Томас Гиффорд - Сокровища Рейха
Я допил пиво, потрясенный словами Кемпбелла: «Это кошмарные вещи…» Сделав последний глоток, я стал пробиваться к двери, проталкиваясь между сгрудившимися дюжими парнями, и вдруг чья-то рука схватила меня за локоть и чей-то голос произнес мое имя:
– Никак, мистер Купер… – Это был Макдональд, нервный попутчик мой по вчерашнему рейсу. Лицо у него раскраснелось, разгоряченное жарищей в зале, губки бантиком растянулись в улыбку. Глаза у него слезились, и он тер их кулачками, как малое дитя.
– Макдональд? – удивился я.
– Я смотрю, вы последовали моему совету. – Он весь сиял.
– Простите, не понял.
Макдональд говорил очень тихо. Все в нем было тихим и мягким, за исключением грубого пальто.
– Эта пивная… – сказал он, когда я наклонился, чтобы получше расслышать. – Именно ее я имел в виду, и вот вы тут. Первый вечер в Глазго, и мы снова встретились. Выпейте со мной кружку пива. Вы не оставите меня одного, правда ведь?
Я обливался потом. Он тоже. Зеркало позади бара стало влажным и тусклым. Лоб Макдональда блестел. Мы пробились к стойке, взяли по кружке пива. Я напрягал слух, чтобы разобрать его слова: похоже, он говорил о страховании, о своих клиентах за сегодняшний день.
– А как у вас дела? – Он ослабил галстук.
– Нормально, все нормально.
Он поднял кружку:
– Ну, за удачу!
Мы выпили, он улыбнулся:
– Но как вы нашли пивную-то, вот чудеса?! Она вроде бы в стороне от проторенных путей.
– Приятель один привел меня сюда.
– Этот рыженький? Похожий на обезьянку?
– Он самый.
– Ну, тогда понятно. Хороший приятель, коль привел вас в это место. Мне даже запах здесь нравится, – болтал он не умолкая.
Мы осушили еще по кружке, буквально утопая в поту. Наконец Макдональд пожелал мне спокойной ночи, выразив надежду, что мы снова встретимся, поскольку бог троицу любит и все такое…
Дождь перешел в снег, движение на улицах замедлилось, и поэтому я опоздал к Кемпбеллу. Водитель такси с недоумением хмыкнул: «Горбалс, надо же…» Он отъехал от тротуара, и мы сразу же попали в небольшую дорожную пробку. Колеса буксовали на подмерзшей влажной мостовой. В одном месте под странным углом к тротуару стояли две машины, обе с помятыми крыльями. Мой водитель молча взирал на возникшее перед нами препятствие со свойственным только шотландцам сумрачно-серьезным выражением.
Нас окутал мрак. За густой снежной пеленой здания казались сплошной темной глыбой.
– У меня встреча… – начал было я. В горле першило от резкой перемены погоды, тяжестью навалилась разница во времени. Я устал и продрог, от выпитого пива во рту оставался неприятный прогорклый привкус.
– Ну да, у вас встреча, а какое сейчас движение, вы не видите? – сказал таксист.
Я откинулся на сиденье и замолк.
Дом, который я искал, ничем не отличался от всех остальных. Я стоял на тротуаре, пока такси не скрылось из виду, и чувствовал себя страшно одиноким. Было совсем темно. В тусклом сиянии единственного фонаря в конце улицы снег висел, точно огромная шаль с блестками. Место было неприветливым, мрачным. Снегопад скрадывал звуки моих шагов. Стало еще холоднее.
Я увидел низкую арку, в стороне – две ступеньки, ведущие в парадное, где пахло мочой, отбросами и бедностью. Где-то монотонно капала вода. Во дворе неясно вырисовывались причудливой формы короткие тени. Я открыл дверь. Покоробившаяся от времени, со ржавыми петлями, она отчаянно взвизгнула. Я шагнул внутрь. Жуткая тишина. Под самым потолком посреди коридора на обтрепанном шнуре болталась одна-единственная голая, без плафона, лампочка. Она закачалась от сквозняка, когда я вошел, и от ее тусклого света по стене запрыгала моя громадная тень.
– Поднимайтесь наверх, – послышался голос Кемпбелла.
От холодного пота тело у меня стало липким, в левом боку, прямо под сердцем, кололо. Глаза пекло, будто у меня жар.
Я стал продвигаться в полумраке коридора к лестнице. Кто жил в такой дыре? Послышался шепот, потом снова наступила тишина. Затем прерывисто загудела автомашина, раздалось жалобное мяуканье кошки, пробиравшейся по свежевыпавшему снегу. Пахло кухней и пивом. Я начал карабкаться по лестнице, злобно скрипевшей под ногами.
Когда я достиг верхней лестничной клетки, дверь в конце полуосвещенного коридора с треском распахнулась и, наполовину скрытая в тени, появилась низенькая фигурка Алистера Кемпбелла с приветственно вскинутой рукой. Помахав в ответ, я сделал шаг навстречу ему.
