Александр Маркьянов - Презумпция лжи
С этими словами Андрей Леонидович ловко снял с плиты шкворчащую тарелку с мясом, разложил по тарелкам…
– Теперь смотри, и начинай учиться. Хотя у нас почти все на это плюют, плевать на это нельзя. Перед тем как начать есть, ты должен сказать "бисмилля". Повтори.
– Бисмилля… А что это?
– Во имя Аллаха. Формула, которую мусульманин должен повторять всегда перед едой. Запомнить не так то сложно. Необязательно делать это, если ты питаешься в столовой министерства, но если пришлось поесть в городе, то лучше сказать. Можно также сказать: "Аллахумма, барик ляна фи ма разакътана ва къына азабан-нар", но ты это пока не запомнишь…
– А зачем все это…
– Зачем? – Андрей Леонидович ненадолго задумался, как бы решая, говорить или нет – есть две причины. Первая причина в том, что отныне и довеку ты – разведчик. Если будет нужно – ты должен вести себя так, чтобы ничем не отличаться от мусульманина. Это – высшее мастерство разведчика, чтобы люди другой национальности и религии при необходимости признали тебя за своего. Второе … Здесь молятся Аллаху уже несколько сотен лет. Есть люди, которые считают, что можно построить социализм за год. Или за два. Но это не так. Пройдет еще много времени… Ешь, давай…
Министерство обороны Афганистана представляло собой старинное здание странной архитектуры – с двумя небольшими куполами, похожими на церковные. У здания было многолюдно, постоянно входили и выходили офицеры в нашей форме но с незнакомыми знаками различия, слышалась гортанная, незнакомая речь. Было многолюдно…
– Пошли! – Михеев оставил УАЗ на стоянке, пошел к министерству, не оглядываясь. Схватив небольшую папку, где лежали все мои документы, я отправился вслед за ним…
Тогда еще обстановка в стране была достаточно спокойной. Бандитизм, особенно в пакистанском приграничье не прекращался здесь никогда, китайцы уже начали бороться с "советским ревизионизмом", но тоже в гомеопатических дозах. Поэтому у часового, стоящего на входе не было даже автомата, только пистолет. На удостоверение Михеева он взглянул мельком, вопросительно уставился на меня. Андрей Леонидович коротко сказал что-то на незнакомом мне языке и мы прошли в министерство…
– А где я буду работать? – спросил я по дороге…
– Пока – на станции радиоперехвата. Она находится здесь, потому что недалеко – американское посольство. Нужен хороший переводчик, ты же знаешь язык. А твой подсоветный только что прибыл с обучения из СССР, хорошо знает аппаратуру, заодно и познакомитесь. На улицу пока ни тебя, ни его выпускать нельзя. Вот, кстати и он…
Невысокий, смуглый, черноусый старший лейтенант приветственно махнул рукой. Так он обсуждал что-то со своими, но, увидев нас, сразу направился к нам. На его лице белым вспыхнула улыбка (В Афганистане мало кто мылся и чистил зубы, это было привилегией богатых людей. Поэтому и белые зубы были далеко не у всех – прим автора), что вообще то для Афганистана было редкостью…
– Вот, советника тебе привел… – улыбнулся Михеев
– Хорошо, хорошо… – афганец с улыбкой протянул мне руку – старший лейтенант Мустафа Фархади
– Белов. Сергей Владимирович. Капитан – отрекомендовался я. Постоянно приходилось держать в голове, что я не Соболев, а Белов, назвать хоть один раз свою настоящую фамилию было равнозначно провалу…
Лейтенант Фархади недоуменно повернулся к Михееву… (Недоумение было вызвано тем, что по идее советник не должен быть старше по званию, чем подсоветный – прим автора)
– Все правильно. Он капитан, языки знает…
– Понятно…
– Ты, Мустафа, пока иди на станцию, мы тут к ГВС зайдем, вопросы решим и к тебе сразу спустимся…
– Понял…
Афганистан, Кабул
20 сентября 1978 года
Осень пришла в Афганистан – первая осень революции. За прошедшие две недели я немного обжился, решил самые насущные вопросы – и начал понимать. Что происходит…
Первым делом получил квартиру – двумя этажами ниже квартиры Андрея Михайловича, в том же подъезде. Тогда с квартирами еще особых проблем не было, потому что жилье для советников строилось и весьма активно, а резкое увеличение численности советнического контингента началось позже, к концу 1978 года. Поэтому квартиру мне дали без проблем, несмотря на то, что я был холостым и даже всего в двух этажах от начальства – чтобы далеко не ходить…
Но контингент наращивался. Новые соседи появлялись едва ли не каждую неделю, именно осенью 1978 года даже мне, далекому от армейских реалий и ничего не знающему о советской военной помощи в других странах стало ясно – количество наших военных советников уже значительно превосходит средний уровень. И это неспроста.
