Владимир Колотенко - Хромосома Христа
Я все еще держал в тайне историю с Азой и ее малышом. Это была грустная история. Поэтому любое случайное воспоминание о ней сковывало мои мысли и тисками сжимало сердце. Это был для меня урок, но и достижение, результат, о котором даже маститый ученый мог только мечтать. А я прятал этот факт в темном чулане своей памяти и старался забыть к нему дорогу. И время от времени даже терзался угрызениями совести.
– Ли, – говорил я, – едем к тебе?..
– Ли? – спрашивает Лена.
– Да, Ли – Юля. Ю. Ли. Я. Ли…
– А что значит «Тина»?
Откуда ж мне было знать?
ГЛАВА 30
Зажглись фонари, но прохладней не стало, августовская знойность дней, ее теплые плечи с майскими веснушками…
Я с удовольствием наблюдаю, как она нежадно уплетает ломтик за ломтиком, орудуя вилкой и непослушным ножом.
Теперь и я отдаю должное мидиям, предпочитая роскошному салату из морской капусты острый соус и какую-то местную с незапоминающимся названием зелень. Как и два года тому назад оно напрочь выветривается из памяти, хотя я до сих пор помню, как та, кто была со мной в этих местах несколько лет тому назад, назвала меня неисправимым мечтателем.
– Вы… Вы просто мечтомен.
Она так и сказала: «мечтомен»! Разве? Это было несправедливо с ее стороны. Но я не спорил. Кто из нас не мечтает о… Жаль, что она не разглядела во мне… Нет-нет, я уже ни о чем не жалею.
Первые звуки саксофона. Уже вторник. Юля берет фужер с вином и делает первый глоток: ммм!.. Она не лишена чувства детской простоты. “Смотри” – ее любимое словцо, которое она произносит на каждом шагу, называя при этом меня на „вы”.
Она не свалилась мне на голову как снег, она сошла с небес. Я в нее не влюблен, нет, просто мне с ней хорошо, я полон молодости, юного звона. И только, и только… Наше будущее? По этому поводу я сказать ничего не могу.
– Вино из одуванчиков, – улыбаясь, произносит Ли и делает сразу несколько глотков.
Я только любуюсь ею, оставив в прошлом все сожаления о каких-то несбывшихся желаниях. В ней есть известная доля изобретательности, отмечаю я, глядя, как она сооружает из салфетки модель Пизанской башни.
Я не нахожу повода, чтобы начать свой рассказ о жизни, которая, я надеюсь, ей интересна. С чего начать? Не с дня же своего рождения? В июне мне исполнилось… Боже, как летят годы! Сегодня уже июль, четвертое… Я же не могу знать, когда у нее день рождения.
Вот и с мидиями покончено! Да, было вкусно. Она готова даже облизать свои пальчики. Сыта ли она? Да! Да, конечно! Спасибо-спасибо!..
Нельзя обвинять только вино в том, что мы вдруг встаем и, вплетая свои движения в звуки музыки, припадаем друг к другу в танце, впервые прислушиваясь не только к звукам саксофона, но и к стуку собственных сердец. На каблуках она достает мне до плеча. Ее волосы щекочут мне губы, а мои руки крепко держат ее маленькое податливое тельце, живущее ожиданием чуда. Какого чуда?
– Тебе хорошо? – шепчу я.
Она молчит, я чувствую только, как едва заметно качнулась ее голова, отвечая на вопрос, и волосы прошептали моим губам: “Да”.
– Прекрасный подарок, – затем говорит она, – да…
Что, собственно, я могу рассказать такого, что привело бы ее в восторг? Зачем? Эти вопросы застают меня врасплох: в самом деле – зачем? Разве я хочу ее поразить? Почему я выбрал ее, почему она согласилась ехать со мной, ведь мы знакомы-то всего-ничего… Мы еще не вполне выучили имена друг друга!
Разве?
ГЛАВА 31
Мысль о клонировании величайших умов мира не была для нас чуждой. Почему бы нам не вырастить Эйнштейна, Цезаря, Навуходоносора или, скажем, того же Шекспира? Или самого Льва Толстого!
Оставалась неразрешенной проблема получения животворной ДНК из умерших клеток. Скажем, клетки кожи Тутанхамона, Мао Цзэдуна или Пирогова не давали желанных всходов. Подвижки какие-то были, но до победы было еще далеко. Мы пытались это делать и в бане, а потом я пробовал в Москве…
Нам пришлось платить более двадцати тысяч долларов (22,6 тыс.) за зуб Наполеона, проданный с аукциона.
– Вы-ы сду-урели?! – пятил на нас свои рачьи глаза Вит.
А Ирина только молчала, только удивлялась нашему мотовству.
А как мы гонялись за его членом!
– За чьим членом? – спрашивает Лена.
– Наполеона! За членом Наполеона! Ты знаешь эту историю?
– Нет.
– Мы напросились в гости к самому знаменитому коллекционеру Америки, разделявшему наши взгляды на жизнь. Это был профессор Колумбийского университета Джон Латтимер…
– Латтимер? Я слышала…
– Да, это у него среди наиболее интересных экспонатов коллекции находится и залитый кровью воротник Линкольна, и ампула с цианидом Германа Геринга.
