Адриан Д'Аже - Судный день
С юга начал накатывать густой туман. Гекоглан резко потянул за конец грязной веревки, свисавшей с потолка рулевой рубки. Из трубы «Вильгельма Колера» вырвались три облака пара, и вокруг разнеслись три коротких предупредительных гудка, которые тут же утонули в вязком тумане. Пренебрегая ограничением скорости, Гекоглан держал курс на излучину Кандилли, пользующийся дурной славой мыс внутри Босфора, где нужно было делать поворот под углом сорок пять градусов. Все суда, двигающиеся на юг, не могли видеть корабли, идущие им навстречу. Он вглядывался в сгущающиеся сумерки в поисках излучины, которую, как оказалось, они уже миновали, и «Вильгельм Колер» попал на фарватер, по которому корабли шли на север.
Пять мощных пароходных гудков, международный сигнал о неминуемом столкновении, разорвали пелену тумана, из которой выплыло громадное российское грузовое судно.
Гекоглан выругался и резко перевел ручку машинного телеграфа на «полный назад».
В машинном отделении внизу Барзани подскочил к рычагу управления и мгновенно заставил громадный двигатель остановиться в облаке шипящего дыма и протестующего скрежета поршней. Так же быстро он дал полные обороты назад. Каким бы упрямым и раздражительным ни был, с точки зрения Барзани, капитан, сейчас он действовал по основному закону моря. Бешеный звон телеграфа среди невообразимого шума, стоявшего в машинном отделении, означал только одно — корабль в опасности. Барзани смотрел, как шатуны медленно начинают набирать скорость. На капитанском мостике Гекоглан яростно крутил штурвал «Вильгельма Колера» на правый борт, но, когда громадный двигатель «Пенн и Компания» достиг своих максимальных оборотов, перегретые коренные подшипники наконец не выдержали. Корпус подшипника номер один заклинило, и он в веере искр развалился. Освободившись на одной из своих опор, блестящий серебристый вал начал отчаянно изгибаться. Барзани рванулся к рычагу управления, но было уже слишком поздно. Вал вырвался вперед из развалившегося корпуса подшипника. Лишившись нагрузки гребного винта, старый двигатель развил такие обороты, на которые он никогда не был рассчитан. Следующим не выдержал подшипник на поршневом конце шатуна первого цилиндра, в результате чего шатун пробил днище массивного корабельного поршня. Затем точно так же развалились второй и третий поршни, после чего весь двигатель взорвался, шрапнелью рассыпая во все стороны детали и металлические осколки. Большой кусок разогретого докрасна металла оторвал Барзани голову в клубах красного от крови пара, вырвавшегося из котла.
Русское грузовое судно ударило «Вильгельм Колер» с правой стороны посередине между капитанским мостиком и кормой. Оно врезалось в поржавевшие листы борта с ужасным скрежетом. Ребекка потеряла сознание, ударившись головой о железную переборку. Ариэль одной рукой держал обмякшее тело сестры, а другой отчаянно вцепился в какую-то стойку.
Русский капитан сразу же дал команду «полный назад», после чего очень медленно, под зловещий скрежет стали о сталь, русское судно высвободилось из захвата «Вильгельма Колера». Тонны ледяной воды ринулись в кормовые отсеки углевоза, и «Вильгельм Колер» угрожающе наклонился на правый борт; в брошенные открытыми двери переборок пенясь хлынуло море.
— Спустить спасательную шлюпку! — взревел Гекоглан.
Один из матросов пытался отвязать веревки шлюпки с правого борта, но безрезультатно. Мустафа Гекоглан уже много лет не проводил учений по спуску спасательных шлюпок, и шкивы на шлюпбалках намертво заржавели. Гекоглан слетел со своего мостика вниз на сильно накренившуюся палубу.
— Спускай ее! — закричал он, повиснув на веревках, но маленькая деревянная лодка продолжала болтаться на шлюпбалках, как пьяная.
«Вильгельм Колер» вздрогнул и, наклонившись под углом более сорока пяти градусов, сбросил Ариэля с Ребеккой вместе с остальными детьми, тоже покинувшими каюты под палубой, в ледяное море.
Кашляя и сплевывая морскую воду, Ариэль всплыл на поверхность неподалеку от раненого старого парохода.
— Ребекка! Ребекка! — завопил он, отчаянно пытаясь найти сестру в темной маслянистой воде.
19
Стамбул
Альберто Феличи подался вперед на потертом, но очень удобном кресле, стоявшем в заставленном книгами кабинете архиепископа Ронкалли в посольстве Ватикана на улице Ульчек Сокак.
— Разумеется, кардинал-секретарь с сочувствием относится к тяжелому положению любых угнетенных, ваше превосходительство, но вы должны также понимать, что в этой игре ставки гораздо выше, чем судьбы евреев, — настаивал он.
— Было бы интересно услышать, что вы считаете более высокими ставками, чем жизни детей, — ответил Ронкалли с каменным выражением лица. — Гитлер и Третий рейх представляют серьезную угрозу миру на земле.
— Кардинал Пачелли не разделяет ваших взглядов. Он считает, что коммунизм представляет собой гораздо большую угрозу для святой Церкви, чем Гитлер, — многозначительно добавил Феличи, — а сейчас, когда Папа тяжело болен, вполне возможно, что именно кардинал Пачелли станет тем, кто займет место Рыбака.[64]
— Это дело следующего конклава. А вы, синьор, не считаете дурным тоном обсуждать кандидатуру следующего Папы еще при жизни действующего? — Неприязнь Ронкалли к этому папскому посланнику, в одночасье превратившемуся в итальянского банкира, нарастала с каждой минутой. — В настоящее время Стамбул остается одним из основных путей бегства для евреев. Нацисты лишили их всего, что у них было, и мне нужно больше средств, чтобы помогать им. Но еще более важно, чтобы Рим понял: фашисты проводят массовые убийства. И вместо того, чтобы посылать поздравительные телеграммы ко дню рождения Гитлера, кардиналу Пачелли следовало бы убедить Папу осудить эту бойню в самой суровой из возможных форм. Если Ватикан не осудит этот геноцид, на кого нам еще надеяться?
— Вы, похоже, не понимаете, ваше превосходительство… — Протесты Феличи были прерваны настойчивым звонком телефона, стоявшего на письменном столе Ронкалли.
— Анджело Ронкалли. — Архиепископ наклонился вперед к черному пластмассовому микрофону.
— Анджело, это Мордекай Гершель. В Босфоре произошла жуткая катастрофа. «Вильгельм Колер» столкнулся с русским грузовым судном и затонул.
— О, нет… а дети?
— Мы пока не знаем. Я сейчас еду в район Кандилли. Теперь у нас, вероятно, не будет возможности переправить детей в Палестину, но есть другой пароход, который завтра вечером уходит в Центральную Америку. Я буду держать вас в курсе.
— Я буду молиться за них, — прошептал Ронкалли и положил трубку на место. Затем он посмотрел на Феличи. — Боюсь, что мне нужно уходить, синьор. «Вильгельм Колер», который вез еврейских детей из Австрии, затонул в Босфоре.
* * *Оберштурмбанфюрер фон Хайссен подал знак официанту.
— Еще одну бутылку Шато Латур.
Обеденный зал в «Пера Палас» был одним из самых красивых в Стамбуле. Великолепная хрустальная люстра, тяжелые бархатные занавески, хрустящие белоснежные скатерти и серебряные столовые приборы дополнялись отличным винным погребом, где имелись некоторые лучшие в мире вина.
— Вы считаете, что предложению о создании Банка Ватикана будет дан ход, Альберто?
Феличи кивнул.
— Я предполагаю, что следующим Папой станет Пачелли, а он очень хочет организовать его. Информация, разумеется, конфиденциальная, но он уже предложил мне войти в правление этого банка.
— Замечательные новости, Альберто. — Фон Хайссен поднял свой бокал. — Я полагаю, что такой банк будет обладать очень хорошим капиталом.
— Я думаю, что для правильных клиентов мы сможем предложить такие услуги, с которыми не сравнятся никакие наши конкуренты в Цюрихе, — спокойно ответил Феличи.
Фон Хайссен улыбнулся, моментально вспомнив о содержимом бронированной комнаты под штабом СС в Маутхаузене.
— Что касается другого нашего вопроса, — продолжал Феличи, — то чуть раньше сегодня вечером я встречался с архиепископом Ронкалли. Видимо, в Босфоре произошло столкновение судов. И похоже, что одним из них был корабль, который вез еврейских детей из Вены.
— Что вы говорите! Что ж, это очень опасный участок пролива, — ответил фон Хайссен, очень тщательно подбирая слова. — Кто-нибудь спасся?
— Пока неизвестно, но Ронкалли принимает во всем этом живое участие.
* * *— Сколько человек спаслось? — спросил Ронкалли у матери-настоятельницы, когда приехал в монастырь Сестер Сиона в старом квартале Стамбула Пангали.
— Всего трое, ваше превосходительство. Мальчик и две старших девочки, — ответила сестра Марта, ведя его за собой по узкому каменному коридору, который вел к импровизированному лазарету.
