Кирилл Шелестов - Жажда смерти
Последние слова о законности он произнес с особым нажимом, в чем, по мнению внимательно слушавшего его Гозданкера, не было никакой нужды. Гозданкер прекрасно понимал, о чем идет речь. Это была его родная стихия.
Итак, Храповицкий принимал на себя векселя задолжавших «Уральсктрансгазу» предприятий. Делал он это, разумеется, выборочно. Выстроив схему взаимозачетов, часть долга он гасил, после чего означенные предприятия банкротил, забирая их активы. Сам Гозданкер занимался этим постоянно, используя свой банк «Потенциал», через который областная администрация расплачивалась с нищими муниципалитетами и организациями, находившимися на ее балансе. И с которых, в свою очередь, получала налоги. Проблема здесь заключалась в невозможности сочетать законность взаимозачетных сделок с их выгодой. Приходилось чем-то поступаться. И, само собой, не выгодой.
Гозданкер догадывался, что Храповицкий должен был задействовать в подобных операциях десятки обналичивающих структур, подставных фирм-однодневок и прочих так называемых «помоек», которые он включал в цепочки. Не говоря уже об организованных преступных группировках, в чьи задачи входило улаживание конфликтов с руководством разоренных предприятий, которое далеко не всегда соглашалось на предложенную схему. Поскольку после ее завершения руководство предприятия, как правило, вынуждено было подыскивать себе другое место работы.
Что с каждого взаимозачёта Покрышкин получал от Храповицкого откат наличными, было ясно даже ребенку. Но сейчас Гозданкера волновало не это. А то, есть ли среди проведенных Покрышкиным и Храповицким операций такие, что явно подпадали под уголовную ответственность? И главное, готов ли Покрышкин поделиться необходимыми документами?
Гозданкер не стал спрашивать об этом напрямую. Вместо этого он задумчиво почесал свою неряшливую бороду, пожевал мокрыми губами и осведомился:
— И долго вы так с Храповицким сотрудничали?
— Да с год, считай, — ответил Покрышкин неохотно. — А потом пришел ко мне мой заместитель по финансам и говорит: слышь, говорит, Иван Трофимыч, давай прикрывать эту лавочку. А то больно уж этот Храповицкий ушлый.
— В каком смысле? — встрепенулся Гозданкер.
— Да я, видишь, Ефим Соломонович, не совался особенно во всю эту бодягу, — пустился в оправдания Покрышкин, багровея и ерзая. — Думал, там все как надо идет. А он, оказывается, то какие-то фирмы сомнительные подсунет! То такой дисконт заломит, что — караул! Заместителю-то моему надо было раньше меня предупредить. А он боялся. Ладно, что вообще додумался ко мне прийти, — поспешно прибавил Покрышкин. — Я, само собой, тут же отдал приказ все это прекратить. Хорошо, хоть вовремя все остановили! А то под суд бы пошли всей честной компанией.
Насчет своевременной остановки он, конечно, лукавил. Чувствовалось, что наворотили они с Храповицким достаточно. То есть опасные для обоих документы существовали, в этом Гозданкер теперь был уверен. Он тоже занервничал.
— А общий объем какой примерно у вас получился? — скрывая охватившее его волнение, поинтересовался он.
— Ну, миллионов, может, на сто. Сто пятьдесят, — отводя глаза, признал Покрышкин. — Если в долларах считать. Я уж точно не помню. Получили-то мы на организацию гораздо меньше, конечно. Дай Бог половину. А-то и треть.
Про себя Гозданкер присвистнул. Определить долю, которую огребли Храповицкий и Покрышкин, не зная подробностей сделок, было, конечно, трудно. Но поживились они явно совсем недурно.
— Приличный объем, — заметил он завистливо. Покрышкин уловил его намек.
— Так за много же лет накопилось, — защищаясь, пробормотал Покрышкин.
— А можно мне эти документы увидеть?
Гозданкер постарался, чтобы его голос звучал предельно небрежно, даже равнодушно, но все же он предательски дрогнул.
Покрышкин беспокойно завозился. Он не горел желанием бросаться в омут с головой. Он и без того наговорил много лишнего и зашел слишком далеко. Пора было чуть притормозить. Сейчас, когда Гозданкер усвоил тему, можно было приступить к наиболее важной для него, Покрышкина, части. А именно — к торгам по поводу условий выдачи злополучных бумаг. Его бульдожьи глаза настороженно забегали, оплывшая грудь заколыхалась.
