Энтони Бивор - В интересах государства
Ей о многом хотелось расспросить его – что же все-таки, по его мнению, произошло, ибо она до сих пор отказывалась поверить, что остальных членов их группы уже нет в живых. Этих троих, которых она видела полными сил. Наверное, нелепо так говорить, но как вообще можно представить себе кого-то мертвым? Нет, это слишком сложно осознать, почти так же сложно, как представить умершим себя. Она вспомнила. Она вспомнила, как анестезиолог делает укол перед операцией и возникает чувство, будто тебя засасывает в черный тоннель. Стремясь избавиться от грозящих стать навязчивыми болезненных ассоциаций, она начала раздеваться. И неожиданно хрипло засмеялась.
– Интересно, если ты стала брюнеткой, можно купить такую же краску и для волос на теле?
Услышав ее срывающийся голос, Брук поднял на нее взгляд. Он опустился на колени, чтобы спрятать пистолет, и сейчас обернулся к ней – глаза у него были грустные.
– Не старайтесь что-то из себя разыгрывать, – произнес он тихо.
Ева хотела было возразить ему в сердцах, но передумала и только кивнула.
– Ложитесь в постель, – добавил он. – А я пойду приму душ. – В дверях он улыбнулся, чтобы подбодрить ее.
Ева выключила лампу и, улегшись на дальнем краю кровати, стала смотреть в окно. В комнате достаточно светло от уличных фонарей, решила Ева, так что Бруку не придется зажигать свет. Она сбросила с себя одеяло и накрылась одним пододеяльником, так как было еще тепло. Снизу доносились какие-то пьяные крики и обрывки песен – Ева не особенно прислушивалась к звукам улицы. Затем в коридоре скрипнула половица, и в номер вошел Брук. Она почувствовала, как он помедлил, прежде чем тихо затворить дверь.
– Я не сплю, – произнесла Ева, не поворачивая головы.
Он не откликнулся. Она услышала, как он прошел в дальний угол комнаты, где стоял его саквояж. Зашелестела одежда, и вскоре под его тяжестью прогнулась кровать.
– Хоть не скрипит на этот раз, – заметил он, скользнув под одеяло.
Брук лежал на спине и думал о том, что хорошо было бы придвинуться к Еве, но он не знал, как она это воспримет. Он начал уже понимать, что нуждается в ней, и почему-то это не казалось ему удивительным. Повинуясь внезапному импульсу, он повернулся к ней и поцеловал в открытое плечо.
– Спите спокойно, – промолвил он, отворачиваясь к стене.
– Какого черта вам это вдруг взбрело в голову? – спросила Ева после долгой паузы.
– Не знаю. Просто мне так захотелось.
Она перекатилась через кровать и посмотрела на него с интересом.
– И все?
Он рывком приблизился к ней и поднял руку, чтобы Ева могла положить голову ему на грудь. Она лежала не шевелясь, и Брук погладил ее по спине.
– Никто никогда не воспринимает меня всерьез, – пошутил он, чтобы скрыть смущение.
Неожиданно для себя Ева увидела в этой шутке большую долю истины. Она вспомнила, как Андрес сказал, что Брук «до смешного красив», – даже возможно, что в то время, как мужчины ошибочно считают его героем-любовником, женщины приписывают ему такие качества, которыми он вовсе не обладает. Ирония судьбы! Ева чуть не рассмеялась вслух, почувствовав безмерное облегчение, и всю ее настороженность как рукой сняло – так исчезает тревожный сон, стоит нам проснуться. Вот уж ни разу не приходило ей в голову, что она может испытывать к нему жалость и эту странную, удивительную привязанность.
Брук смотрел в потолок, наблюдая за скользившими по нему желтыми отражениями автомобильных фар. Волосы Евы щекотали ему щеку, и он слегка передвинул голову. Они дышат почти в унисон, отметил он про себя. В ушах его все еще звучал ее мягкий упрек, и он не мог понять, что за ним стояло: хотелось ли ей близости или просто утешения. Его тело уже начинало реагировать на прикосновение ее кожи и груди. Он слегка отодвинулся, и она тут же почувствовала его нерешительность.
Теперь Ева жалела о своем порыве: она сама не знала, чего хочет, и вместе с тем боялась оказаться несправедливой к Бруку. Как в шахматах, мелькнуло у нее в голове: приходится думать о последствиях каждого хода. Когда она в Лондоне думала о том, что может возникнуть такая ситуация, все ее существо восставало. Ее коробило при мысли, что ради общего дела надо ложиться в постель и ублажать неизвестно кого. Ей даже пришло тогда в голову, что это может положительно повлиять на меткость снайпера. Теперь же она вынуждена была признаться себе, что жизнь подшутила над ней.
Ее влекло к нему, и она презирала себя за это, вспоминая о тех троих, что погибли всего несколько часов тому назад, и особенно о Джоне. Ева не была связана с ними никакими обязательствами, кроме уз дружбы, но, как ни странно, именно их гибель делала сейчас Брука таким желанным. По крайней мере, этого никогда не случилось бы при их жизни, подумалось ей. Она столь упорно все это время держала его на расстоянии, что понимала: теперь инициатива должна исходить от нее. Иначе это можно назвать трусостью. Она медленно заскользила рукой по его телу, чувствуя, как оно напрягается. Брук попробовал отвернуться, но Ева негромко приказала:
– Лежите смирно.
