Николай Лузан - «Чистое поле». Миссия невыполнима
— Галю, я прие… — Фраза застыла у него на губах, в следующее мгновение гневная гримаса исказила лицо, и он взорвался: — Ах ты. Мужик за порог, а хахиль в хату!
— Миша! Миша! — пыталась сказать Галина.
Но он ее не слышал и с ревом:
— Молись, гад! — ринулся на Павла.
Тот в последний момент успел увернуться. Кулак просвистел над его головой, и сто с лишним килограммов Михаила, потеряв равновесие, пролетели через комнату и врезались в стену. Это только добавило ярости разгневанному и униженному мужу. Развернувшись, он стремительно для своего веса переместился к двери, чтобы отрезать Павлу путь к отходу, и изготовился для новой атаки.
— Миша! Миша! Остановись! Послухай меня! — умоляла Галина.
— Цыц, сука! — рыкнул он.
— Михаил Петрович, не делайте глупостей! Я майор! Я… из военкомата! — выкрикнул Павел первое, что пришло в голову.
— Миша, не позорь меня и себя! — взывала к мужу Галина.
Михаил ожег ее испепеляющим взглядом и, остановив его на Ковалеве, просипел:
— Шо?! Из якого ще военкомата?
— Краснодарского, — на ходу сочинял Павел.
— И че? Думаешь, раз погоны нацепил, так можно лезть в чужую хату!
— У меня поручение от военкома.
— Чужих баб щупать? Не крути, майор! На твоей харе все написано. В блудняк мою Гальку ввел! Щас у тебя звезды не с погон, а с глаз посыпятся! — прорычал Михаил.
— Миша, перестань! Ты шо такое мелешь?! — воскликнула Галина и бросилась к нему.
Михаил отодвинул ее в сторону и шагнул к Павлу. Тот продолжал импровизировать:
— Я приехал в отношении отца Галины Семеновны.
— Батьки? А он тут яким боком?
— Так участник же войны!
— А-а. — Кулаки Михаила разжались, но через мгновение на его губах зазмеилась кривая ухмылка, и он зловеще процедил:
— Крутишь, майор, я тебя, блядуна, насквозь вижу. Батька— то рядом живет.
Ковалев похолодел — попал в ловушку, которую сам же создал. И здесь на помощь пришла Галина. Она решительно перешла в атаку:
— Перестань, Мишка! Совсем сказился. Батька-то на даче!
Михаил обмяк и растерянно захлопал глазами. Павел перевел дыхание — драки удалось избежать, — теперь его мысли занимало одно: как, не вызывая подозрений у ревнивого мужа, довести до Галины задание по Пацану и поскорее выбраться из дома. Рассчитывая на ее сообразительность, он многозначительно посмотрел на нее и, стараясь как можно яснее объяснить цель визита, пояснил:
— В общем, Галина Семеновна, договорились: постарайтесь в ближайшее время встретиться с отцом и подробно расспросите его: как воевал в окружении, с кем выходил, кто из наших земляков-кубанцев с ним был. Главное — больше деталей. Мы хотим, чтобы Книга памяти ветеранов войны была живой и трогала сердца людей. Как поговорите, пожалуйста, позвоните.
— Я все поняла, Павел Николаевич, сделаю, — заверила Галина и, подмигнув, обратилась к мужу: — Миш, а че ждать, отдохни, и поехали к батьке на дачу. Для компании Петьку Пацана прихватим, он с батькой любит погутарить.
Михаил кивнул головой и, пряча глаза от Павла, пробормотал:
— Вы уж, товарищ майор, извините, я с дороги, ночь не спал, всякое может померещиться.
— Да ладно, Михаил Петрович, дело-то житейское, — благодушно произнес Павел и, кивнув на шкаф, заметил: — Хорошо, что в шкаф не полез. Тут бы ни военком, ни отец Галины Семеновны не помогли, попал бы под вашу раздачу.
На мгновение в комнате воцарилась звенящая тишина. Михаил оторопело смотрел на него. Галина захлопала глазами, а в следующую секунду, схватившись руками за лицо, зашлась от смеха. Михаил окончательно потерялся и не знал, куда девать свои кулачищи. Павел воспользовался моментом, пожал ему руку и поспешил покинуть дом. Еще одна экстремальная ситуация благополучно завершилась. За семь лет службы в военной контрразведке их было немало. В одних случаях он не знал, то ли смеяться, то ли плакать, в других было не до смеха.
Во время командировки в Чечню ему только чудом удалось уйти от смерти. Казалось бы, надежный, проверенный на серьезных заданиях агент из числа боевиков в итоге оказался двурушником. Что заставило пойти его на предательство — это так и осталось тайной. Были ли то страх перед разоблачением и мучительной смертью от рук патологического садиста Тракториста — палача боевиков, то ли трагедия в семье — гибель сына, который, как полагал агент, погиб от рук федералов. Та явка с агентом для Павла могла стать последней.