И вдруг Кемпбелл начал медленно оседать, сползать вниз, цепляясь за стену, точно за крутые выступы утеса. Я остановился. Он резко рванулся вперед и оказался под светом лампочки, и тут я увидел, что его руки покрыты чем-то красным и оставляют на стене след. Кемпбелл походил на раненого, истекающего кровью зверька, пядь за пядью ползущего к спасительной норе.
У меня перехватило дыхание. Колени и бедра обмякли. В тишине слышалось его хриплое, с присвистом, дыхание. Макинтош спереди намок от крови. Глаза невидяще глядели сквозь меня, уже потускневшие, утратившие живой блеск.
– С-с-стейнз… – с невероятным усилием выдавил он. – Найди с-с-стейнз…[8]
Из мрака лестничной площадки в дальнем конце коридора появилась чья-то расплывчатая фигура, поднялась рука, раздался всасывающий звук, еще один, еще… Алистер Кемпбелл судорожно дернулся вперед, мокрой красной рукой дотянулся до моего плаща, ухватился за пояс, сжал его пальцами. На спине его макинтоша зияли две рваные дыры. Снова послышался всасывающий звук, что-то ударилось в стену рядом со мной, и на меня посыпалась штукатурка, запорошив глаза мелкой пылью.
Я попятился назад, оступился, потерял равновесие, и Алистер Кемпбелл, не успев отпустить мой пояс, повалился вместе со мной, прикрыв меня собой. Всасывающий звук опять повторился, я почувствовал на своей руке струю горячего воздуха, в то время как стремительно катился по ступенькам вниз в темноту.
Судя по звукам, человек в коридоре наверху пытался пробраться мимо тела Кемпбелла, распростертого поперек узкой лестницы. В то время как я с трудом поднимался, дверь в нескольких футах от меня приоткрылась, из нее выглянул какой-то человек, небритый, в грязной нижней рубашке, и велел мне убираться ко всем чертям. Я пробежал по коридору, нырнул через дверь в подъезд, повернул в противоположную от улицы сторону и помчался во двор.
Я слышал, как стрелявший прогромыхал вниз по лестнице и ринулся по коридору. Он гнался за мной. Содержание адреналина в моей крови повысилось, сердце колотилось с перебоями, в боку болело.
Причудливые тени во дворе оказались брошенным старым разбитым автомобилем, проржавевшим остовом грузовика с кузовом без бортов, грудой ободов колес и скопищем мусорных бачков. Я бросился в середину этой свалки, ощутив, как резанул по щеке острый конец проволоки. На лицо мне падал мокрый снег. Дул ветер. Я старался двигаться бесшумно: вот уже в третий раз они пытались убить меня.
Осторожно пробираясь за грузовиком, я слышал, как мой преследователь выбежал из подъезда и остановился в нерешительности. Опустившись на колени, я, глядя между колес грузовика, увидел его ноги. Наконец он повернулся и зашагал в сторону улицы. Я сидел скорчившись, выжидая. Он больше не появлялся. Тогда в поисках выхода я потихоньку двинулся назад, мимо наваленных колес и бачков для мусора. Открыл какую-то железную дверь и очутился в темном, едва освещенном проходе, где на полу из глины и гравия стояли лужи воды. Неожиданно в другом конце коридора распахнулась разбитая деревянная дверь, и в проеме в свете фонаря блеснули дождевые капли. В воздухе пахло бензином и машинным маслом.
Я проскользнул через эту дверь и снова оказался в реальном мире: мокрая мостовая, шумные подростки на углу улицы, оглашавшие ее мерзкой руганью. Я двинулся в обратном направлении. Лицо горело от боли. Мне все еще слышался всасывающий звук выстрела и слова: «Стейнз… стейнз…» Это были последние слова Алистера Кемпбелла, в то время как он падал, оставляя на стене и на моем плаще пятна крови. Я стер со скулы холодную дождевую влагу, потрогал порез на щеке. Волосы спереди были мокрыми и липкими. Я натянул на самый лоб свою кепку, стряхнул с лица крошки штукатурки.
Дважды мне пришлось спрашивать дорогу. Я шел пешком, и мне потребовалось немало времени, чтобы добраться до вокзала. По пути встретилось несколько свободных такси, но я даже не пытался их остановить, продвигался зигзагами, неумело пытаясь сбить со следа воображаемых преследователей. Но за мной, по всей видимости, никто не гнался. И на этот раз они сработали плохо.
До вокзала я добрался в начале двенадцатого. Взял чемодан из камеры хранения и прошел в туалет, преодолевая слабость в коленях и головокружение. Глаза невыносимо щипало от штукатурной пыли. Голова разболелась. Из зеркала над умывальником на меня глянуло мое собственное отражение, словно из серии неумелых, ужасно выполненных, искажающих личность фотографий: изможденный, измученный, со смертельно бледным лицом. Кепка прилипла к коже, и, когда я отодрал ее, выяснилось, что, очевидно, одна из пуль слегка задела голову, тогда как мне показалось, что это всего лишь очередная струя горячего воздуха от выстрела. Боже! На этот раз они были почти у цели… Сырой, еще только начинавший образовываться струп прилип к шелковой подкладке и отошел вместе с ней, и сквозь волосы начала течь кровь. Я промокал ее туалетной бумагой, моля Бога, чтобы никто в эту минуту не вошел в туалет и не застал меня за этим занятием.