– Вы что, испытываете мое самообладание? – спросил он не очень твердо.
– А вы считаете, что это одно из испытаний на выносливость, какие применяют в армии?
Вместо ответа рука Брука обхватила сзади ее голову, и ее лицо приблизилось к его губам. Через мгновение она сумела оторваться от них и шепнула, что ему незачем действовать столь грубо. Он лизнул ей ухо, и она улыбнулась, почувствовав, что ему в рот попал волос. Впервые, ощущая приятное возбуждение, она могла контролировать свои чувства.
Она решила научить этого увальня искусству любви. Ничего подобного никогда бы не случилось, виной всему – его растерянность и смущение. И, как она и надеялась, вскоре ее страсть распалила его – так она еще ни с кем себя не вела.
– Тише, тише, – шептала она, обнимая его. Мускулы его были напряжены так, что казалось, вот-вот разорвутся…
Когда дыхание их стало немного успокаиваться, он оторвал лицо от подушки и потряс головой. Ева засмеялась.
– Ну как, не умер? – спросила она, улыбаясь.
Он кивнул и тоже улыбнулся. В темноте она не могла толком разглядеть его лицо, но все же уловила на нем выражение удивления и счастья; подсознательное чувство вины за свой эгоизм наконец покинуло ее.
– А что, ведь это могло бы стать началом прекрасного партнерства, – проговорил он.
Слова эти разозлили ее, хотя она и не понимала – почему. Просто они были сейчас лишними, и у нее возникло ощущение, что он словно бы предал ее.
– Незачем было это говорить.
– Знаю, – ответил он, не поняв, что она имеет в виду. Ева приподняла руку, и он положил голову ей на плечо.
– Нам надо бы хоть немного выспаться, – пробормотал Брук, рассеянно поглаживая ее. И почувствовал, что она кивнула.
– Как ты думаешь, почему они сообщили, что произошел несчастный случай? – спросила Ева, возвращаясь к реальности.
– Не знаю, – проговорил Брук, поворачиваясь. – Лучше постарайся сейчас, хоть это и трудно, забыть обо всем этом. – И он поцеловал ее в уголок рта, устраиваясь подле нее удобнее.
– Но про нас-то им ничего не известно? – не унималась Ева, ища у него поддержки. – У них же не может быть никакой зацепки.
– Насколько я могу судить, никакой, – успокоил ее Брук.
20
Выходя из служебного лифта около восьми, Сайкс услышал, как в его пустом кабинете без умолку звонит телефон. Сайкс слегка кивнул, здороваясь со спускавшейся по лестнице уборщицей, и открыл дверь, ведущую в коридор своего отдела. Хотя выражение его лица этого и не выдавало, но он был в плохом настроении. В спешке побрился, и теперь на шее образовалось раздражение, а во время завтрака в вареное яйцо попала скорлупа. Он даже не смог спокойно обдумать события предыдущего вечера: все утро жена твердила ему о каких-то лампах, которые, уверяла она, прекрасно подойдут к их ночным столикам. Сайкс почувствовал себя лучше, лишь когда очутился за рабочим столом, где все было на своих местах. Он не мог сосредоточиться, если на столе навалены папки или бумаги разбросаны в беспорядке.
Открыв окно и позволив себе на мгновенье отвлечься, он сунул руку в карман брюк, где у него лежали ключи. Досье на Дельгадо находилось в верхнем ящике серого шкафчика картотеки. Накануне они были всецело заняты Форбсом, но Дельгадо, как ни странно, оставался для них загадкой. Люди из Спецслужбы сумели схватить его, когда он вчера вечером зашел в заведение Белла. Совершенно ясно, что он попался только потому, что хотел разузнать про остальных, сообщил Сайксу по телефону старший офицер.
Положив досье на стол, Сайкс сверил свои часы с висевшими на стене электрическими. На половину десятого у него назначена встреча с заместителем комиссара полиции, с которым он связался после звонка старшего офицера. Устроившись поудобнее, Сайкс начал освежать свою память. Итак, во время гражданской войны в Испании отец Дельгадо сражался в Барселоне. (Сайкс смущенно поерзал, снова ругнув себя за то, что не подумал о возможных связях с испанскими террористами, пока об этом не упомянул Бек.) После поражения республиканцев в 1939 году он перешел через Пиренеи и был интернирован французами, а затем, подобно многим другим испанским изгнанникам, перебрался в Южную Америку. Там у него родился сын. В Англии он появился только после переворота генерала Иньесты, когда его отец стал одним из тысяч desaparecidos[35], как новый режим называл тех, о чьей судьбе якобы не было сведений. В досье была также информация о полученном молодым Дельгадо образовании и местах работы в Южной Америке, но почти ничего стоящего со времени его прибытия в Европу. Должно быть, здесь он просто ждал благоприятного случая, заключил Сайкс.
