Станислав Рем - Переведи меня через Майдан...
1 октября Кэт Богун — Козаченко заявила о том, что, якобы, собирается поменять привилегии гражданина США на скромный украинский паспорт. Однако, со сменой гражданства Богун — Козаченко не удастся избавиться от таких сторон её жизни, как членство в ультранационалистических организациях и работе в госдепартаменте США.
Газета «Коммунист Украины», 3 октября, 200… год»
* * *— Вызывали, Владимир Николаевич?
Руководитель областного управления СБУ генерал Новокшёнов вытянулся перед своим протеже.
Яценко оторвался от бумаг:
— Присядь. Дело есть.
Владимир Николаевич посмотрел на старинные, башенные часы, стоявшие в дальнем углу кабинета:
— С минуты на минуту будет Резниченко. Обговорим всё детально. Имеются кое-какие мыслишки.
— Понял. — отозвался новоиспечённый генерал, пришедший на новый пост вместе с премьером из Донецкой области и перепрыгнувший, по карьерному росту, одну звёздочку тоже благодаря «патрону».
Премьер рассортировал на столе бумаги по уровню срочности и поднял взгляд на собеседника.
— Ладно, пока он добирается, слушай. Имеется одна идея. Довольно любопытная. — премьер явно раздумывал над тем, продолжать мысль, или нет. Несколько минут. Новокшёнов терпеливо ждал. Наконец, Владимир Николаевич продолжил. — А что если и мне стать пострадавшим?
— То есть? — генерал с удивлением вскинул брови. — Как это?
— Как Козаченко.
— Отравиться, что ли?
— Зачем? Как говорил Владимир Ильич: мы пойдём другим путём. Организуем нападение. В толпе. Среди массы людей.
— Покушение на убийство? — Новокшёнов скептично покачал головой. — Конечно, круто, но очень много времени уйдёт на подготовку. Сами понимаете: подготовить снайперов, произвести расчёты. Опять же, спецназ задействовать…
— Да нет, — отмахнулся Яценко, — идея другого плана. — премьер поднялся с кресла и принялся мерить кабинет широкими, упругими шагами. — Я, в скором времени, собираюсь совершить поездку по Львовской и Ивано — Франковской областям. Слышал?
— Естественно. Только не могу понять, зачем? — недоумению подчинённого не было границ. — Вас там не воспринимают. И та, и другая области зона влияния Козаченко и Цибулько. К чему туда соваться?
— В том суть идеи и состоит! Делать мне там действительно нечего. Но, западная Украина поможет отработать мне Восток и Юг.
— Каким образом?
— Неприятием. — Яценко облокотился о подоконник. — Я ведь приеду к «западенцам», можно сказать, с открытой душой. Со всем сердцем. А они в меня плевком. И желательно, чтобы в тот плевок был завёрнут камушек. Теперь дошло?
— Судебный процесс. — начал догадываться Кочергин.
— Ни в коем случае. — усмехнулся премьер. — Наоборот: всё простить. Никаких последствий. Все на свободе.
Кочергин хмыкнул:
— Грамотно. Однако, камень на то он и камень. — Новокшёнов провёл указательным пальцем по переносице. — А если промажет? Или, не дай бог, в голову?
— И что? Забыл, откуда я родом? За мою башку не беспокойся. Она столько пережила, тебе и не снилось. А кровь даже не помешает. Пусть видят, за что пострадал их премьер. Как тебе мой план?
— В целом осуществим. Только встаёт одна проблема. Как быть со службой безопасности? Потом ведь на меня всех собак натравят. Если не будет существенной поддержки, я — против.
— А тебя никто и не спрашивает, «за» ты, или «против». — Яценко встал, тем самым давая понять, что, так и не дождавшись Резниченко, самостоятельно принял решение, а значит, беседа подошла к концу. — Дорасти сначала. Или думаешь, мне просто так давалось твоё продвижение по службе? Всё, решено. Моя задумка тебе понятна, остаётся отработать детали. Вот ими и займись.
