Джеймс Монро - Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца
Крейг поцеловал еще одну девушку, угостил Грирсона еще одной шуткой и отправился на диван.
— Весьма милая вечеринка, мистер Макларен, — начал он.
— Зови меня Арчи, — сказал Макларен. — Я перестал быть Маклареном десять лет назад.
— Мы встречались еще до этого, — сказал Крейг. — Сицилия, май 1943 года.
— Боже мой, вы тоже были там? — спросил Макларен и повернулся к хористочке. — Ты видишь, какой я старый? Где ты была в мае 1943-го? А вообще-то ты уже была?
Девушка влила ему в рот очередную порцию виски.
— Мы с вами были в резервном лагере, — напомнил Крейг. — У вас была бутылка виски, и мы выпили ее. Это было очень хорошее виски.
— Боже мой, конечно, — сказал Макларен. — Припоминаю. В ту ночь танцевали шотландские стрелки.
— Правильно, — кивнул Крейг. — Они очень грустили, потому что большинство их друзей погибли.
— И они должны были погибнуть, — продолжил Макларен, — но оставшиеся в живых танцевали здорово.
— Они были прекрасны, — сказал Крейг.
— Да, конечно. В тех обстоятельствах они и должны были быть прекрасны. А вы тоже были солдатом, не так ли?
— Служба специальных судов, — сказал Крейг. — Я — Рейнольдс.
— Вы — шотландец?
— Из Джорджии.
— Да, конечно. Я вспоминаю ваш акцент. Кстати, куда он подевался?
— Вы посоветовали мне избавиться от него и стать джентльменом.
— И вы сделали это? Я очень рад.
— А как вы?
— Я сделал тоже самое. Это, конечно, не преступление — быть бедняком, но иной раз может им и оказаться. Я думаю, что я где-то украл эту цитату. А вы не бедствуете?
— Нет, — сказал Крейг.
— Тогда я дал вам хороший совет.
— Да, я действительно богат, — кивнул Крейг. — Конечно, мне пришлось много рисковать…
— Вам нравилось рисковать, — сказал Макларен. — Я воспоминаю, как вы рассказывали мне об этом с вашим смешным акцентом. Вам действительно нравилась опасность. Вот почему я посоветовал вам сделать опасность своей работой. Вам повезло. На свете не так много людей, которые это могут.
— А вы можете?
— Я боролся за то, чтобы выжить, — покачал головой Макларен, — и действительно выжил. Затем я опять вернулся в университет заниматься философией, потому что она мне нравилась. Кроме того, я занимался культурой моего народа, потому что это мне тоже нравилось. А потом я работал — учителем, журналистом, агентом бюро путешествий, продавцом, — и это мне совсем не нравилось. Теперь я проституирую дух моего народа и делаю на этом деньги. И это доставляет мне не больше удовольствия, чем все остальное. Это вас шокирует?
— Нет, — сказал Крейг.
— Эти молодые люди, от которых пахло смертью, танцующие на развалинах греческого замка, — романтизм девятнадцатого века, немецкий романтизм, это уже больше не работает. С этим все кончено… э… как вас…
— Рейнольдс.
— Извините меня, Рейнольдс. Все кончено, включая вас и меня.
— Я так не думаю, — сказал Крейг. — Ничего не кончено до тех пор, пока вы можете бороться за то, что вам нужно.
Макларен покачал головой.
— Это тоже романтизм, — сказал он. — Вы опоздали. Мы уже приехали к последней остановке, старина.
Он сказал это довольно самодовольно и снова устроился на длинных мускулистых бедрах танцовщицы, лаская их кончиками пальцев.
— Простите, — обратился он к Крейгу с истинной старинной вежливостью горца, — а вы не желаете одну из этих?
— Нет, спасибо, — ответил Крейг. — Я привык двигаться на своих.
Макларен засмеялся резко и пронзительно, так, что оставшиеся на ногах гости удивленно оглянулись на него.
— Приходите, — сказал он, — а если мне захочется поскучать, то я приду к вам.
Крейг кивнул и вернулся к Грирсону, который развлекался тем, что запоминал телефонные номера. Они нашли свои плащи и вернулись к Макларену, к тому времени уже уснувшему. Танцовщица оставалась неподвижной.
— Нам пора уходить, — сказал Крейг. — Передайте ему, что мы прекрасно провели время.
Девушка кивнула, а когда он повернулся, окликнула их.
— Он действительно был на войне? — Крейг кивнул. — И он видел людей, которых убили?
— Да, — сказал Крейг.
— А он… он тоже был в опасности?
— Конечно. Ведь он был коммандос.
— Арчи? — недоверчиво спросила она. — Он мне говорил, что был чиновником в налоговом управлении.
— Нет, — сказал Крейг. — Он был сержантом коммандос.
