Лев Гурский - Поставьте на черное
На подъезде к павильону номер один старик с сумкой на колесиках дисциплинированно свернул вправо, и я сумел рассмотреть его профиль. Дедок-книгофил все-таки оказался не похож на старика Новицкого, – вернее, сходство их ограничивалось затылками. Это открытие меня, как ни странно, слегка приободрило. В чертовщину я не верю, но нет никакой радости, если рядом по ярмарке станет бродить твоя ходячая совесть. И без напоминаний я ведь вину свою чувствую. Не приди я вчера… Нет, Яков Семенович, обо всем этом сейчас надобно забыть. Временно. Изводить себя раскаянием, когда тебя и без того могут запросто извести, – для сыщика есть недопустимая роскошь.
Я покаянно вздохнул и не стал сворачивать тоже вправо к будке кассы, куда устремлялись все порядочные люди. Слава Родин уже просветил меня, что для прессы здесь вход свободный. Стало быть, и для меня тоже. Мальчики-секьюрити в дверях без звука пропустили меня внутрь, увидев мои роскошные корреспондентские «корочки». Разве что не козырнули. Молодежь просто еще не привыкла к элементарной павлиньей уловке: самые красивые удостоверения – у журналистов самых маленьких газетенок. Такие документы одним своим видом вынуждают проверяльщиков встречать по одежке и ни в коем случае не заглядывать внутрь. В противном случае здешние секьюрити смогли бы узнать, например, что Я.С. Штерн с 1 января 1982 года по 31 декабря того же года являлся внештатным корреспондентом многотиражной газеты «Мясной гигант» – органа парткома и профкома Семипалатинского мясоконсервного комбината. Удостоверение, это чудо полиграфии, было подарено мне в свое время Костей Рублевым – шефом семипалатинского УГРО, – и из всех Костиных сувениров оказалось самым практичным. Кстати, теперь «Мясной гигант» расположен на территории другого государства – Казахстана. И будь мои «корочки» не просрочены, я мог бы требовать себе дополнительных льгот и привилегий. Как представитель иностранной прессы.
Сразу в вестибюле я имел удовольствие убедиться, что камуфляж мой работает на совесть. Совсем близко от меня пробежал хорошо знакомый литагент Андрюша Франкфурт под конвоем неумолимой Наты Пуховой из журнала «Буксвумен». И ни тот, ни другая меня не опознали. Равнодушно проплыл, тряся пышной шевелюрой, высокий и вальяжный Геннадий Савельевич Мокроусов, замдиректора «Олимпийца» – и тоже ноль внимания. Отлично. Скромно, но с достоинством, как и подобает солидному зарубежному журналисту, я влился в толпу возле информационного стенда и, щурясь, попытался отыскать координаты издательства «Тетрис». Однако информация располагалась здесь в каком угодно порядке, но только не в алфавитном. Любому иностранному шпиону проще было бы обойти весь павильон, чем мухой ползать с ручкой и блокнотом по вертикальной бумажной простыне и выискивать что-то конкретное. Ругнувшись про себя на зарубежном языке, я решил довериться фортуне и последовательно пропутешествовать от одной издательской ячейки к другой, из пункта А в пункт Г. По закону подлости «Тетрис» мог отыскаться лишь в самом конце пути, но и тогда я успевал. Главным было – не пропустить нужный бокс и писателя Жилина в нем, остальное – нюансы. Будем надеяться на лучшее. Ковер, расселенный между рядами боксов, и выкрашен как раз в нежный зеленый цвет, цвет надежды. Англичанин, ступив ногой на такое зеленое покрытие, вспомнил бы наверняка об английских газонах, которые великобританцы подстригают уже двести лет. Завсегдатаю Монте-Карло или Лас-Вегаса зелень ковровых дорожек напомнила бы об игорных залах в казино. У меня же в голове не возникло ничего иного, кроме школьного: «Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь…»
Проспрягать до конца я не успел. Где-то сбоку возбужденно крикнули: «О-о-о!» – и меня тут же выхватили из толпы фланирующих и втянули в один из ближайших боксов. Нападавший был дилетантом, и его захват оказался ничуть не крепче дружеских объятий. Уже через секунду я освободился, сорвал с плеча ремешок с футляром-битой и собрался пустить свое оружие в ход… К счастью, в последний момент я обратил внимание на физиономию моего нового врага. Та излучала вовсе не готовность к нападению, но какой-то даже неприличный щенячий восторг. Словно бы я был не Штерном, а упавшим с неба Диего Марадоной. А враг-дилетант – футбольным фанатом лет десяти от роду.
– О-о! – все с той же интонацией простонал мой визави, жадно разглядывая меня. Юному болельщику было лет под пятьдесят. Излишне волосатое дитя природы несло на своих покатых плечах пиджак, по расцветке похожий на мой собственный.
– О'кей! – ответил я на всякий случай, опуская руку с боевым фотоаппаратом. – Мир-дружба. Пожилой юниор расцвел.
– Хей, Джуд, – неожиданно запел он ужасным голосом, – донт мэйк ит бэд тэйк эсэд сонг энд мэйк ит бета…
Моих скромных познаний в английском хватило лишь на то, чтобы догадаться: бедняга принимает меня за какого-то Джуда.
