Валентина Мальцева - КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1
— И вы верите, что такое возможно?
— А почему нет? — Паулина развела руками. — Если бы я прочла твою историю без последней страницы, то без тени колебания поставила все свои деньги и акции — а я очень скупа и осторожна, Валя! — на то, что ее главная героиня давно уже на небесах. Но ты ведь жива, Валентина! Мало того, у тебя даже хватает ума говорить не о том, как бы спасти собственную шкуру, а о любви…
— Ум здесь как раз-таки ни при чем, — пробормотала я.
— Ты веришь в судьбу?
— Как и всякая женщина.
— Тогда выбирай…
Сразу же после того как Уолш в общих чертах объяснил мне суть дела, я знала, что соглашусь. И они, конечно же, тоже это знали. А слушала, разговаривала, спорила только потому, что бездумно и наивно оттягивала самый неприятный момент — оглашение реальной цены, в которую мне обойдется очередной бесплатный завтрак.
— Мы закончили, Генри, — проворковала по-английски Паулина.
— Отлично! — Уолш, который так и простоял все время, пока Паулина меня обрабатывала, опустился в кресло и вытащил новую сигару. — Я слушаю вас, Вэл.
Странно, но в тот момент я почему-то не могла выдавить из себя два слова: «Я согласна». Что-то мне мешало. То ли врожденное чувство противоречия, то ли тривиальный страх. Ужасные одиннадцать дней, проведенные в отеле «Мэриотт», вдруг показались мне безмятежным, ласковым сном, который оборвется в самом неподходящем месте, стоит мне только произнести два этих проклятых слова.
— Вас что-то смущает, Вэл? — негромко поинтересовался Уолш.
— Напоминает лотерею. Выиграю — приобрету страшную головную боль, проиграю — и никогда уже не узнаю, что это такое. Все так просто: нет головы — нет боли…
— Думаю, вы несколько преувеличиваете, — заметил Уолш.
— Два условия, прежде чем я соглашусь… — Я тряхнула головой, отгоняя сладостное видение широкой кровати в отеле, на которой я провела, как только что выяснилось, самые безмятежные одиннадцать дней за последние четыре месяца. — Я заранее отказываюсь, если мне придется кого-нибудь убить или, помимо своей воли, лечь с кем-нибудь в постель. Это исключено.
— Принимается, — кивнул Уолш, — Еще что-нибудь?
— Это все.
Уолш встал, сделал несколько шагов к камину, взял с полки лист бумаги, вернулся к журнальному столику и аккуратно положил его передо мной:
— Вам надо подписать это, Вэл.
— Помнится, тогда, в Буэнос-Айресе, я уже подписывала одну бумагу, — проворчала я, вчитываясь в текст, составленный по-русски. — Вы еще большие бюрократы, чем русские.
— Вы льстите американцам, Вэл, — улыбнулся Уолш. — В бюрократизме и в балете с русскими конкурировать совершенно бессмысленно. Вы прочли?
— Да.
— Стало быть, отвечать на вашу критику уже не стоит, так?
— Д-Да.
— Вы уловили разницу в документе, который подписали несколько месяцев назад, и той бумагой, под которой вам нужно будет подписаться сейчас?
— К сожалению, да.
— Ни один человек, — Уолш предостерегающе воздел указательный палец, — повторяю, ни один человек на свете не должен знать, что вы не то что подписывали — видели такой документ! Вы обратили внимание на верхнюю строчку?
— Да, Генри.
— Повторите вслух, что там написано, — приказал Уолш.
— «Составлено в одном экземпляре. Имеет силу только оригинал, — глухо прочитала я. — Копии недействительны».
— Надеюсь, вы догадались, чья подпись стоит под этим документом?
— Да. Подпись вашего президента.
— Верно, — Уолш выглядел в этот момент очень торжественно, словно собирался вручить мне орден. — Самая обычная логика может подсказать вам, Вэл, что никогда, ни в какой инстанции, такой документ не может быть использован против вас. Слишком много значит первая подпись. Следовательно, как только вы завершите свое дело, эта бумага будет немедленно уничтожена. Без следа! Соединенные Штаты Америки не имеют никаких претензий к Валентине Мальцевой, а Валентина Мальцева, в свою очередь, не имеет никаких претензий к Соединенным Штатам Америки.
