Владимир Катин - Тайна леса Рамбуйе
Робер молчал. Жан-Поль добродушно улыбался. Он аккуратно обходил острые углы в полемике друзей, не беря ничьей стороны.
— Где-то ты, Клод, конечно прав. Вот послушайте, что я вам расскажу про американцев из своего опыта. Во время войны, уже в конце ее, я воевал в Эльзасе и Лотарингии. Все было у нас тогда американское — обмундирование, оружие. Мы от них здорово зависели, и они, пользуясь этим, вели себя не очень корректно. Когда наши части стремительно уходили вперед, американцы, чтобы опередить нас и войти в какой-то город первыми, прерывали снабжение горючим. И мы поневоле их пропускали. По-моему, американская политика вся в этом, в манере держать партнера на поводке.
— Они и теперь ведут себя с нами так же, — отозвался Клод. — Конечно, мы и Америка — это Запад. Мы повязаны, как говорится, одной веревкой. Ведь Европа для Америки — родившая ее мать. Но чудо-ребенок перерос родителей, смотрит свысока и даже помыкает.
Робер. курил и хмурился. Он был явно не согласен и ждал момента, чтобы вставить слово.
— Слишком все примитивно складывается. И однозначно. Тебе насолила, испортила жизнь не Америка, а отдельные типы в Америке. Ты оказался песчинкой в водовороте событий, в игре.
— А я и не собираюсь взрывать их континент. Я хочу лишь добраться до тех, кто выбил меня из седла.
Жан-Поль засмеялся и поднял бокал.
— Мы с тобой! За успех!
— Боюсь, что его не будет, — мрачно отозвался Клод. — Мне уже кажется, что все это мы затеяли зря. Операция с Дортом, видимо, просто удача. Сейчас я сам себе напоминаю того дурака, который нашел на дороге сто франков и, решив, что весь путь усыпан ассигнациями, шел и шел до тех пор, пока не умер.
Жан-Поль не был столь пессимистичен. Расплатившись, он предложил разойтись по домам.
— Время, друзья мои, великий чародей. Могут случиться неожиданности, которые подскажут новые ходы, сообразно с новыми обстоятельствами. Не думаю, что ты, Клод, дурачок, шагающий по дороге в никуда.
— Не разделяю твоего благодушия, дядя.
— Почему? Ну, суди сам. Мы сумели взобраться на такую точку, откуда видна вся панорама событий. Мы знаем и видим все и всех: кто такие капитан полиции и бармен в «Мистрале», что разнюхал покойный Гаро и почему его убили. Наконец, и это главное, знаем, чего добиваются американцы здесь, у нас, и в Соседней стране. Больше того! Ты вошел к ним в доверие, стал их агентом, шпионом.
— Еще чего! Я стал шпионом?
— Да, да! Для них ты — платный агент. Вот ты кто. Значит, мы не только видим всю панораму событий сверху, но еще и противника, так сказать изнутри. Столько преимуществ! А ты в отчаянии, легионер.
Клод засмеялся. Ему стало весело — от выпитой рецины, от убедительных слов Жан-Поля и оттого, что он — легионер, а легионер для французского обывателя — страшнее черта.
— И верно — легионер! Тише, дети, легионер придет. Так, кажется, мамы пугают малышей. А мечтал — на адвоката.
— Возможно, и станешь.
— Знаете, друзья мои, что-то не хочется. Расхотелось.
Они шли по узкой мощеной улице. Во всех первых этажах были сплошь рестораны, и через большие оконные экраны, как в немом кино, виделось множество лиц, раскрасневшихся от еды, вина и тепла, жестикулирующие руки.
— Время, Клод, говорю тебе, — волшебник, чародей. Положись на него, и оно что-то подскажет.
Через несколько дней Джордж Крафт позвонил Клоду и назначил встречу на четвертом этаже Эйфелевой башни. Клод удивился столь необычному месту, выбранному американцем, и связался с Жан-Полем.
— Тебе обязательно сообщат важную весть, — сразу же поставил диагноз старый сыщик. — В такую скверную погоду да еще в будний день, когда на башне не бывает туристов, вы с Крафтом, гарантирую, окажетесь вдвоем на смотровой площадке четвертого этажа. Конспирация по-американски.
— Да, смахивает на тривиальный детектив: на Эйфелевой башне шепчутся две фигуры в плащах и шляпах, а кругом льет дождь и воет ветер.
Так и получилось. Моросил мелкий, как из пульверизатора, дождь. Порывы ветра срывали шляпу, поднимали вверх полы плаща. Во всем Париже не нашлось в тот день ни одного желающего, кроме них, полюбоваться панорамой города с птичьего полета.
Крафт взял Клода под руку.
— Итак, месье Сен-Бри, мы всесторонне изучили личность Локса — его характер, привычки, убеждения. Ключа к нему нет. Никакого! Образно говоря, сейф без замка — наглухо замурован, и некуда вставить ключ. Поэтому сейф надо взорвать.
Клод отстранился.
— В переводе на ясный язык, без ваших образных сравнений, значит… убить Локса?
