Владимир Листов - У каждого свой долг (Сборник)
— Вы молодчина, майор! В Вашингтоне довольны. Ваши ребята не напрасно получают деньги… Я был у шефа. Он представил вас к новому званию.
— Очень признателен вам, мистер Корвигер! — майор привстал, лицо его порозовело от удовольствия.
— Как ваши личные дела? — продолжал мистер Корвигер. — Жена здорова?
— Благодарю вас, все хорошо.
— Рад за вас… Что касается дела: требуется еще небольшое усилие… В Вашингтоне мне сказали, что не важно знать, что делается на объекте… Ничего нового русские не придумают. Технология бомбы давно разработана. Сейчас важнее другое: держать объект под постоянным наблюдением и иметь наготове поблизости маяк. — Мистер Корвигер посмотрел на собеседника, желая убедиться, что тот понял. Майор кивнул, и Корвигер продолжал:
— Если агент сумеет устроиться на объект, блестяще. Но, если его не возьмут, не так уж страшно…
— Я разрешил Веберу вернуться в Саратов. Он слишком стар, и его не взяли. Но я придумал другой вариант…
— А как Дик? Извините, что я вас перебил…
— Дик там уже был. Плотники на объекте не требуются. Специальность не та.
— Нужно, чтобы Дик перебазировал маяк. Пусть заложит его в тайник возле Ухты. Маяк должен быть всегда под руками!
— Я дам указание. Вы знаете, кого я решил туда послать? Фреда, вы его видели.
— Этот здоровяк с лицом застенчивой девушки?
— Вот именно. Он утрет нос Джемсу Бонду.
— Он в России?
— Да. Уже с полгода.
Ромашко получил указание отвезти маяк в Ухту и заложить в тайник. Забродин терялся в догадках: «Хотят ли американцы перебазировать в Ухту и Ромашко? Но об этом пока речи нет… Оставить маяк и уехать? Для кого же он предназначен? Для другого агента? Значит, агент там живет? В городе или в районе? Как его найти? Как он выглядит? Его радиопередачи запеленгованы?»
На один вопрос Забродин наконец получил разъяснение: «Радиомаяк предназначен для атомного объекта».
Несколько дней совещались генерал Шестов и Забродин с военными экспертами.
В конце третьего дня, когда уже никто не мог предложить ничего нового, генерал Шестов сказал:
— Если Ромашко положит маяк в тайник и оттуда его возьмет другой агент — мы потеряем возможность контролировать ход событий. Маяк уплывет из наших рук. Но, с другой стороны, Ромашко не может не выполнить указаний мюнхенского центра. Он должен его заложить. Иначе вся наша комбинация потерпит крах. Я считаю, что мы должны пойти на некоторый риск.
Ромашко выехал в Ухту, когда на севере уже начиналась зима. Пробыл там два дня и, возвратившись в Орел, передал следующую радиограмму:
«Маяк заложил. Пятый километровый столб по трассе на объект. От столба перпендикулярно дороге 50 шагов в лес, сосна со стволом в виде рогатки. От сосны в одном метре справа в земле тайник. Ориентир: 60 шагов влево от сосны большой штабель дров.
Привет. Дик».
Засаду организовали внутри штабеля. Сделали небольшое укрытие для двух человек. С ними же уместилась овчарка. Замаскировали мощный прожектор, чтобы мгновенно осветить тайник ночью, если кто-нибудь подойдет.
Куда ни посмотри — ровное белое поле, на котором понатыканы сосны с темными шершавыми стволами. И не единого кустика. Все как на ладони. Появись заяц, и тот будет виден далеко. Совсем рядом по дороге время от времени грохочут самосвалы…
Смена меняется регулярно раз в сутки. Вот уже пятый день пошел, а все впустую. Раннее утро. Прихватывает морозец. Искрится, сверкает снег, переливается бенгальским огнем. Светает. Поутихли самосвалы.
Скрипит снег под ногами лейтенанта Щелкунова, раскраснелось лицо от мороза. Следом за ним, нога в ногу, как на границе, шагают два автоматчика в белых бараньих полушубках. Рядом с ними овчарка. Бежит, косит вправо, так и тянет поводок. И почему-то скулит.
— Цыц! — прикрикнул на нее лейтенант.
Тишина. «Почему скулит овчарка?»
Вот и штабель. Огляделись. Заметив своих, из штабеля вышли дежурные сдавать смену.
Молодой солдат из нового наряда потер ладонью слегка побелевшее ухо. Взял бинокль, приставил к глазам, повел вокруг: красота! Сосны и ели. Чем дальше, тем больше елок, гуще лес. Разлапистые ветви поглаживают пушистый снег на земле. Бинокль то вверх, то вниз. Чем ниже, тем больше деревья и уже видны лишь толстые стволы. Вот и раздвоенная сосна, словно большая рогатка.