— Вы имеете в виду, что он тоже убивал людей? — Она с благоговением и страхом взглянула на лежавшего Макларена. — Он ведь чудный, правда?
— Полагаю, да, — кивнул Крейг. — Спокойной ночи.
В машине Грирсон спросил Крейга:
— Ты хотел ее?
— Нет, — ответил Крейг. — Если бы я захотел, мог заполучить любую из них. Надо поблагодарить Арчи. Он поставляет их пакетами по две дюжины. Я соскучился по Тессе.
Он откинулся назад и вздремнул, пока Грирсон не довез его до дома Хакагавы, а там повернулся, чтобы взглянуть ему в лицо.
— Мне очень жаль, что пришлось тебя ударить, — сказал он.
— Мне тоже, — ответил Грирсон.
— Нет, послушай. Если тебе придется сделать это снова, то я снова отвечу. Я ничего не могу с этим поделать. Просто я имею в виду, что мне очень жаль, если Лумис заставит тебя сделать это.
— Лумис — подонок, — буркнул Грирсон, — но он знает, что делает.
— Ему следует лучше это знать, — заметил Крейг.
— Так ты согласишься? — спросил Грирсон.
— Да, — ответил Крейг.
«Постарайся стать джентльменом», — сказал ему Макларен, и он сделал все, что было в его силах, и потерпел неудачу. С одеждой у него было все в порядке, с манерами за столом — тоже, акцент и лексика — по меньшей мере удовлетворительны, но это и все. Ему понадобился бы миллион лет, чтобы научиться вести себя как сэр Джеффри, и даже тогда ему приходилось бы бороться, бороться, чтобы победить, пробиваться руками и ногами, используя любые подручные средства.
Джентльмен из него не получился. Он потерпел неудачу. И уже не мог вести себя как одинокий волк. Его жена, его умерший ребенок, Тесса, даже сэр Джеффри, за всех за них он нес ответственность. Это была его ответственность. Иногда он сознавал ее, иногда пытался пренебречь ею, но они всегда оставались с ним, ожидая, что он сделает что-то для них. Это были его люди, и когда им была нужна защита, его обязанностью было ее обеспечить, так же как отец защищал его в рыбацком баркасе много лет назад. Для того чтобы защитить их, ему нужно было убить Сен-Бриака.
— Я должен убить его, — сказал Крейг. — У меня нет другого выбора.
Тесса не спала, поджидая его в гостиной. Пока он раздевался, она рассказала, как добра была к ней семья Хакагавы, какие у них прекрасные манеры, они ни разу не позволили себе никаких замечаний в ее адрес, ни разу не выразили удивления по поводу того, что произошло.
Крейг сказал:
— Ты будешь здесь в безопасности, Тесса.
— Почему ты говоришь только обо мне?
— Возможно, мне придется ненадолго уехать. Нужно кое-что узнать.
— Это надолго?
— Не очень. Может быть, на неделю.
— Это все из-за Грирсона?
— Нет, — сказал Крейг. — Из-за тебя. Если я с этим не разберусь, то мы никогда не будем жить спокойно. Если мне удастся сделать это… тогда нам не о чем будет беспокоиться.
Осторожно подбирая слова, Тесса спросила:
— После этого… ты вернешься ко мне?
— Ну конечно, — сказал Крейг. — Ты задаешь глупые вопросы.
И потом, даже несмотря на то что Тесса стеснялась семьи Хакагавы, спавшей за тонкой дверью, она просто должна была заняться с ним любовью.
На следующее утро она проснулась рано, поела и шутила с Сануки, пока Крейг спал. Женщины быстро подружились, возясь вместе на кухне. Мягко двигаясь, как всегда, вошел Шен-ю, позавтракал фруктами и молоком, пока Тесса жарила яичницу с ветчиной.
— Это для меня неподходящая пища, — сказал Шен-ю, — но она хороша для Джона. Он так быстро сжигает свою энергию.
Он очистил яблоко, срезав кожуру в виде тонкой, как лист бумаги, спирали.
— Джон, пожалуй, лучший дзюдоист из тех, кого мне приходилось обучать, и это делает его очень опасным человеком.
— Я так не думаю, — ответила Тесса.
— О, да. Он — человек, которому можно доверять, но он опасный человек. И еще более опасный, потому что я научил его… я научил его. Он был очень долго несчастлив. Я не думаю, что и сейчас он несчастлив, — японец поклонился Тессе.
— Он собирается уехать.
Шен-ю быстро и пристально взглянул на нее, хотя рука, державшая нож, оставалась совершенно неподвижной.
— Надолго? — спросил он.
— Говорит, примерно на неделю.
— Он сказал, зачем едет?
— Какое-то дело, которое он должен закончить. После этого, сказал он, мы будем жить спокойно.