— Нет. Убивать не надо. Хотелось бы создать такую ситуацию, при которой сейф сам взорвался бы и раскрылся. Понятно?
— Непонятно, месье Крафт.
— Сейчас поймете. Однако как здесь холодно и сыро.
— Вы же и выбрали это место.
— Потому что должен сказать секрет. Важный секрет. Здесь неуютно, но никто не подслушает.
Как бы желая убедиться, Крафт прошелся по площадке, повертел головой направо-налево, посмотрел вверх и вниз.
— Месье Сен-Бри, слушайте меня внимательно и пока не задавайте никаких вопросов. Итак, мы пришли к заключению, что подобру, по-хорошему Локса в нашу веру, как говорится, не обратить. Можно было бы от него отказаться вовсе и подыскать иную кандидатуру. Но, во-первых, это означало бы, что мы дезориентировали центр, включив Локса в список тех, на кого можно делать ставку — повлиять. Значит, мы здесь, в Париже, вроде бы не на высоте… В этом признаваться никто не хочет. Во-вторых, тут дело принципа. Да, Локс крепкий орешек. Но для того и есть американские спецслужбы с их неограниченными возможностями. К тому же и времени у нас нет снова просеивать депутатов и подбирать новую кандидатуру вместо Локса. Таково положение вещей. И вдруг в тупиковой ситуации, в какой оказались мы с вами, появляется новый элемент — Мэри Локс, дочь своего отца. Студентка, ей шестнадцать лет. Миловидна, общительна. Эдди Локс готов за нее отдать жизнь.
— Но не убеждения, месье Крафт. Это разные вещи. Я извиняюсь, что перебил вас.
— Нет, нет! Вы к месту сказали. Если он готов отдать жизнь, то отдаст и убеждения — они ведь ничто по сравнению с жизнью. Ни-что!
— Так что там с Мэри?
— Что с Мэри? В самом деле — что с Мэри?
Крафт, похоже, играл когда-то в домашнем или школьном театре и теперь вспомнил какую-то свою роль: сделал дурацкую физиономию, что должно было выражать крайнее удивление.
— Что случилось с Мэри Локс? А с Мэри Локс случилось вот что, месье Сен-Бри. Милая девочка отправилась на каникулы в Соединенные Штаты Америки. Сейчас это модно. Дети состоятельных родителей едут к нам, в Америку, чтобы своими глазами посмотреть на чудо, совершенное на диком континенте всего за двести лет. Поехала, а точнее, полетела, и Мэри. Примерно три, а может быть уже и четыре часа назад ступила она на американскую землю. Но бедная девочка сделала оплошность — недооценила бдительности наших властей и строгости законов. В ее багаже обнаружены наркотики. Героин, или, как его называют на жаргоне, «черный сахар». И Мэри попалась. Вот, собственно, и вся история.
— Ловко сработано.
— Да. Но мы с вами займемся другой стороной дела, месье Сен-Бри. Кто-то должен встретиться с Эдди Локсом, а этим «кто-то» пусть будете вы, и обрисовать положение фигур на шахматной доске событий. Любимая дочь европейского миллионера совершила преступление, намереваясь ввезти в Америку крупную партию наркотиков, и за это должна предстать перед судом. Естественно, Локс наймет самых знаменитых адвокатов. Все равно, месье Сен-Бри, силы неравные — Локсу не одолеть Центральное разведывательное управление. Мэри будут судить по всей, строгости закона, но… Есть одно «но», которое Локс должен хорошо усвоить. Но высшая власть страны может ходатайствовать перед правосудием о смягчении приговора. Дело реальное и законное. Однако возможное лишь в том случае, если Локс окажет услугу Америке. Тогда мы будем с ним квиты. В противном случае к иностранке Мэри Локс применят самый суровый параграф, дабы примерно наказать — в назидание другим.
— Локс знает об аресте дочери?
— Пока еще нет.
— Вы хотите, чтобы об этом сообщил я?
— Да. Поэтому и в прессу пока еще ничего не попало. Пусть узнает первым от вас.
— Нет, месье Крафт. Пусть Локс узнает столь неприятную весть из газет или по иным каналам, но не от меня. Пусть он выместит все свои нервные разряды на ком-то другом, но не на мне. Люди не любят тех, кто приносит дурные вести.
— Но мы уже так решили.
— Перерешите. Вы не учли психологический нюанс. Представьте, являюсь я к Локсу и объявляю, что его дочь задержана с контрабандой героина. Как реагирует барон? Бросается выяснять, спасать, влиять — одним словом, вызволять своего ребенка. И Локсу в тот момент нет дела до ваших комбинаций, ему не до сделки. А ведь я, по вашим расчетам, должен явиться к нему именно за тем, чтобы предложить сделку с собственной совестью. И главная задача моей миссии заранее обречена на непонимание, на провал. Нет, месье Крафт, я должен появиться как спасательный круг — тогда, когда Локс поймет, что бессилен. А сейчас, в переполох, я не могу лезть со своими, вернее, с вашими грязными предложениями.