– И…
– Да, и член Наполеона.
– Откуда он у него?
– Говорят, его отрезал священник, соборовавший Наполеона, и вот он какими-то путями оказался у Латтимера. Мы, конечно, отколупнули кусочек кожи.
– Вы не могли упустить такой удачи! – Лена разводит руками.
– Так вот…
– Постой… Клонировать Наполеона или Мао Цзэдуна, на худой конец Ленина… Это я еще могу себе представить… Но Шекспира, Леонардо да Винчи?! – недоумевает Лена.
– Ты права: весь мир восстал против клонирования человека. Во всех странах до сих пор принимают запреты. Церковь тоже против…
– Против чего?..
Мы не могли не согласовать с Церковью наши действия, и Жора пригласил к нам Андрея Кураева.
– Мы, собственно, не против клонирования, – стал пояснять нам Андрей, – мне кажется, людям полезно знать, что Церковь в этом плане стоит на позициях здравого смысла. Наука ведь по сути еще очень мало знает об этом, позволяя при этом себе множество умопомрачительных прогнозов и перспектив. Да, интерес огромен! Биологи сегодня рьяно орудуют киркой и ломом в попытке разузнать тайну генома. Успех налицо! Кто бы мог думать с десяток лет назад, что сегодня можно вырастить глаз или почку, или овцу Долли? Завтра вырастят человека… Кем он станет? Как сложится его жизнь и как к нему отнесутся другие? Это будет новый вид или новая раса?.. Мы до сих пор не знаем, что есть человек? Кто он? Где его границы, и что делает его человеком?..
– Какие же у Церкви аргументы против клонирования? – спросил Жора.
– Насколько я знаю, – сказал Андрей, – их нет. Есть отдельные эмоциональные выкрики, что, мол, создание человека человеком является узурпацией прав Самого Творца. Но мне они не кажутся убедительными. Если человек может создать жизнь, значит, он поистине несет в себе образ своего Творца. Любые успехи науки лишь прославляют Творца!
– Есть проблема с душой, – сказал Жора, – где взять душу для клона? Ведь все души исходят из семени Адама, и его грех мы несем до сих пор. А откуда душа возьмется у клона?
– Все, все души творятся Богом. Вопрос в том, найдет ли Он душу для клона. Это в Его воле. И если клон, как джин, уже вырвался из бутылки – это тоже в воле Бога. Значит, он Ему угоден. И никакого греха здесь нет. Но есть огромная опасность греховного применения результатов клонирования. Вот поэтому Церковь против.
– Слушай, Андрей…
– Наша брань, – сказал Андрей, – не против науки, нам нужно быть уверенными, что эта наука направлена на благо людей.
Разумеется, не было никакой необходимости убеждать Андрея в наших чистых помыслах.
– Считай, что мы получили благословение, – сказал мне Жора, когда мы расстались с Андреем, – теперь можно и пивка попить.
ГЛАВА 32
Мы долго еще спорили на этот счет. Сомневаться во всем – кредо ученого.
– Слушай, – как-то солнечным утром воскликнул Жора, – разве можно запретить светить солнцу?! Ген теперь, как и атом, стал достоянием человека, и чем крепче будут запреты, тем сильнее будет желание познавать его силу. Это неизбежно – запретный плод сладок.
– При-и-чем тут со-олнце? – спросил Вит, не расслышав. И попал под горячую руку. Казалось, Жорин скальп только и ждал зацепки, чтобы дернуться. Жора обрушился на Вита со всей силой.
– Ген теперь – как колесо, как порох и пар, как крыло и турбина. Как расщепленный атом. И засунуть его обратно в бутылку уже никому не удастся. Попробуй новорожденного вернуть в утробу матери! Это – война. Мы открыли ящик Пандоры? Кто знает, кто знает! Вечная борьба добра и зла. Армагеддон! Победителем в этой схватке будет тот, кто овладеет силищей его величества Гена.
– Ты ду-умаешь, – сказал Вит, – что…
– Сегодня, сейчас, конечно же, нельзя давать в руки этим дикарям такое мощное оружие. Люди по-прежнему дики и невежественны. Во все времена, стремясь покорить себе подобных, они размахивали какой-нибудь дубинкой – то луком, то атомной бомбой. Так и теперь станут размахивать генами и этническим оружием, устрашая соседа по дому.
Жора окинул нас с Витом испытующим взглядом, затем продолжил:
– Но уже завтра, когда человек наберется ума и научится управлять этой мощью, он поймет, что ген – это не только самое сильное оружие устрашения и уничтожения всего живого (клин клином!), но и единственное средство его спасения. Не паритетный баланс, не преимущественное размещение ракетных установок и наращивание военного потенциала, но тонкая прецизионная работа с генами. Это и есть Божий промысел. Но он дозволен только человеку разумному, Homo, так сказать, по-настоящему – sapiеns’у. А вернее Человеку совершенному – Homo perfectus. Так что…
