Джеффри Арчер - Воровская честь
Распаковав чемоданы и приняв душ, Ханна спустилась к хозяйке в гостиную. Миссис Рабин опять затараторила, почти не слушая ответов Ханны, которые той изредка удавалось вставлять.
— Не знаете ли вы, где здесь ближайший спортзал? — спросила Ханна.
— Мой муж должен быть с минуты на минуту, — ответила миссис Рабин.
В следующий момент, не дав её словесному потоку возобновиться, входная дверь распахнулась и в комнату влетел маленького роста мужчина с тёмными курчавыми волосами и ещё более тёмными глазами. Представившись и спросив, как она долетела, Питер Рабин не стал разводить речей, предполагающих, что Ханна приехала в Лондон, чтобы вкусить прелестей его жизни. Питер Рабин не задаёт ей никаких вопросов, быстро сделала вывод Ханна, поскольку понимает, что она не может дать на них правдивые ответы. Не зная подробностей её задания, а в этом у Ханны не было никаких сомнений, он, очевидно, понимал, что она оказалась в Лондоне не для развлечений.
Миссис Рабин, однако, не отпускала её до самой полуночи, вконец измотав свою гостью. Едва коснувшись головой подушки, Ханна мгновенно заснула и уже не слышала, как Питер Рабин объяснял своей жене на кухне, что в будущем их гостью надо оставить в покое.
Глава III
Шофёр заместителя посла осторожно вырулил из частного гаража ООН и повёл машину через тоннель Линкольна под Гудзоном в направлении Нью-Джерси. Несколько минут они с Аль-Обайди не произносили ни слова, пока шофёр то и дело погладывал в зеркало заднего вида. Выбравшись на шоссе, ведущее в Нью-Джерси, он подтвердил, что «хвоста» за ними не было.
— Хорошо. — Аль-Обайди наконец-то расслабился и стал фантазировать о том, как бы он поступил, если бы десять миллионов долларов вдруг стали его. Минутой раньше они проехали мимо отделения банка «Мидлантик», и теперь Аль-Обайди уже в тысячный раз подряд спрашивал себя, почему он не остановил машину и не положил деньги на вымышленное имя. К завтрашнему утру его бы здесь уже и след простыл, что уж точно заставило бы посла попотеть. А там, глядишь, пока бы его схватили, Саддама уже давно не было бы в живых и до него никому не осталось бы дела.
В глубине души Аль-Обайди никогда не допускал даже на секунду, что преступный план великого лидера может быть реализован. Он надеялся доложить в Багдад, выждав необходимое время, что для осуществления столь смелого замысла не нашлось ни одного достаточно надёжного и способного исполнителя. И тут в Нью-Йорк прилетел этот господин из Ливана…
Существовало две причины, по которым Аль-Обайди не мог притронуться ни к одному из долларов, которыми была набита сумка для гольфа, лежавшая рядом с ним на сиденье. Во-первых, это проживавшие в Багдаде в относительном комфорте его мать и младшая сестра, которые в случае внезапного исчезновения денег были бы арестованы, подвергнуты насилию и пыткам, а затем вздёрнуты на виселице по обвинению в пособничестве предателю. Это вовсе не означает, что Саддам нуждается в обвинении, когда ему нужно убить человека, тем более если он подозревает, что тот мог предать его лично.
Во-вторых, Аль-Обайди — который по пять раз на день падал на колени, обращался лицом к востоку и молил Аллаха, чтобы Саддам закончил как предатель, — не мог не видеть, что их великий сайеди уже пережил Горбачёва, Тэтчер и Буша.
С того самого момента, когда посол поручил ему это задание, Аль-Обайди принимал как должное, что Саддам мирно умрёт в своей постели, тогда как его собственные шансы выжить — любимое выражение босса — будут равны нулю. А теперь, когда деньги будут заплачены и Антонио Кавалли не выполнит своего обязательства, именно его, Аль-Обайди, вызовут под каким-нибудь благовидным предлогом в Багдад, арестуют, осудят «в порядке суммарного производства» и обвинят во всех смертных грехах. И все те прекрасные речи, которые разводил его профессор юриспруденции в Лондонском университете, окажутся построенными на песке.
Машина свернула с шоссе и направилась к центру Ньюарка, а мысли Аль-Обайди вернулись к тому, для чего были предназначены эти деньги. По всему было видно, что идея принадлежала самому президенту. Она была оригинальной, требовала дерзости, безрассудной смелости, железных нервов и изрядной доли везения. Аль-Обайди и теперь не поставил бы одного против ста, что она доберётся до старта, не говоря уж о финише. Правда, некоторые в госдепартаменте тоже ставили только один против ста, что Саддам переживёт операцию «Буря в пустыне». А если их великому сайеди удастся эта афёра, Соединённые Штаты будут выставлены на посмешище перед всем миром, а самому Саддаму будет уготовано место в арабской истории под стать Саладину[9].
