинает звучать.
«Кореец ли всё-таки Фунэдзака Хидэаки?» — подумал Тацуо.
— Да, — спохватился Тацуо, — думаю, об этом знает хозяйка «Красной луны», она ведь его любовница.
— Однако, — огорчённо сказал Тамура, — оказывается, Умэи Дзюнко не находится с Фунэдзака в столь близких отношениях. Конечно, что-то там есть, но Фунэдзака такой мужчина, который близко к себе женщин не подпускает. Ну, может, давал ей немного денег на содержание заведения или устроил там к ней бармена. Сам Фунэдзака её в свой «замок» не пускал, но Дзюнко вполне довольна любовными отношениями и тем, что он ей подкидывает денег. По правде говоря, мы выяснили, что среди посетителей у хозяйки есть любовник. У нас было о ней неправильное представление. Мы ведь думали, что красивая женщина, которая появилась у Фунэдзака в гостинице в Исэ, — это хозяйка. Так вот, это не так. Она в то время совсем не отлучалась из Токио.
Тацуо знал, кто был тогда у Фунэдзака, но ему всё больше и больше не хотелось говорить об этом Тамура.
— У Фунэдзака нет жены. Нет родителей, братьев и сестёр. Он совсем один. Поневоле начинаешь склоняться к версии о его корейском происхождении.
— Однако, — прервал его Тацуо, — а что ростовщик Ямасуги? Не знает ли он, откуда Фунэдзака родом?