— Что там, внизу? — солдат повернулся к лейтенанту, оторвал бинокль от глаз и помахал им в сторону двуглавой сосны.
— Тс-с… Тебе объяснили! — строго сказал лейтенант.
— Яма какая-то…
— Какая там яма! Что ты мелешь!
— Ну да, яма. — Солдат настроил бинокль на резкость. — И черная земля. Хорошо вижу.
— Дай мне! — Лейтенант прижал бинокль к глазам, стал наводить на резкость. — Верно! Земля… Кто-то копал! Кто здесь был? — Лейтенант посмотрел на дежурных.
— Никого не видели, товарищ лейтенант,
— Сигнализация? — Лейтенант вошел внутрь штабеля и тут же вернулся. — Цела. Ничего не понимаю!
Лейтенант закурил. То ли от мороза, то ли от волнения, лицо его покраснело еще больше.
— Дежурить, как положено! — Лейтенант отдал приказ вновь прибывшей смене. — Грищенко, Дротиков, за мной!
Они побежали к автомашине.
В тот же день Забродин доложил Шестову, что радиомаяк похищен. Генерал резко поднялся из-за стола.
— Что вы сказали? — глаза генерала сузились.
— Только что позвонили из Ухты…
Забродин был так потрясен случившимся, что смог только предложить:
— Разрешите мне выехать и разобраться на месте…
— Когда это случилось?
— Обнаружили сегодня утром. Ведут поиски…
— Поиски… Упустили. Ничего нельзя поручить!
Генерал выдохнул облако табачного дыма. Раздраженно проговорил:
— Перехитрили нас… Берите Ромашко и немедленно отправляйтесь в Ухту. Кровь из носу, а найти!
— Есть!
Вторые сутки Забродин и Ромашко ходят по городу. Ромашко впереди, Забродин на небольшом расстоянии сзади.
Трудно сдерживать себя, когда внутри все кипит и бурлит. «Упустила охрана. А виноваты все. И он, Забродин, в том числе. Плохо продумал, плохо организовал… Исчез маяк, а вместе с ним растаял и след шпиона… Если учуял засаду, провал Пантелеймона неизбежен!»
Забродин приказал Ромашко:
— Смотрите на лица. Если встретите знакомого, не подавайте виду, что узнали, не попадайтесь на глаза. Дайте мне знак и следуйте за ним.
Сумерки наступали рано, но и вечерами они не прекращали поиск. Однажды вечером прошли вдоль вокзального перрона, обошли зал ожидания, помещение касс. Потом вышли на улицу, заглянули в пивную, в закусочную, посидели за столиками… Снова на улицу. Морозный воздух обжигал щеки. На ходу терли ладонями и шли дальше.
Еще один день прошел впустую. И снова утро. Торопливый завтрак. Снежные улицы. Лица… Лица… Одно дело, одна мысль: найти!
«Он не может быть старым. Такие дела по плечу лишь молодым! Высок или низок? Судя по отпечаткам лыж на снегу возле тайника — довольно высок.
Ромашко смотрит на лица пристально, до боли в висках. Забродину некого узнавать. Единственная надежда на Ромашко.
После обеда, когда стало уже темнеть, Ромашко остановился возле продовольственного магазина и застыл. «Что случилось? Вот он закурил, отошел в сторону ближе к забору. Стоит. Неужели кого-то ждет?» Забродин замер в напряжении. Неожиданно Ромашко заторопился. Полез в карман, вытащил носовой платок и потер нос… «Сигнал!»
Забродин еще плотнее втиснулся за выступ дома.
Из магазина вышел высокий плечистый парень, одетый в серый комбинезон. И прямым ходом к Ромашко. «Почему Ромашко не ушел или хотя бы не отвернулся? Растерялся?»
Парень что-то сказал, и они пошли. Куда?
Под ногами поскрипывал снег. Быстро темнело. Забродин едва различал фигуры… Вот они повернули за угол, вошли в пустой переулок. Дальше Забродину идти нельзя: парень увидит. Наконец остановились. Стукнула дверь, но вошел в дом, вероятно, один, на улице вспыхнула спичка и сразу же погасла. Только едва приметная искра прочертила замысловатый вензель и пропала.
«Почему Ромашко пошел с ним? Чего он ждет?»
И снова в переулке двое. Забродин заметался. «Нужно позвонить своим. А эти? Их тоже нельзя упускать из виду!» Пошли в сторону окраины. «Что делать? Следовать за ними? Отпустить Ромашко одного?» У Забродина за плечами многолетний опыт, и все же голова идет кругом!
Прижимаясь к домам, Забродин пошел вслед за ними. Вот и кончается переулок. Дальше — лес…
Неожиданно фигуры застыли на месте, словно в раздумье. Потом сблизились. И — рывок в разные стороны. Снова вместе… Повалились в снег. Забродин — бегом. И тут же тишину разрубил крик:
— Ко мне!..
От бега захватывает дух, ноги скользят.