Хотя Аль-Обайди уже проверял точное местонахождение здания, он приказал шофёру остановиться за два квартала до конечной точки своего путешествия. Гражданин Ирака, выгружающийся из огромного чёрного лимузина прямо перед банком, станет для Кавалли вполне достаточным предлогом, чтобы отменить сделку и прикарманить денежки. Когда машина остановилась, Аль-Обайди перелез через сумку для гольфа и выбрался на обочину. Хотя до банка оставалось сделать две сотни шагов, он относил их к тем частям пути, которые требовали просчитать опасность. Он огляделся по сторонам и, удовлетворённый результатом проверки, вытащил сумку для гольфа и взвалил её на плечо.
Заместитель посла чувствовал, что, должно быть, являет собой странное зрелище, вышагивая по проезду Мартина Лютера Кинга в костюме от Сакса и с сумкой для гольфа через плечо.
Несмотря на то, что весь путь занял всего две минуты, Аль-Обайди порядком взмок, пока добрался до входа в банк. Он поднялся по основательно изношенным ступеням, миновал вращающуюся дверь и оказался перед двумя вооружёнными типами, больше напоминавшими борцов сумо, чем банковских служащих. Они быстро провели его к поджидавшему лифту, двери которого моментально захлопнулись, как только он ступил внутрь и открылись уже в подвале.
На выходе из лифта Аль-Обайди оказался лицом к лицу с другим типом, покрупнее, чем два предыдущих. Громила кивнул и повёл его к двери в конце коридора. Когда он приблизился, дверь распахнулась, и Аль-Обайди оказался в помещении с огромным столом, за которым в ожидании его сидели двенадцать человек. Несмотря на строгую одежду и молчание, ни один из них не походил на банковского кассира. Дверь за ним захлопнулась, и он услышал, как в ней повернулся замок. Сидевший во главе стола встал и сказал:
— Доброе утро, господин Аль-Обайди. Полагаю, вы хотите сделать вклад на счёт одного из наших клиентов?
Заместитель посла кивнул и безмолвно передал ему сумку для гольфа. Тот не выказал никакого удивления. Он видел разные способы доставки ценностей: от крокодила до презерватива.
Удивление вызвал у него лишь вес сумки, когда он вскидывал её на стол, вытряхивал содержимое и распределял его между одиннадцатью сидевшими. Кассиры принялись стремительно пересчитывать деньги, выкладывая из них аккуратные пачки по десять тысяч. Никто не предложил Аль-Обайди сесть, так что все следующие сорок минут ему ничего не оставалось, как только стоять и наблюдать за их работой.
Когда подсчёт купюр подошёл к концу, старший казначей дважды пересчитал количество пачек. Ровно тысяча. Он улыбнулся, адресуя улыбку не Аль-Обайди, а деньгам, затем посмотрел в сторону араба и коротко кивнул, подтверждая, что человек из Багдада сделал свой первый взнос.
Сумка для гольфа была затем возвращена заместителю посла как не предусмотренная контрактом. Аль-Обайди почувствовал себя несколько глупо, повесив её через плечо. Старший казначей нажал кнопку под столом, и дверь открылась.
За ней стоял один из тех, кто встречал Аль-Обайди при входе в банк, чтобы теперь проводить его на выход. К тому моменту, когда заместитель посла оказался на улице, его провожатый уже исчез.
Вздохнув с огромным облегчением, Аль-Обайди пошёл назад к машине, которую оставил в двух кварталах от банка. Теперь он мог позволить себе маленькую улыбку, ведь он так профессионально провёл всю эту операцию. Посол, несомненно, будет доволен, узнав, что все прошло без сучка и задоринки. Он, конечно, припишет себе все заслуги, когда будет отправлять в Багдад сообщение о начале операции «Затишье в пустыне».
Аль-Обайди рухнул на тротуар раньше, чем успел сообразить, что произошло: сумка для гольфа была сдёрнута с его плеча так молниеносно, что он даже пальцем не успел пошевелить. Подняв глаза, он увидел двоих юнцов, убегающих по улице с его сумкой в руках.
А он никак не мог придумать, как ему избавиться от неё.
На следующее утро Тони Кавалли присоединился к отцу за завтраком в самом начале восьмого. Он вернулся в их каменный особняк на углу 75-й и Парковой вскоре после своего развода. Отойдя от дел, отец Тони большую часть времени посвящал своему извечному хобби коллекционера редких книг, рукописей и исторических документов. Он также провёл немало времени, передавая сыну свои знания адвоката, делая акцент на том, как избежать слишком долгой отсидки в одном из исправительных учреждений штата.