* * *Огонь в камине почему-то не грел, хотя хозяйка дома расположилась в кресле рядом с ним. Или это казалось, что не грел. В последние дни все чувства сместились. Точнее, произошла самооценка. Катерина Викторовна Богун — Козаченко задумчиво смотрела на пламя. И одна мысль не давала ей покоя: а стоило ли то, чем сейчас занимался её супруг, победы? Там, за океаном, всё намного проще. По крайней мере, есть уверенность в будущем. А здесь? Её отец, украинец, после окончания войны, после освобождения из плена, решил остаться на западной территории Германии, оккупированной американскими войсками. Вскоре после войны перебрался в Штаты. Женился на такой же беженке Советов. Скучал по родине. Но чтобы вернуться? Такого у него и в мыслях не было. Говорил, Сталин пленения не простит. Так оно бы и было. Об этом она узнала из университетских программ. И не только из них…
Дома родные говорили только на украинском языке. Катя, или как её называли в колледже, Кэт, посещала вместе с родителями католическую церковь. С детства слышала от отца всё хорошее о её прародине, и всё плохое об её руководителях — коммунистах. Потому, ничего не было удивительного в том, что когда Кэт перешла старший, последний курс, активно начала заниматься в «Спилке молоди Украины». Как смеялся их руководитель, Гарри Доровиц: американский аналог советскому комсомолу. После колледжа университет, работа в госдепартаменте, поездки в Киев, на историческую родину. Отец радовался за неё и завидовал. А она не понимала: почему? По сравнению с родным Чикаго Киев казался большой, недоразвитой деревней. У большинства женщин наблюдалась странная, отличительная от американок черта: при поездках в метро надевать самые дорогие наряды и украшения. Тем самым, привлекая к себе уголовные элементы. Впрочем, и сами женщины не шли ни в какое сравнение с американскими. Какие-то хмурые, злые, старые… Это было в восемьдесят девятом году. С тех пор мало что изменилось. Да оно и не может поменяться, если те же самые «women» хотят выбрать президентом не её мужа, а малообразованного мужика Яценко. Женщина нервно рассмеялась. Вспомнила, как супруг во время ужина, рассказывая о том, как премьер, имея научную степень экономиста, оказался безграмотным человеком, и в анкете кандидата на пост президента, которую обязательно следует заполнить лично, написал «проффесор», допустив две грамматические ошибки. Козаченко показывал в лицах выражение физиономий комиссии, которая принимала анкету, а после заливисто хохотал. А для неё был непонятен его смех. Что может быть смешного в том, что недалёкий, необразованный человек собирается руководить государством? Что может быть смешного в том, что над страной в пятьдесят миллионов человек встанет недоумок, с примитивным воспитанием, и не менее сложным строением головного мозга?
Катерина Викторовна укрыла ноги пледом. Воспоминания сплошным потоком хлынули в её сознание.
В семидесятых, когда она в первый раз прилетела в Киев, первое, что её потрясло, были очереди. Люди стояли в очередях за всем. За колбасой и мясом. За колготками и туалетной бумагой. За мебелью, и за росписью в загсе. Всё, на что только можно было придумать очередь, она была. С тех пор, конечно, кое-что изменилось. Пропали столпотворения в продуктовых магазинах, в автосалонах, и во многом благодаря её мужу. Но этого, почему — то, никто не замечает. Или не хочет замечать. Даже наоборот, все стремятся вернуться в ту глухую, жестокую действительность, которая их унижала и давила.
Вспомнилось, как она познакомилась с Андреем. Кэт возвращалась в Америку, а он летел в Нью-Йорк в командировку. Андрей, к тому времени, занимал пост главы национального банка Украины и летел в составе делегации в Нью-Йорк на обучение, как выразился президент Украины, «настоящим принципам западной финансовой системы». А она наоборот, возвращалась из киевской командировки, где находилась по распоряжению госдепартамента США. Их места, естественно совершенно случайно, оказались рядом. Познакомиться с Андреем было одним из её заданий, поставленных руководством госдепартамента. Молодой политик, склонный более к Западу, чем к Востоку, заинтересовал руководство США. Впрочем, задание оказалось приятным: он ей самой понравился. Андрей проявился человеком видным, красивым, общительным. Разговорились. Выяснилось, у них много общих интересов: театр, книги, живопись… В Вашингтоне стали часто встречаться. Она его водила по своим любимым местам. Особенно главу национального банка поразила выставка художников, работающих с деревом и металлом. Он стоял перед скульптурами, а она наблюдала, как Андрей, забыв о ней, пытался руками незаметно воспроизвести движения рук мастеров, будто сам держал резец и ваял скульптуру. В тот момент она поняла, влюбилась. И всё!
Обоюдное чувство усилилось с рождением Наденьки и Богдана.
И вот теперь пугающая действительность. Непонятная страна с непонятными людьми. Гуманоидами, которые хотят жить, как в Европе, при этом по законам вандализма Советского Союза.
Катерина Викторовна подняла трубку телефона и набрала номер:
