Александр Афанасьев - Сожженные мосты Часть 4
– Штраф?
– Да, за неправильную парковку.
– Это худо… – сказал Збаражский, записывая в блокнот
– Почему худо?
– Да потому! Вы знали, куда эта ваша… пошла?
– Откуда же мне знать, там домов под сотню.
– А там профессор и жил! Информация о выписанных штрафах собирается в единой программе, чтобы потом контролировать взыскание! Из этой программы ее может выудить любой полициянт и получится, что вы за несколько дней были у дома этого проклятого Ковальчека! И это доказано – полицейским и штрафом. Что вы там делали?! Следили, чтобы убить – вот что подумают! А я вас направил на это дело!
– Но я же…
Тут до графа дошло, что Елена ему алиби не даст – хотя бы потому, что она не знала, что за ней следят. И все очень шатко.
– Пся крев…
– Вот так вот! Вы полицейского запомнили?
– Откуда… Здоровый…
– Ладно, найдем. Дальше.
– Дальше… Этот пан Ковальчек мне позвонил. Я как раз тут был, сидел… думал что делать.
– Он вам что – сюда позвонил? – изумился Збаражский
– Ну да… – протянул граф Ежи и тут же понял, чему изумился полковник. Он так и не понял тогда – что в его состоянии впрочем простительно.
В здании штаба Виленского военного округа нельзя было иметь при себе никакие сотовые телефоны они изымались при входе и выдавались при выходе, кроме того – здесь работали генераторы помех, делающие невозможными любые звонки. В общедоступных телефонных справочниках были телефоны только дежурной части и никаких более. Получается, что пан Ковальчек откуда то знал номер, на который ему нужно было позвонить… а ведь он …
– Вы давали номер своего телефона очаровательной пани Елене? – угадывая мысли графа Ежи спросил его полковник
– Никак нет, нельзя же… Что это значит?
Полковник Збаражский снова что-то строчил в своем блокноте
– Боюсь, что ничего хорошего. С нами играет какая-то разведка, она нашла способ подставить вас, да и меня заодно вместе с вами. Хорошо, сначала разберемся что тогда произошло. Он вам позвонил – и?
Какая – не составляет труда догадаться. Та самая, которая и леди Алисию Гисборн сюда заслала.
– Пригласил на какое-то сборище. В университет.
– Как пригласил?
– Обычно. Сказал, что Елена там будет.
– То есть он знал, что у вас проблемы.
– Да… наверное.
– Хорошо, дальше.
– Дальше я пошел. Мы встретились перед университетом, Ковальчек сказал, что нас пропустят только вдвоем.
– А заодно – перед университетом работают камеры уличного наблюдения – добавил полковник – а вот на самой территории их нет ни одной. И вас, получается, они запечатлели. Продолжайте, продолжайте.
– Ну… мы в здание пошли.
– Минутку. В какое время это было?
– Между девятнадцатью и двадцатью часами, ближе к девятнадцати.
– Точнее не помните?
– Нет.
– Хорошо, дальше.
– Дальше мы на факультет пришли. Химии, там комната больше и рукомойников много, там и собрались. Человек двадцать, даже больше – в основном паненки все. И Елена там была.
– Как вас представили?
– Просто – как Ежи. Профессор сказал.
– Дальше.
– Дальше лекторша какая-то появилась. Не сразу, Ковальчек ей звонил, потом она пришла. Какая-то пани Алисия Гисборн.
– Опишите.
– Ростом… среднее между вами и мной, мужеподобная, лицо вытянутое, одета плохо.
– То есть – плохо?
– Ну… Здесь, в Петербурге – везде женщины одеваются так, чтобы быть привлекательнее. А эта… как будто специально оделась, чтобы недостатки свои выказать. Лицо вытянутое, по возрасту – ближе к сорока, хотя голос молодой.
– Ей двадцать девять – улыбнулся полковник
– Двадцать девять?!
– Именно. Я хорошо знаю эту особу. Она к нам по межуниверситетскому обмену, лесбиянка, но ведет себя осторожно, знает, что если она даст нам повод – мы ее вышибем отсюда с волчьим билетом. Связана с Фондом свободы, прошла у них шестимесячные курсы лекторов-агитаторов. Скорее всего – и Чатам-хаус тут руку приложил. Настроена отрицательно, ведет подрывную и антигосударственную деятельность в форме провокационных, клеветнических выступлений. В прямом шпионаже не замечена. Она в разработке МВД, мы не можем ее тронуть – а там что-то медлят. Они все так там одеваются, в Великобритании почему то принято так одеваться, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность, а не красоту и привлекательность.