— Документы-то найти я попробую, — принялся вилять он. — Не знаю только, что получится. Да и дело уж больно деликатное. Ты пойми меня правильно, Ефим Соломонович, тут ведь главное ошибок не натворить. А то знаешь, как бывает. Захочешь доброе дело сделать. Государству помочь. И сам же пропадешь через свою доброту. Согласен со мной?
Про себя Гозданкер усмехнулся. У старой гвардии было чему поучиться. Два крупных руководителя в течение года лихо обворовывали «Уральсктрансгаз» и пилили прибыль. Потом один из сообщников решил избавиться от другого и усесться в его кресло. За это другой пытается упечь его за решетку.
До этих пор Гозданкеру все было ясно. Он лишь не понимал, почему это называется «добротой» и «помощью государству». Разумеется, в кругу новых бизнесменов, к которому принадлежал Гозданкер, при обсуждении подобных схем тоже избегали слов вроде «украсть» и «разграбить». Но все же выражались проще.
— Вам виднее, — заметил Гозданкер уклончиво. Ответ Покрышкина не удовлетворил.
— Ты ведь, говорят, Ефим Соломонович, дружишь с Лихачевым-то? — спросил он напрямую.
Лихачев был начальником областной налоговой полиции, и знающие люди считали, что именно его пытается задействовать Гозданкер в качестве главной ударной силы в войне против Храповицкого.
— Да разве ж это дружба, Иван Трофимович! — сокрушенно улыбнулся Гозданкер. — Он с меня налоги стрижет, я ему за это спасибо говорю.
Он заметил, как вытянулось лицо Покрышкина, и, чуть выждав, прибавил:
— Но отношения у нас с ним, действительно, неплохие.
Дыхание Покрышкина сделалось сиплым.
— Давай мы сделаем так, Ефим Соломонович, — отрывисто пролаял он. — Я попробую у себя какие-нибудь бумажки отыскать. По этой ерунде с Храповицким. А ты там, у Лихачева, почву прощупаешь. Как будто от себя. Осторожно так. Чтоб, знаешь, не вышло чего.
Сейчас все встало на свои места. Покрышкин требовал гарантий того, что когда налоговая полиция займется Храповицким, то его, Покрышкина, не тронут. В противном случае предоставлять доказательства он не собирался. Ибо садиться Покрышкину казалось не с руки. Даже на пару с Храповицким. А если принять во внимание, что при таких объемах «ерунды», по выражению Покрышкина, сроки их участникам грозили отнюдь не малые, то престарелый начальник «Уральсктрансгаза» вполне мог и не дождаться свободы.
Вообще-то судьба Покрышкина Гозданкера не волновала. Но деваться ему было некуда. Безопасность Покрышкина прилагалась в комплекте с компроматом на Храповицкого. Как томатный соус — к сосиске.
— Я поговорю, — пообещал Гозданкер, поднимаясь. — Найдем выход. Дело-то ведь одно делаем, Иван Трофимович. Общее. О Родине заботимся.
И довольный результатом встречи и тем, что сумел сформулировать фразу в духе своего собеседника, Гозданкер заговорщицки пожал тому руку и вышел.
3
Первые три недели столичных поездок выдались для Лисецкого и Храповицкого на редкость изнурительными. А для последнего еще и затратными. Лисецкий в качестве главы крупнейшего в России региона был вхож и в правительство, и в президентскую администрацию. Но необходимой для таких дел доверительности с нужными людьми у него не было. Капризный президент менял свое окружение так часто, что вновь назначенные чиновники еще не успевали осмотреться, как их уже отправляли в отставку.
Приходилось общаться с сомнительной публикой, готовой за деньги решать любые вопросы, бессовестно хваставшей своими связями, ломившей несуразные цены, кормившей бесконечными обещаниями и не дававшей никаких гарантий.
Между тем реально назначить Храповицкого на место Покрышкина могли лишь двое: бывший глава «Газпрома» Черномырдин и нынешний руководитель Роман Вихров. Протаптывать тропинку к Черномырдину было трудно и довольно рискованно. В кресле премьер-министра он был недосягаем и такой мелочью не занимался. Кроме того, если он действительно когда-то дружил с Покрышкиным, то мог с ходу отказать. И вернуться к теме стало бы невозможно. Она была бы закрыта навсегда.
В этом смысле Вихров выглядел предпочтительнее. Формально для такого решения ему не требовалось ничьих разрешений. Он все мог сделать сам, а Черномырдина, если потребуется, поставить в известность задним числом, преподнеся дело в нужном свете. Но в кремлевских кругах он считался самодуром и хамом. Возглавив главную монополию страны, он стелился перед президентом и Черномырдиным, зато со всеми остальными разговаривал через губу или через своих помощников, что, по большому, счету, не составляло разницы.
