Михаил Попов - Кто хочет стать президентом?
Андрей Андреевич спокойно переждал взрыв народной поддержки и продолжил:
– Но я о другом. Чтобы моя мысль была понятна, расскажу две истории. Одна случилась со мной, другая с моим хорошим знакомым. В 2002 году в дни чемпионата мира по футболу бежит он домой, опаздывая к началу игры с Японией, пробегает мимо пятиэтажки, которая как раз взрывается восторженными криками. Ура, думает мой приятель, наши забили. Включает дома телевизор и узнает, что забили нам. А после узнает, что большинство жителей той пятиэтажки – выходцы из Закавказья. Они до такой степени ненавидят Россию, что не могут сдержать радостных эмоций при виде ее хотя бы спортивного унижения.
По студии прошла волна недовольного гудения. Но на сей раз было понятно, что публика недовольна именно азербайджанскими болельщиками.
– Теперь история со мной. Девятого мая, несколько лет назад, зашел я в магазин. Был как раз час салюта. Салютующая машина стояла неподалеку в парке. Грохот стоял страшный. Торгующий в магазине, кажется, азербайджанец успокаивал маленького испуганного внука. Увидев меня, он не сдержался и выразился в том смысле, что сколько, мол, можно грохотать, победа эта была так давно, пора и успокоиться. Так вот я скажу и тем антироссийским болельщикам, и заботливому дедушке: приезжайте к нам, Россия большая, Россия щедрая, работы хватит на всех, но извольте уважать не только наши законы, но и нашу культуру, движения нашей национальной души.
– Трудно поверить, что вы сами ходите по магазинам, – влезла сбоку Соловьева, однако укол у нее получился не болезненный, аудитория пережевывала услышанное, и никакими репликами ее было не смутить.
Дверь перед носом Нины захлопнулась.
– А теперь поговорим о Чечне, – последнее, что она услышала. Полезла за сигаретами. Отбросила сигарету и вытащила из кармана телефон.
– Кирилл, нам надо поговорить.
Глава двадцать девятая
Битва в «Каменном цветке»
г. Калинов
Варвара Борисовна Дерябкина была довольна собой. Она сделала правильный выбор. Можно было вежливо отделаться от этих подозрительных американок, отстоять тихую затхлую гавань своей студии от проникновения слишком ярких иностранных яхт, но она решила рискнуть и все больше убеждалась в том, что поступила правильно. Финансовые выгоды превзошли не только ее ожидания, но и вожделения. Рукопись третьего выпуска альманаха была уже в типографии. Директор согласился взять ее, несмотря на то что в последнее время типографские машины были перегружены заказами на печатание предвыборной макулатуры и этикеток местного ликеро-водочного завода. Американские деньги сработали на уральскую культуру. Кроме того, Лайма и Джоан оказались на редкость смирными гостьями. Они почти безвылазно сидели в квартире племянника, а когда выходили на улицу, старались одеться так, чтобы не привлекать лишнего внимания. Никаких бытовых требований не предъявляли – Варвара Борисовна сама притащила им электрический обогреватель на случай, если вдруг по калиновскому обыкновению отрубится в доме горячее водоснабжение.
Со своей стороны, крупнейшая писательница района тоже хорошо потрудилась. Пользуясь многочисленными, наработанными за десятилетия служения калиновской культуре контактами, она закинула с помощью одного лишь стационарного телефона незаметную, но хорошо сплетенную сеть в среду мыслящей местной интеллигенции и без широкого печатного оповещения общественности (против чего американки протестовали, считая, что на тайные сборища россияне ходят активнее, чем на с размахом объявленные) организовала шикарную явку на семинары своей студии.
После первого заседания, на котором «кворум» был еще жидковат, но которое закончилось щедрым чаепитием, включавшим в себя и неограниченное количество горячительных напитков, отбоя от желающих поучаствовать в «диалоге континентов» не было. Стареющие преподаватели политехникума и филиала пермского пединститута выгребали со дна семейных сундуков потертые общие тетради с заветными проектами и мыслями, юные «ботаники» отрывались от соски Интернета, чтобы потусоваться на халяву на «нехилой хазе», как выразился один из первооткрывателей, почти случайно забредший туда на огонек.
