Фредерик Форсайт - Никаких улик
Позвонив в агентство по найму квартир и назвавшись Майклом Джонсоном, он снял небольшую квартирку, заплатив наличными за месяц вперед и отправив еще такую же сумму, задаток, заказной почтой. Ключ он попросил оставлять для него под ковриком, объяснив, что будет приезжать в Лондон до рассвета.
Из этой штаб-квартиры он позвонил в лондонское частное сыскное агентство — одно из тех, где чтут закон, но не задают лишних вопросов, и изложил, что ему нужно. Услышав, что клиент желает остаться неизвестным, его попросили заплатить вперед. Он послал им пятьсот фунтов срочной почтой.
Через неделю пришло письмо, в котором мистеру Джонсону сообщалось, что поручение выполнено и что с него причитается еще двести пятьдесят фунтов. Он отправил деньги по почте и через три дня получил составленное для него досье. Туда входила краткая биография — Марк пробежал ее глазами, — копия фотографии с фронтисписа книги о птицах Средиземноморья, разошедшейся когда-то в нескольких десятках экземпляров, и еще несколько фотографий, сделанных с помощью телеобъектива. На них был невысокий узкоплечий мужчина с безвольным подбородком и усами щеточкой. Майор Арчибальд Клэренс Саммерс (где уж ему без «майора» обойтись, с ненавистью подумал Сандерсон), британский офицер, живет в Испании, в провинции Аликанте, на небольшой вилле в полумиле от побережья, рядом с заброшенным прибрежным селением между Аликанте и Валенсией. В досье было несколько снимков виллы и распорядок дня ее обитателей: утром кофе на крошечном патио, потом жена майора отправляется в замок, где дает уроки английского троим детям графини, с трех до четырех она всегда на пляже купается и загорает, пока майор сидит над своими заметками о птицах побережья Коста-Бланка.
Приступая к следующему этапу, он предупредил своих служащих, что долго не появится в офисе, но что с ним можно будет в любой день связаться по домашнему телефону. Теперь предстояло изменить внешность. В этом очень помог коротышка-парикмахер, чье объявление он прочел в «Гэй-ньюс»: из темного шатена с довольно длинными волосами Сандерсон превратился в совсем светлого блондина со стрижкой ежиком. Процедура, обильно сдобренная ласковым воркованием парикмахера, заняла больше часа, и результат должен был продержаться недели две.
С этого дня Сандерсон взял за правило въезжать в подземный гараж дома, на крыше которого находились его апартаменты, и прямо оттуда подниматься на лифте, минуя вестибюль со швейцаром. Позвонив по своему телефону нужному человеку с Флит-стрит, он получил название и адрес одного из главных архивов Лондона, специализирующегося на современных материалах. Там имелся превосходный от дел справочной литературы и обширное собрание газетных и журнальных вырезок. Через три дня он получил читательский билет на имя Майкла Джонсона.
Он начал с раздела «Наемные войска», состоявшего из множества подшивок. Здесь были именные подшивки, озаглавленные «Майк Хор», «Роберт Денард», «Джон Питерс», «Жак Шрамм». Отдельно шли подшивки «Катанга», «Конго», «Йемен», «Нигерия/Биафра», «Родезия», «Ангола». Он перерывал все подряд: газетные новости, журнальные статьи, комментарии, интервью, рецензии. При упоминании очередной книги он записывал название, а потом брал ее в обычной библиотеке и прочитывал. Среди этих книг были «История наемных войск» Энтони Моклера, «Наемник в Конго» Майка Хора и «Огненный шквал», целиком посвященный Анголе.
Спустя неделю из всего этого вороха сведений стало вырисовываться одно имя. Имя человека, который участвовал в трех кампаниях и о котором даже самые откровенные мемуары упоминали крайне сдержанно. Он ни разу не давал интервью; фотографии в картотеке тоже не оказалось. Но эго был англичанин. Сандерсон рискнул предположить, что он и сейчас где-то в Лондоне.
Много лет назад, когда к Сандерсону перешла одна фирма, чьи акции приносили от личные дивиденды, он скупил еще несколько фирм, в том числе оптовую торговлю сигарами, фотолабораторию и литературное агентство. С их перепродажей он даже возиться не стал. Эго самое агентство и разыскало ему теперь домашний адрес автора одной из тех книг, что Сандерсон прочел в библиотеке. У первого ее издателя не возникло никаких подозрений, и данный агентству адрес оказался тем же самым, по которому издательство в свое время посылало чеки со скудными суммами гонораров.
Когда миллионер приехал к автору мемуаров, представившись сотрудником того самого издательства, то обнаружил, что наемник давно отошел от дел, опустился, живег на жалкие гроши от своих мемуаров и понемногу спивается. Обнадеженный было визитом, который мог предвещать переиздание книги, а значит, и гонорар, он явно сник, когда гость разочаровал его, но тут же вновь оживился, услышав о комиссионных.