Готовясь к ней, он не подозревал об этом. Все шло своим чередом. За сутки до явки агент поставил сигнальную метку на стене водонапорной башни — она означала: встреча в 2.00 на заранее оговоренном месте. Отправляясь на нее, Павел взял для прикрытия двух бойцов из подвижного резерва разведроты. Один из них — ингуш, хорошо знал чеченский язык. Была ли то слепая удача или счастливый случай, который выпадает один на тысячу, но именно это спасло жизнь Павла и разведчиков.
С наступлением темноты они покинули расположение части и выдвинулись к месту встречи с агентом. Она должна была состояться в заброшенной колхозной ферме. Когда до нее оставалось меньше 50 метров, сработала аппаратура слухового контроля «Око». В наушниках раздались голоса. Говорили несколько человек, разговор шел на чеченском языке. Прозвучало имя Павла — боевики обсуждали план его захвата, который так и не состоялся.
Другой случай, о нем Павел если и вспоминал, то с улыбкой, произошел в начале службы в контрразведке. Слегка оперившись, он намерился самостоятельно, без участия руководителей, приобрести негласного помощника в лице «чекистки» — работницы офицерской столовой, отбивавшей чеки на кассе. Разбитная, смазливая бабенка пользовалась успехом не только среди зеленых лейтенантов, но и соломенных холостяков — прожженных, прошедших через Крым и Рим капитанов и майоров. Павлу она представлялась перспективным источником информации о тех, кто плохо держал язык за зубами и по пьяной лавочке болтал о секретах ядерного «Тополя».
На контакт «чекистка» пошла легко. Симпатичный, галантный старший лейтенант, позже всех ужинавший в столовой и вызвавшийся проводить ее до квартиры, приятно выделялся на фоне остальных поклонников, пытавшихся в первый же вечер залезть к ней в постель. Их отношения, как казалось Павлу, успешно развивались, но каждый видел в них свое. Практичная «чекистка» строила на него виды не только как на постоянного любовника, но и перспективного жениха. Павел же обольщался информацией о болтунах-секретоносителях. Прошел месяц, и ушлая «чекистка» посчитала, что старлей пал жертвой ее чар и готов идти под венец. А Павел уже не сомневался в том, что она созрела оказывать помощь контрразведке и родине в борьбе со шпионами и международными террористами.
К решающей встрече, которая должна была состояться на квартире «чекистки», каждый готовился по-своему. Павел, отправляясь на встречу с ней, сложил в папку ручку и лощеную бумагу, на которой будущий негласный помощник военной контрразведки должна будет подтвердить свое согласие бесстрашно бороться с врагами тайными и явными. А она, ничего не подозревая о его замыслах, заранее подменилась на работе, чтобы навести в квартире идеальный порядок и предстать перед кавалером в самом обольстительном виде.
Вечером, когда на дворе сгустились сумерки, Павел незаметно проскользнул в подъезд и тихо постучал в дверь. Через мгновение она приоткрылась и перед ним предстала «чекистка». Прозрачный розовый халатик выгодно подчеркивал ее женские прелести. Молодое крепкое тело трепетало от страстного желания. В следующее мгновение горячее дыхание «чекистки» опалило Павлу щеку, руки обвили шею, а с губ сорвалось:
«Ну, возьми же меня! Возьми! Я вся горю!»
Павел же горел от другого — от профессионального позора. Жестоко просчитавшись, он рвался из объятий «чекистки» и, чтобы остановить порыв бешеной страсти, пытался говорить о любви, но о совсем другой — любви к родине, которую со всех сторон окружили враги и с которыми она — отличник общепита — вместе с ФСБ должна бороться днем и ночь.
Обманутая, оскорбленная в своих лучших чувствах, несостоявшаяся негласная помощница контрразведки пришла в неописуемую ярость и превратилась в настоящую фурию. Шинель на Ковалеве затрещала по всем швам, пуговицы, пришитые грубой мужской рукой, как горох, посыпались на пол, ногти рассвирепевшей львицы грозили превратить лицо в кровавую маску. Ему ничего другого не оставалось, как только спасаться бегством.
Ситуация в доме Галины могла сложиться куда более драматично. Рассвирепевший Михаил был пострашнее медведя, поднятого из берлоги. Теперь же, когда все произошедшее осталось позади, оно ничего другого, кроме смеха, не вызывало. Павел расхохотался и уже не мог остановиться. Девушки, проходившие мимо, сначала с недоумением, а затем с осуждением посмотрели на него.