Кадровые студийцы тоже регулярно собирались, хотя и сразу поняли, что иностранных спонсорш не интересует скорбно-патриотическая лирика на тему умирающей русской деревни, разоренных храмов и старушек, поджидающих смерти подле своих избушек. А потребно им то, что всего правильнее было бы называть футурологией пополам с «другой наукой» и что литературные аборигены между собой не без легкого пренебрежения именовали для простоты «фантастикой».
Были, конечно, и неприятные моменты, небольшие скандалы. Один из активистов-краеведов встал как-то прямо посреди заседания и, обозвав все происходящее «интеллектуальным развратом», удалился.
Посещали заседания и конкуренты в борьбе за калиновский Олимп – Тальберг и Божко. Варвара Борисовна отдавала себе отчет в том, что пришли они не с целью влиться в ее студию, а всего лишь для того, чтобы поглазеть на американок. Причем оба выдержали паузу: то ли до них поздно добралась информация, то ли они так долго боролись с любопытством. Первый появился на четвертом семинаре, второй – на пятом. Описанные ниже события произошли на шестом.
Обстановка была приподнятая.
Аншлаг.
Заняты не только ряды стульев у стен, но и все свободное пространство – с помощью принесенных из дому складных матерчатых стульев и треугольных табуреток.
Жарко. От размякших в духоте шуб и пальто поднимается концентрированный запах человечины. Ни Лайма, ни Джоан не подавали вида, что их это как-то особенно коробит и донимает. Лайме, кажется, действительно было все равно, а Джоан брала с нее пример. Единственное, о чем было попрошено в самом начале, – не курить в помещении. Обе гостьи вместе с Варварой Борисовной составляли президиум, сидя за столом руководительницы. Лайма была в потертом джинсовом костюме и черной водолазке. Единственное, что выдавало в ней иностранку, – загар. Джоан надела шерстяное клетчатое платье и бежевый свитер. Ее иноземность была более очевидной: рыжая копна волос, милая улыбка, ненормально здоровые зубы. Лайма уже научилась держать рот в сложенном состоянии, чтобы не раздражать собеседников, и глаза ее щурились оценивающе-внимательно, как у пограничницы в аэропорту. Джоан смотрела вокруг себя хотя и осторожно, но с не до конца преодоленной симпатией к роду человеческому. Шел второй час мероприятия.
Слушали доклад высокой и очень худой девушки по имени Надежда – преподавательницы музыкальной школы. Доклад ее посвящался «новым открытиям в эсхатологии». Несмотря на всю интеллектуальную неловкость названия, в нем была своя диковатая новизна. Надежда настаивала на том, что конец света будет не на Земле и что все происходящие в людской среде процессы направлены исключительно на сепарацию двух главных фракций рода человеческого – тех, кто остается, и тех, кто улетает. Главные смысловые оппозиции нашей культуры свидетельствуют, что это происходило всегда и со всеми народами: модернизм – консерватизм, западники – почвенники, кочевники – земледельцы, «золотой миллиард» – остальное человечеств…
Вот как раз на «золотом миллиарде» отворилась дверь, и в помещение вошел не один из выбегавших подышать дымком курильщиков, а довольно высокий мужчина лет тридцати пяти, в камуфляже, с благородным овалом лица и сумасшедшим синим взглядом. Он прислонился к косяку и внимательно оглядел зал, словно пытаясь прямо сейчас определить, кто из собравшихся будет включен в «золотой миллиард», а кто нет.
На появление столь незаурядного мужчины женщины отреагировали по-разному.
Докладчица не обратила на него никакого внимания, она была слишком занята своим выступлением и боялась сбиться.
Варвара Борисовна и Лайма явно напряглись. Женщины хоть и с разным опытом, но обе бывалые, они почуяли в нем ходячую неприятность. Глядели в его сторону с натянутыми улыбками и занимались сходными вещами: Варвара Борисовна прикидывала, а Лайма старалась спрогнозировать, какого рода будет эта неприятность.
Джоан же просто распахнула пошире свои тоже в высшей степени незаурядные очи и остолбенела. Такой вот классический случай – возникновение ненормального интереса к только что увиденному существу противоположного пола.
Елагин тоже остановился взглядом на ней. Сначала просто потому, что она была самым ярким пятном в тускловатой атмосфере собрания. От нестерпимого интеллектуального напряжения эта атмосфера сделалась еще мутнее, мощные мысли, как сигаретный дым, плавали под потолком.
Докладчица продолжала пискляво настаивать на том, что ею сделано открытие, и не простое, а глобальное, и не просто глобальное, но и совершенно оригинальное.
