Лев Гурский - Убить президента
Я побежал за ним, моля Бога, чтобы дверь на чердак была заперта. Для полного счастья мне не хватало только поединка на крыше небоскреба, как в американском боевике.
На сей раз удача улыбнулась мне. Я нагнал парня и схватил его в тот момент, когда он пытался голыми руками свернуть замок на двери, ведущей на чердак. Он снова закричал, стал неистово вырываться, суча руками и ногами. И вдруг обмяк, тяжело задышал и медленно сполз на бетонный пол. Я даже испугался – настолько этот парень вдруг стал похож на нелепую заводную игрушку, у которой лопнула пружина завода.
– Пошли отсюда… козлы… – невнятно пробормотал он, глядя мне в глаза и в то же время куда-то помимо меня. Меня он уже не видел. Я расстегнул пуговицу на рукаве его давно не стираной рубахи и закатал рукав. Так и есть. Вся рука на внутреннем изгибе локтя была в красных точках. Понятно.
Осторожно обхватив парня, я приподнял его и медленно повел вниз. Тот, по-прежнему тяжело дыша и опираясь на мою руку, доплелся таким образом до квартиры и плюхнулся кулем на диван. Длинные его патлы разметались по грязной подушке, открыв наконец, полностью его лицо.
Это лицо было мне уже знакомо по фотографии, которую я подобрал вчера в Мусорном Архиве. Так и есть. Колокольцев Андрей Ефимович, некогда соратник Леры Старосельской, явный и безнадежный наркоман. Судя по обстановке в квартире, Колокольцев не всегда был таким. Пустые полки еще хранили следы книг. На стене висело несколько эстампов, которые бы и я не отказался у себя повесить. Мебели почти не было – так, диван и пара стульев, – но та, что еще оставалась, когда-то имела отношение к хорошему гарнитуру. Среди жестяных тарелок и граненых стаканов на полу стояло несколько чашек и блюдец, определенно принадлежавших некогда к красивому сервизу.
Я оставил Колокольцева лежать на диване и прошелся по лестничной площадке, звоня во все двери. В квартире напротив оказался телефон. Благодаря моей милицейской форме я мог быть избавлен от расспросов. Впрочем, и так все было ясно. Быстро вызвав наркологическую бригаду, я двинулся обратно, в убежище бывшего члена ДА Колокольцева.
– Опять Андрей? – сразу все поняла пожилая миловидная женщина, хозяйка телефона. Она вышла вслед за мной на площадку.
Я кивнул и спросил:
– Давно это с ним?
– С год… Или чуть поменьше. Раньше был человек как человек. Вежливый, внимательный. Пить – сроду не пил, все с книжками. Друзья к нему заходили, девушки…
Я полез в свой планшет, и соседка сразу же опознала по фотографиям Леру Старосельскую и Андрея Трахтенберга.
– А потом что было? – Я положил фотографии обратно.
– А потом – все, – грустно ответила соседка. – Со всеми поссорился. На нас стал кричать. Мы уж с мужем и так с ним, и эдак… Заходили, звали чайку попить, пообедать, но даже нам он, в конце концов, перестал дверь открывать… Последний раз мы с ним нормально поговорили месяца три назад. Он тогда сказал, что страна катится в пропасть, и ему уже все равно…
– А эти друзья его больше не приходили? – Я повел пальцем в сторону планшета с фотографиями.
– Нет, ни разу. Я ведь все больше дома сижу, а слышно у нас на лестнице все так, будто и стен никаких нет. Как лифт зашумит, я и подойду к глазку… Нет-нет, перестали к нему друзья ходить. И еще раньше, чем он пристрастился к этому делу. Потом уж мы пару раз хотели и «скорую» вызвать. Но Андрей просил этого не делать. Говорил, что иначе его посадят в тюрьму за наркотики… Неужели теперь тюрьма? Я отрицательно помотал головой.
– Да нет, не думаю. Но лечить его придется, иначе уж… сами понимаете.
Соседка понимала. Я тоже понимал, но уже другое: если и готовится теракт, Колокольцев к нему не причастен. Полностью отпадает. Оставалась последняя моя надежда – Николашин.
Передав Колокольцева прямо на руки приехавшим санитарам, я покинул дом-башню. Уже в лифте я вспомнил, что решил спускаться пешком, но, на счастье, дребезжащий механизм довез меня без происшествий.
Андрей Николашин жил на Воронцовом поле, в старом, но крепком доме хрущевской застройки. Квартира располагалась на третьем этаже.
На звонок открыл сам хозяин, молодой человек, похожий на собственную фотографию из досье. Ни слова не говоря, он ввел меня в комнату и там поглядел на меня с усмешкой.
– Добрый день, капитан Лаптев, – почти весело проговорил он. – Мы уж вас заждались.
Я хотел спросить, кто это мы, но тут меня сзади ударили по затылку чем-то тяжелым, и я потерял сознание.