— Вам не кажется, Генри, что, подписывая подобные документы, я становлюсь слишком важной персоной, чтобы жить потом как нормальный человек?
— Кроме президента, эту бумагу читали директор ЦРУ, Паулина, которая будет работать с вами, и я, непосредственно отвечающий за эту операцию. Стало быть, до тех пор, пока вы не начнете болтать на каждом углу о своих знакомых и характере занятий в период с февраля по март 1978 года, вам угрожают только обычные человеческие напасти. Насморк, например.
— А теперь объясните мне, господин Уолш, что я должна сделать на сей раз? Стать личным референтом Суслова? Эмигрировать в Израиль? Выкрасть Луиса Корвалана? Сорвать московские Олимпийские игры?
— У вас будет очень сложное и крайне опасное задание…
Я напряглась.
— Вам, Вэл, надо будет обязательно встретиться и поговорить по душам с вашим крестным отцом.
— Я не крещенная, Генри.
— Не скромничайте, красавица, — губы Уолша плотно сжались, он был совершенно серьезен. — Вы прошли этот ритуальный обряд в сентябре 1977 года в известном вам здании на площади Дзержинского в городе Москве. И крестил вас человек по имени Юрий Владимирович Андропов…
И я с ужасом почувствовала, как медленно, а со стороны должно быть очень смешно, отвисает моя челюсть. Я хотела подпереть подбородок ладонью, но руки, ставшие враз тяжелыми, как бетонные блоки, уже не подчинялись приказам головного мозга…
12. МОСКВА — БУДАПЕШТ. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ АЭРОПОРТ ВНУКОВО-Н
Март 1978 года
— Честно говоря, Юрий Владимирович, мне что-то не по душе эта поездка… — Генерал Юлий Воронцов, в изящной черной шляпе с широкими полями и расстегнутом черном пальто, из-под которого выглядывал ворот совершенно неприемлемый для партийных функционеров вишневой «водолазки» из тонкого кашемира, больше напоминал профессионального киноактера, направляющегося на юг для съемок в очередном фильме, а не начальника Первого главного управления КГБ СССР. — К чему такая срочность? Что там стряслось в Будапеште, что потребовалось именно ваше присутствие?
Андропов, рассеянно наблюдавший сквозь идеально вымытый стеклянный витраж «депутатского» отсека аэропорта на безликих мужчин в синих спецовках, сновавших вокруг оборудованного специально для членов и кандидатов в члены Политбюро «Ту-134», на котором ему предстояло лететь в Будапешт, молча пожал плечами.
— Может быть, я все-таки полечу с вами, Юрий Владимирович?
— Не стоит… — Андропов полуобернулся и поправил очки на переносице. — Часам к десяти-одиннадцати вечера я вернусь. И не забудьте, Юлий Александрович: меня интересует генерал Цвигун. Не спускайте с него глаз! Обо всех его перемещениях, встречах, разговорах докладывать лично мне…
— Вы допускаете, что он?.. — Воронцов запнулся, подыскивая точно слово.
— Эта поездка никем не планировалась, — обронил Андропов как бы вскользь. — Следовательно, кому-то, возможно, очень понадобилось удалить меня из Москвы на некоторое время. Это все.
— Я понял вас, Юрий Владимирович.
— Если будет возможность, позвоню из Будапешта. Случится что-то непредвиденное — найдете меня через секретариат Кадара. Будьте все время у себя, Юлий Александрович…
Воронцов молча кивнул и надвинул шляпу на глаза.
Моложавый летчик в форменной синей шинели ГВФ и каракулевой ушанке подошел к Андропову и лихо козырнул:
— Можем лететь, товарищ Андропов!
Повернувшись к Воронцову Андропов тихо повторил:
«Будьте все время у себя», и, не попрощавшись, направился к самолету вслед за командиром…
Ровно через три часа «Ту-134» приземлился в Будапеште. Черный «мерседес-220» с синими шторками на окнах стоял в нескольких метрах от трапа. На некотором удалении от «мерседеса» расположились трое «Жигулей» с охраной. У трапа председателя КГБ встречал Атилла Хорват.
— С благополучным прибытием, Юрий Владимирович! — Атилла протянул высокому гостю руку. — Моя фамилия Атилла Хорват, я заведующий отделом административных органов ЦК ВСРП. Товарищ Янош Кадар поручил мне встретить вас…