А Варяжцев уехал. Буквально на следующий же день после моего приезда, оставив меня в недоумении: он для чего сюда приезжал? Для того, чтобы меня в аэропорту встретить? Да быть не может!
Осень семьдесят восьмого стала крахом романтических надежд революции. Все-таки среди тех, кто совершил Саурскую революцию, было немало романтиков и мечтателей. Например, тот же Нур Мухаммед Тараки, генеральный секретарь НДПА, известный писатель, который при встрече со специалистами международного отдела ЦК КПСС поразил их крайней наивностью и слабым знанием марксистско-ленинской теории. В их понимании – стоило только сказать народу правильные слова, рассказать про революцию – и страна сразу начнет жить по-новому при прямой поддержке великого северного соседа. Оказалось, что все намного сложнее…
Саурская революция постепенно увязала в болоте. Насаждался культ личности Тараки – теперь, когда мы ехали на работу, то сразу в нескольких местаз афганской столицы могли видеть портреты "великого вождя и учителя, героя Саурской революции". Некоторые портрет размерами соперничали с брежневскими – это при том, что ткани в стране не хватало, как и многого другого.
Первым делом новое правительство умудрилось поссориться с церковью. Несмотря на ранее провозглашенный лозунг "защиты принципов ислама и демократии" правительство Тараки начало жесткую борьбу с муллами, иногда происходили даже расстрелы авторитетных богословов, причем в пятницу, в мечетях при скоплении верующих. Все это делало погибших мулл шахидами, павшими от рук безбожников на пути Аллаха, а племена откуда они родом, и их учеников-мюридов обрекало на дорогу кровной мести. В этом правительство Тараки было намного глупее свергнутого ими Дауда, который происходил из королевской семьи и отлично умел управлять государством, не множа при этом без необходимости число врагов своих. Новое правительство не ходит в мечети – передавалось из уст в уста на базарах и в дуканах. Конфликт уже начинал тлеть, даже без помощи американцев. Пока только тлеть…
К границам страны потянулись беженцы. На самом деле, беженцы из страны пошли уже после свержения монархии Захир-шаха, задолго до Саурской революции. Если в 1973 году число беженцев, ушедших в Пакистан, равнялось нескольким сотням, то в 1978 году ушло уже сто десять тысяч. Все они попадали в лагеря беженцев в Пакистане, где их них начинали формироваться вооруженные банды, под патронатом ИСИ – межведомственной пакистанской разведки. Генерал Уль-Хак никак не мог упустить возможность создать трудности у соседа, плеснуть бензина в тлеющий огонь…
Начались вооруженные выступления. Уже при Дауде в приграничных с Пакистаном областях действовали банды, численностью до нескольких десятков человек. В основном они занимались грабежами, с подразделениями правительственных войск боя не принимали. Теперь же уже были и стычки и с армией, хуже того – начались бунты в самой армии. Прежде всего это было связано с междоусобной борьбой в армии, когда победившие халькисты принялись всячески принижать парчамистов, стоявших с ними в одном ряду во время борьбы с режимом Дауда. И это при том, что среди среднего офицерского звена афганской армии парчамистов было немало.
В июне 1978 г. произошли вооруженные мятежи в провинциях Бадахшан, Нанхагар, Бамиан, Кунар, Пактия. Во главе этих мятежей были помещики, у которых отбирали землю, буржуазия, которая не могла примириться с властью сына скотовода и высшее исламское духовенство, с которым правительство умудрилось поссориться. Новое правительство не приняло всерьез этот первый звонок, не попыталось ни в чем разобраться, решило что проблему можно решить силовым путем и двинуло против восставших армию. Активно применялась артиллерия и авиация, в результате чего разрушались кишлаки, уничтожался урожай, разрушалось главное в жизни крестьян – кяризы (прим автора – оросительные системы, вручную выкопанные тоннели в земле, по которым текла вода. Без кяризов, сельское хозяйство в Афганистане практически невозможно). Опыта проповедей у духовенства, учившегося в лучших медресе было гораздо больше, чем у правительственных агитаторов, и ему удалось придать вооруженному мятежу ярко выраженную исламскую окраску. Правительство ввело воинские части даже туда, где они никогда не появлялись – в зону расселения свободных пуштунских племен.