Taken: , 1Глава 50
ГЛАВНЫЙ ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ ПАВЛИК
У Мосина был до того побитый вид, что я раздумал добавлять. Толстые его щечки обвисли, а нашлепка из пластыря, по-моему, выросла раза в два. Об такого грех было руки пачкать. Я для профилактики щелкнул его по носу и поинтересовался:
– Ну что, игрок? Весело провел вчерашний вечер? Видел, видел я тебя с твоим другом Аркашей Полковниковым. Ха-а-рошая компания, ничего не скажешь!
– Я убью его, – злобно произнес Мосин. – Я его достану. Он не рад будет, что родился на свет. Я…
– Ты вонючка, – прервал я его. – Стой и слушай. Предупреждение мое тебе будет самое последнее. Я тебе приказал вчера не ездить и готовить соколов к сегодняшней работе. Ты мой приказ нарушил. Мало того, ты опозорил нашу службу своим скандалом. Ты бросил тень на самого Президента!… – Голос мой сорвался на крик. Это у меня получилось невольно. Моська втянула голову в плечи. – Я тебе говорю: еще один раз, и я тебя вышвырну обратно в твою сраную бильярдную в парке Горького. Или вообще пристрелю. Понял, ну?
Мосин закивал. Толстые его щечки вместе с нашлепкой мелко затряслись в такт. Он все осознал, проникся и вообще больше никогда…
– Понимаете, хозяин, – своим мерзким плаксивым тоном заговорил он. – Эти ублюдки с телевидения налетели на нас, как вороны…
– А ты что, разве не сокол, – раздраженно перебил я, – чтобы ворон бояться? Выходит, ты и есть глупая жирная ворона…
– Я виноват, виноват, – продолжил свою покаянную песенку Мосин. – Я ж не думал, что этой гниде Полковникову все известно! Я же думал, обычное телевидение. Вопрос – ответ, с кем не бывает?…
– Вижу, что не думал, – заметил я наставительно. – Не умеешь это делать, так не лезь. За нас Президент думает, усек?…
Потом до меня дошли наконец моськины слова.
– Что ему известно? – спросил я зловеще. – А ну, выкладывай, сукин сын, игрок гребаный!
Моська попятилась.
– Ну… это… Про то, как мы этого фискала замочили…
– Врешь! – Я схватил его за грудки. – Ты проболтался?! Ты сам ему сказал, урод?!
Мой заместитель, вице-сокол с битой мордой, с готовностью подставил мне щеку для удара и захныкал:
– Да я ни сном ни духом… Я и сказать ничего не успел. У него уже все на руке было написано.
Я отпустил Моську.
– Что значит на руке?
Мосин, захлебываясь в словах, изложил мне, в конце концов, все события вчерашнего вечера. Если это было правда, все выходило очень неприятно.
– Позвольте, хозяин, я его найду и собственноручно шлепну, – произнес Мосин, преданно глядя мне в глаза. – Это ведь не Дроздов с его танками, а паршивый репортеришка. Пристрелим по-тихому, никто жалеть не будет. Больно умный стал, во все лезет…
– Даже не думай, – прекратил я его излияния. – Сообрази хорошенько, дурень. Откуда-то он все это узнал. Наверняка он на кого-то работает.
– На охранцев, наверное, – встрял Мосин. – Это их штучки, это они ведь нас подставили… Ну, я до него доберусь!…
– Ты до Митрофанова доберись, – сказал я. – Слабо тебе ЕГО пристрелить по-тихому или по-громкому. А?
Мосин захлопал глазами. Самому добраться до начальника всех охранцев ему было слабо.
– К тому же, – добавил я, – если Аркашка с кем и связан, так, конечно, не с охранцами. Некультурная для него эта публика. Скорее, он пашет на Контору, на генерала Голубева.
– А что, – согласился Мосин. – У Голубева вся Москва в фискалах. Фискалов как грязи. Ну и хорошо. Одним фискалом больше – одним меньше. Отдайте мне его, хозяин, а?
– Голубева тебе отдать? – спросил я. – Давай, забирай. Осилишь?
– Да нет, – испуганно поправился Мосин. – Зачем Голубева? Журналиста этого поганого, трепло телевизионное…
– Даже не думай, – повторил я грозным тоном. Эту фразу я нашел в фильме «Грязный Гарри», который смотрел уже раз пятнадцать на своем домашнем «Шарпе». Эх, из тех бы ребят набрать себе команду. – Вы позавчера уже грохнули одного фискала, еще одного хочешь? Голубев нас за это уж точно отщелкает поодиночке, и Президент нам не поможет… Пошли ребят только понаблюдать. Пусть, значит, одни соколы посматривают за Дроздовым, а другие пошустрят за Аркашкой. Но не трогать. Пока. Усек?
– Ясно, хозяин, – с недовольным видом кивнула Моська. Очень ему хотелось Полковникова шлепнуть. Да кому, дурень, не хотелось бы?
Тут зазвонил телефон. Я жестом приказал Мосину убираться и взял трубку. Звонил Антонов из той группы соколов, которую я еще с утра послал на осмотр в Большой. Антонов пожаловался на то, что работать нормально нет никакой возможности, мешают…