– Ноу, – старательно замотал я головой. – Ноу. Вы ошиблись… – Я безуспешно попытался вспомнить, как по-английски будет «ошибаться». Но тут волосатый юниор сам перешел на русский.
– Есть обычай на Руси ночью слушать Би-би-си! – с блаженной улыбкой продекламировал он и осведомился: – Ну, как там в Лондоне?
– В Лондоне? – переспросил я, выигрывая пару секунд.
– А где же еще? – слегка удивился пожилой длинноволосик.
– В Лондоне туманно, – брякнул я, стараясь по возможности не выводить из себя этого психа. Если ему так не терпится, пусть получает свой прогноз погоды.
– Тума-а-анно, – с блаженной гримасой проблеял пожилой юниор. – Кайф!
Я по-прежнему не понимал, какого черта ему от меня нужно. В каждом безумии есть своя система, но здесь и системы никакой не было. Если этот тип отчего-то считает меня рок-звездой из-за бугра, то почему общается со мной по-русски? Явно клинический случай.
Дальнейший разговор с восторженным юниором только подтвердил мои опасения.
– Как журнал? – сверкая глазами, полюбопытствовал психованный длинноволосик. – Мартовский номер я еще видел, а вот апрельский…
Я неопределенно пожал плечами.
– Бабок не хватает? Сочувствую, – сразу догадался пожилой фанат и в знак солидарности скорбно поджал губы. – Наши тоже в яме, и Артем, и даже Костя, финансовый кризис. Артем поступился принципами и теперь своих раздевает, за рубли. А у Кости накрылся клевый перформанс – перекраска «Авроры» под оркестр МВД… Только один Стас на коне, потому что попсу гонит. Видели последний его выпуск?
– Не видел, – искренне признался я. В надежде, что теперь перезревший хиппи от меня отстает. Но вышло как раз наоборот.
– Презираете! – обрадовался пожилой фанат. – Я так и думал, просто нарочно спросил. И я тоже, тоже презираю. Мы все его презираем, вы не подумайте. Конечно, тусня вместо музыки, ничего больше. Пресный у него там на обложке, вот удивил! Ну, стриженый. Ну, под нолик. Дешевый трюк!
На всякий случай я изобразил на лице презрительную гримасу. Я в упор не знал ни пресных, ни соленых. Я понятия не имел, кто такие Костя и Стас и зачем перекрашивать «Аврору». Из всех московских Артемов мне был случайно известен всего один – режиссер Артем Кунадзе из театра «Вернисаж».
– О'кей, – проговорил я, одновременно озираясь. Больше всего мне хотелось свалить побыстрее из этого бокса. И так проходящие мимо граждане уже с интересом приглядывались к нам обоим. Только бенефиса мне тут не хватало! Для полного и окончательного счастья.
По случаю нашего совпадения во взглядах на загадочного Стаса пожилой юниор пришел уже в совершенный восторг. Глаза его сделались совсем безумными.
– Автограф дадите? – страстно пробормотал он. – Вот здесь, на стенке. Жена с ума сойдет от радости…
– Ноу, – строго ответил я. В мире и так переизбыток психов, не будем умножать этого количества. На одну семью хватит одного безумца. – Нельзя. Скьюз ми, я пошел. Дела. То есть бизнес. Я тут…
– Йес, – громким шепотом произнес фанат. – О-о, понимаю! Вы тут инкогнито… Я – никому, могила! Руку даю на отсечение…
С этими словами он стал озираться, словно бы искал в своем боксе бензопилу с целью немедленного отсечения. Пользуясь моментом, я бочком-бочком стал отступать и затем быстро выскочил из ячейки обратно на зеленый ковер. Еще мгновение – и пестрая ярмарочная толпа поглотила пестрого субъекта Штерна.
Интересно, – думал я на ходу, протискиваясь между гражданами, – за кого же этот тип меня принимал? За Луи Армстронга, что ли? Но тот как будто негр… Или это Поль Робсон – негр?… Да-а, с музыкальным образованием у меня как-то не очень хорошо. Большие пробелы, с детства.
Я снова замедлил шаг, чтобы в спешке не пропустить «Тетрис», и неторопливо прошел мимо яркого конфетного цвета бокса издательства «Гроссмэн», которое занимало сразу две ячейки, объединенные вместе. Слева на стендах тяжело громоздились огромные глянцевые фолианты, а справа в напряженных позах сидели человек десять охраны с дубинками в руках. На почтительном расстоянии от стеллажей кучковались ребятишки от пяти до пятнадцати, глазея на новенькие книги и вполголоса переговариваясь. Каждый из ребят, кто осмеливался подойти поближе, немедленно становился объектом пристального внимания охранников «Гроссмэна». На моих глазах какой-то чрезмерно любопытный малыш (по виду – еще дошкольник) рискнул приблизиться к стендам. Последовал грозный окрик: «Наза-ад!», от которого испуганное дитя втянуло головку в плечи и стремительно юркнуло обратно в толпу.