Сандерсон назвался мистером Джонсоном и объяснил; издательству стало известно, что некий бывший коллега автора вроде бы собирается опубликовать свои собственные мемуары. Они не хотят, чтобы право издания досталось другой фирме. Вот если бы знать адрес этого человека…
Услышав имя и фамилию, старый наемник крякнул.
— Решил, значит, душу излить? — проговорил он. — Не похоже на эту скотину.
Но дело сдвинулось лишь после того, как он допил шестую порцию виски и ощутил в ладони пачку банкнот. Тогда, взяв листок бумаги, он что-то нацарапал на нем и протянул Сандерсону.
— Приходит туда выпить, когда бывает в Лондоне, — пояснил он.
В тот же день Сандерсон разыскал тихий клуб сразу за Эрлз-Корт. Человек появился на следующий вечер. Фотографии его Сандерсон так и не видел, но в читанных им мемуарах один раз встретилось описание внешности, и там действительно упоминался шрам на нижней челюсти; бармен окликнул вошедшего по имени, имя совпадало. Человек был поджар, широкоплеч и, судя по всему, в отличной форме. На стене за стойкой бара висело зеркало, и Сандерсон разглядел угрюмый взгляд и злой рот; перед мужчиной стояла кружка пива. Все четыреста ярдов до его квартиры Сандерсон шел следом.
Подождав минут десять после того, как в окне зажегся свет, он вошел в дом и постучал. Мужчина, открывший дверь, был уже в темных домашних брюках и безрукавке. Сандерсон отметил, что сначала он выключил в прихожей свет, и это позволяло ему, оставаясь в тени, разглядеть стоящего в освещенном коридоре посетителя.
— Мистер Хьюз? — спросил Сандерсон.
Мужчина повел бровью:
— Кому он понадобился?
— Моя фамилия Джонсон. Майкл Джонсон, — сказал Сандерсон.
— Удостоверение, — потребовал Хьюз.
— Я не из полиции, — ответил Сандерсон. — По частному делу. Можно войти?
— Кто дал мой адрес? — спросил Хьюз, пропуская вопрос мимо ушей.
Сандерсон сказал кто.
— Сам он, правда, и за целые сутки этого не вспомнит, — добавил он. — Пьет так, что собственное имя давно забыл.
У Хьюза в уголках рта мелькнуло подобие улыбки, но добродушия она не прибавила.
— Ладно, — сказал он, — годится, — и мотнул головой в сторону комнаты. Сандерсон прошел мимо него внутрь. В этом районе Лондона были тысячи меблированных комнат с такой же скудной и убогой обстановкой. Посередине стоял стол. Хьюз, шедший следом, жестом пригласил гостя сесть.
— Ну?
— Мне кое-что нужно. Предлагаю контракт. Одного человека нужно убрать — кажется, это так называется.
В лице Хьюза ничего не изменилось. Он продолжал смотреть на Сандерсона. Наконец спросил:
— Музыку любите?
Сандерсон, опешив, кивнул.
— Пойду включу, — сказал Хьюз. Он поднялся и подошел к кровати в углу комнаты, где рядом на тумбочке стоял портативный приемник. Включив его, он пошарил рукой под подушкой, а когда повернулся, на Сандерсона смотрело дуло автоматического «кольта» 45-го калибра. Сандерсон сглотнул и сделал глубокий вдох. Хьюз прибавлял звук, музыка становилась все громче и громче. Держа Сандерсона на мушке и не сводя с него глаз, он выдвинул ящик тумбочки, достал блокнот, карандаш, и вернулся к столу. Там свободной рукой нацарапал на листке какое-то слово и показал Сандерсону. Тот прочел: «Раздевайся».
Сандерсона замутило. Ему приходилось слышать о порочности такого рода людей. Повинуясь движению пистолета в руке Хьюза, он отошел от стола. Пиджак, галстук и рубашка упали на пол. Под рубашкой ничего не было. Ствол пистолета качнулся вниз. Сандерсон расстегнул молнию, и с него соскользнули брюки. Наблюдавший за всем этим Хьюз оставался абсолютно безучастным. Наконец он сказал:
— Ладно, одевайся.
Не выпуская пистолет, хотя и опустив его дулом вниз, он пересек комнату, приглушил музыку и вернулся к столу.
— Брось сюда пиджак, — велел он. Сандерсон, уже надевший брюки и рубашку, положил пиджак на стол. Хыоз похлопал по ткани ладонью, прощупывая.
— Можешь надеть, — сказал он.
Надев пиджак, Сандерсон почувствовал, что ему нужно сесть. Он опустился на стул. Хьюз сел напротив, положил кольт справа перед собой и закурил французскую сигарету.