– Понятно. Не хотел бы я там жить.
– Я тоже. И к чему вас склоняла эта леди?
– Ну… она говорила про демократию, что демократия – эта высшая форма политического правления в обществе, лучшая из возможных. Что только народ, основной субъект политики может все изменить – но что это "всё" – она ни словом не обмолвилась. Что нельзя прибегать к насилию как к средству решения проблем, допустимы только законные и ненасильственные методы борьбы с нелегитимной властью. Что надо брать опыт с соседей.
– Прекрасно… – Збаражский даже в ладоши похлопал – прекрасная лечь, очень искусно. Целая антигосударственная речь, и при этом в ней не содержится ни одного повода для того, чтобы депортировать ее за антигосударственную деятельность. Сладкая водичка – но на нее многие покупаются. Хотите расскажу, что они хотят?
– Скажите?
– Это что-то типа игры – ненасильственное сопротивление. Чатам-Хаус выпустил сборник методов ненасильственного сопротивления, эти брошюры печатают в одной из самых мощных типографий мира – в "Сторожевой башне", типографии принадлежащей на паях Свидетелями Иеговым и разведслужбам. Это что-то типа игры, понимаете, игра щекочущая нервы – и в то же время относительно безопасная, там не надо подставлять себя под пули или уходить в террористическое подполье, рискуя виселицей. Все то, что там указано – тянет максимум на пятнадцать суток административного ареста. Например – узнать номера местных чиновников, опубликовать их в Интернете, звонить им по ночам и дышать в трубку. Тут даже и на административку то не нагребается, ни угроз, ничего – просто людям спать мешают. Молодежь она же по ночам тусуется в клубах разных, им взять телефон и позвонить – пять секунд. А человек потом всю ночь плохо спать будет, на работу придет невыспавшийся. А если так каждую ночь? Или – точно так же следить за чиновниками, на машине или пешком. Тоже – даже административки нет, идет человек и идет, мало ли кто впереди идет? Или – дорожные и уличные указатели портить – это уже мелкое хулиганство. Лозунги писать – тоже пятнадцать суток. Ну и… много всего, а цель одна – постепенно, не сразу, исподволь, раскачать государство.
– Интересно…
– Еще бы. Вы, как я понимаю – выступили?
– Можно и так сказать.
– И что вы им сказали?
– Ну… что Польшу разорвали по решению мирового сообщества, и теперь у меня нет повода верить, когда то же самое мировое сообщество предлагает Польше помощь. Что если даже Польша обретет независимость – она окажется зажатой между тремя империями даже без выхода к морю, и конец будет печальным. Примерно так.
– А они что?
– Эта… агитаторша смутилась. Ковальчек послушал, потом прекратил дискуссию.
– Как именно?
– Сказал, что время вышло, что сейчас будет обход охраной а он обещал закончить до вечернего обхода и сдать кабинет.
– А как остальные собравшиеся отреагировали на ваши слова?
– На удивление вяло. Мне вообще показалось, что некоторым наплевать на всё.
– Зачем же тогда они собрались…
И тут же родился ответ! Сразу! Правильно заданный вопрос – это уже половина ответа!
– Купить наркотик?
– Может быть и так. Что было потом?
– Потом… этот пан профессор меня на стоянке нагнал…
Улыбнувшись, пан Збаражский поднял руку
– Вы со своей пани объяснились?
– Объяснился – мрачно сказал граф
– И что?
– Да ничего! Какого черта вы спрашиваете!?
– Тут могут быть важны мелочи. Любые. Скажите, а как вам показалось – почему на это сборище пришла пани Елена? Она из-за политики пришла – или из-за другого чего то?
– Не знаю…
Он и в самом деле не знал. И сейчас корил себя за это – надо было обратить таки на это внимание. Но все его мысли в то время были заняты другим.
– Не знаю… – буркнул граф Ежи
– Хорошо, дальше. Профессор нашел вас на стоянке – что было потом.
– Он пригласил меня к себе поехать. Сказал, что я интересно выступаю… все прочее.
– И почему же вы поехали?
– Он сказал, что живет на Ягеллонов. Я сразу догадался.
– Ага! – полковник сделал еще одну пометку в блокноте – это хорошо. Вас видели вместе, как вы уезжали?
Молодой граф немного повспоминал – темно было…
– Темно было… под ночь уже расходились. Не знаю.
– Хорошо. Вы поехали в его машине?
– Нет, в своей.
– Какая машина?
– Фиат. Белый.
