Франсуаза Жиру - Шантаж
Спустя несколько часов другой инспектор полиции явился к матери Пьера в Ницце и застал группу одетых в траур женщин, говоривших шепотом. Мать Пьера сказала, что сын уехал давно. Нет, она не знает, где он.
— Вы же видите, что говорить об этом сейчас неуместно, — сказала возмущенно одна из женщин.
Полковник таки умер.
— Если ваш сын приедет на похороны, скажите ему, чтобы он зашел к нам, — попросил инспектор. — Нам надо у него кое-что узнать.
Чтобы Пьер приехал на похороны, долго будут ждать! Но что он опять натворил?
Тем временем в полицию снова были вызваны молодые, высокие брюнеты, отобранные после радиопередачи. Всех их по распоряжению полиции просили никуда не отлучаться. Некоторым это испортило отпуск, посеяло тревогу в семьях других и уменьшило число почитателей президента.
Информатор Эрбера из уголовной полиции сообщил ему, что вокруг той истории опять пошли волны. Толстяк обрадовался, что его меры оказались столь действенными. Нет, старина Эрбер, как прежде, предусмотрителен и осторожен.
Закончив работу над очередным выпуском «Листка Э.», который переставал выходить в августе между 5-м и 20-м числами, Эрбер навел порядок в переписке, проведал старого друга и стал собираться в дорогу.
С помощью слуги Майк нашел то, что именовал ванной, забыв, как это называется по-французски.
Выйдя оттуда, он вспомнил про Красавчика. Слуга сказал, что животное, вероятно, в парке. И Майк отправился на поиски.
Уставившись в настенный ковер, Клер явно не желала смотреть на Кастора и отвечать на его вопросы.
— Ты сердишься? — спросил он. — Мне не оставалось ничего другого, раз ты отказалась нам помочь.
Он повторил ей уже сказанное Поллуксом. Она одна могла установить личность человека, владевшего письмом из Токио. Всех подозреваемых как раз должны собрать. Поллукс ждал от нее хоть приблизительного портрета.
Нарисовать она, конечно, могла, но при условии, что ее освободят. И тут на пороге с трагическим видом появился Майк.
— Красавчик потерялся! — сказал он.
— Найдется.
— Нет, он пропал.
И от усталости, волнений и страха, вызванного необъяснимыми приключениями, он горько разрыдался.
— Не плачь, — сказал Кастор. — Мужчинам не подобает плакать.
— А ты, — ответил Майк сквозь слезы, — ты вообще мне надоел! Красавчик пропал из-за тебя!
Клер сделала знак Кастору и постаралась успокоить ребенка, пообещав, что Красавчик появится, когда ему этого захочется. Кошки всегда находят дорогу домой.
Кастор ничего не мог понять в этой истории с кошкой. Клер объяснила ему.
— Хорошо. Нет причин устраивать драму.
Майк мрачно поглядел в его сторону.
— Что мы тут делаем? — спросил он мать. — Я хочу уехать.
— Я тоже, — ответила Клер. — Но ты видишь, нас взяли в плен, и этот господин не хочет нас освободить.
— Вот скука-то будет. Тут даже телевизора нет.
— Если хочешь, у тебя их будет сразу три, — сказал Кастор. — И еще лошадь, раз уж ты любишь ездить верхом.
Верховая езда была его подвигом в период выздоровления. Это был единственный доступный ему вид спорта.
— Пошли, — сказал он. — Этим стоит заняться.
Весь персонал был приведен в боевую готовность, и через полчаса Майк уже сидел на лошади, а Кастор с удовлетворением поглядывал на него.
Вернувшись с прогулки, Майк спросил, где находится в этом доме кухня.
— Кухня? Понятия не имею. А что ты собираешься там делать? — спросил Кастор.
— Я голоден.
Кастор тоже был голоден. Шел третий час. Они нашли Клер в салоне. Она не тронулась с места.
— Так ты еще не устроилась? Хочешь, чтобы тебе показали твою комнату?
— Нет, — ответила Клер.
— Хорошо. Очень хорошо.
Дворецкий объявил господину президенту, что кушать подано, и увел Майка мыть руки.
— Он хорошо ездит верхом, но ведет себя запанибрата со слугами, — сказал Кастор.
— Он понятия не имеет, что такое слуги, — ответила Клер. — И, надеюсь, никогда не узнает.
Обед прошел в менее натянутой обстановке, но вдруг Кастор стал расспрашивать Майка, знает ли он историю Франции. Оказалось, что ему не известно ровно ничего, ни одного имени.
— Чему только вас учат в школе? — спросил возмущенный Кастор.
— У нас прекрасная школа, — ответил Майк. — Мы первые по футболу. Я первый по плаванью. Если бы тут был бассейн, я бы тебе показал. Но я видел только жалкий ручей.
Кастор спросил, кем Майк хочет стать, когда вырастет. Тот не знал. Может, космонавтом, а может, будет разводить животных. У отца одного из его товарищей по школе есть ранчо. Отличное местечко!
Ранчо?
— Послушай, что я тебе скажу, — сказал Кастор.
Это была история мальчика, чей отец был булочником в маленьком провинциальном французском городке, — мальчик проявил такие способности в классе, что всегда был первым. Мать говорила: «Ему дорога в политехнический». Но тринадцати лет мальчик заболел. И только сила воли помогла ему не отстать от товарищей и побороть болезнь. Из-за ноги он не смог поступить в политехнический, который был военным учебным заведением, он сдал куда более трудные экзамены в педагогический институт, и, когда он прошел туда первым, его мать плакала от радости.
Клер увидела, как он растрогался, рассказывая поучительную историю сына булочника, который так старался, что стал президентом.
— Президентом чего? — спросил Майк, который перебил его только раз, чтобы что-то уточнить.
— Президентом Франции.
— Франция — маленькая страна.
— Нет, — возразил Кастор. — Это великая страна. Я тебе объясню…
— Как-нибудь потом, — ответил Майк и вышел в парк поискать Красавчика.
— Нельзя сказать, что он плохо воспитан, но у него забавные манеры.
Клер упорно молчала. Она едва притронулась к изысканной пище.
— Когда ты ему скажешь?
— Не знаю. Ты все спутал. Если я объясню ему сейчас, кто его отец, что, по-твоему, он сделает? Бросится тебе на шею? Ты держишь его заложником, пристаешь, заставляешь сидеть прямо перед тремя хрустальными стаканами и шестью серебряными кувертами. Метрдотель его спрашивает, хочет ли мсье шампиньонов, а он не понимает, о чем речь, так как никогда в жизни не видел шампиньонов. Ему хочется быть на море вместе с друзьями, а приходится одному гулять по парку вокруг ручья, в котором ему запретили купаться. К тому же по твоей вине у него пропал кот.
Кастор вздохнул и встал.
— Я не привык общаться с детьми, что поделаешь… Итак, займемся кошкой.
Он вызвал к себе начальника охраны и приказал мобилизовать людей на поиски сиамского кота, находящегося где-то в парке или в ближайших его пределах.
— Слушаюсь, господин президент, — ответил офицер, не моргнув глазом.
— Лучше бы ты отпустил нас, — сказала Клер, — вместо того, чтобы демонстрировать свое могущество. Отпусти нас, я очень прошу тебя…
— Нет, — сухо ответил Кастор.
Майк вернулся, обследовав несколько подстриженных кустарников. Ему было скучно, он нахмурился. Увидев на розового дерева столике шахматную доску, он сказал матери:
— Поиграешь со мной?
— Охотно. Но я не умею. Научишь?
— Зато я умею, — сказал Кастор. — Сыграем в шахматы? А ну-ка, сразимся, мой мальчик.
На этот раз вздохнула Клер. Она оставила игроков наедине и поднялась к себе в комнату. Вещи были разложены и развешаны по местам. Она легла на кровать под балдахином и тихо заплакала.
Когда к пяти приехал Поллукс, Кастор добился некоторого успеха, позволив Майку дать мат в первой партии и выиграв вторую.
— Ты довольно сильно играешь, — сказал Майк. — Но лет через пять я не дам тебе выиграть ни одной партии.
Такое честолюбие наполнило Кастора чувством гордости — Майк и теперь не так уже плохо играл в эту игру королей.
Майк вежливо спросил у Поллукса:
— Он тебя тоже держит заложником?
— Да. Это бандит. Он ужасен.
— Не смей говорить такие глупости, — возмутился Кастор.
— Это чистая правда.
Майк недоверчиво посмотрел на Кастора и запросился к матери, слуга провел его во второй этаж. Он улегся рядом с нею, и тут назревавшая весь день буря разразилась.
— Симпатичный малыш, — сказал Поллукс, следуя за Кастором в кабинет. — Красив, как Клер, и одновременно странным образом похож на тебя.
— Что тут странного?! Это мой сын.
Пошел дождь, и стало темно.
— Лишь бы нашли его кота, — сказал Кастор.
Послышался грохот — похоже, что от ветра упала труба.
Кастор позвонил.
— Скажите мадам, если ее волнует гроза, она может спуститься к нам.
Слуга застал Клер и Майка у окна, промокших и зовущих Красавчика.
— Мы не хотим спускаться вниз, — сказала Клер. — Спасибо.
— Мадам не хочет спускаться вниз, — доложил слуга.
