Виль Рудин - День «Икс»
— Товарищ комиссар, но это наиболее надежный...
— Подождите. Если враги пытались вывести из строя шахту в спокойное время, то разве они упустят малейшую возможность сейчас? Нам надо быть втрое, впятеро бдительнее. Необходимо принять самые решительные меры, чтобы обезвредить врага, пресечь все его попытки дезорганизовать работу на шахте. Вы, конечно, понимаете, что это можно сделать только при помощи самих шахтеров. Там уже создана боевая группа — как и на других предприятиях. Оружие у них пока что неважное, главным образом, за счет военизированной вахтерской охраны. Правительство поддержало инициативу рабочих, им передадут оружие из запасов народной полиции. Я думаю, во второй половине дня мы сумеем нанести погромщикам решительный удар. Посмотрите, что и как на «Клариссе», если надо будет — позвоните мне, немедленно вышлем оружие. Задача: не допустить на шахту ни одного провокатора и диверсанта; не дать взорвать шахту. Если попытаются прорваться силой, — действовать без промедления, не колеблясь. — И, с затаенной нежностью глядя в лицо Эриха с решительно сдвинутыми бровями, комиссар добавил: — Только помните, терять голову нельзя ни при каких обстоятельствах.
Эрих поднялся.
— Товарищ комиссар, на «Клариссе» меня могут спросить: что делают наши русские друзья? Почему они... допустили это кровопролитие?
— Это что, предполагаемый вопрос воображаемого рабочего, или реальный вопрос инспектора народной полиции Эриха Вальтера?
Эрих, опершись двумя руками о спинку стула, за которым стоял, подался вперед:
— Да, если хотите, — мне, инспектору Вальтеру, тоже неясно.
Комиссар откинулся на спинку кресла, побарабанил пальцами по столу.
— Сегодняшние события — это внутреннее дело суверенной Германской Демократической Республики. Мы с вами, товарищ Вальтер, отвечаем за случившееся. Мы с вами — вместе с нашим народом — и обуздаем фашиствующих молодчиков. Ну, а русские, — что же, они выполняют свою задачу. Ведь американские танковые колонны со вчерашней ночи стоят на исходных рубежах у границы Республики. Если они двинутся — их встретят и... проводят русские. Как надо, проводят! А порядок в нашем доме мы будем наводить сами.
Вернеман чуть помолчал и вдруг очень тепло и просто спросил:
— Слушай, Эрих, ты ведь веришь, — сумеем?
И от этого задушевного — «Слушай, Эрих...», — повеяло на юношу давно забытой отцовской лаской. Понимая, что служебное «так точно» в эту минуту неуместно, он только утвердительно кивнул.
IIIТри полицейских грузовика были уже нагружены, когда во двор торговой базы въехал Фелльнер. Развернув машину, он весело посигналил, увидев Эмму Вольф. Но она, увлеченная разговором с несколькими другими женщинами, не обратила внимания ни на машину, ни на Фелльнера, ни на его сигнал. Тогда он сам подошел к ней.
— Товарищ Вольф! — голос Фелльнера заглушил женское щебетанье. — Осмелюсь доложить: прибыл в ваше распоряжение!
Женщины обернулись. Увидев комически-серьезное выражение на лице Фелльнера (надутые щеки, выпученные глаза), кто-то прыснул. Но Эмма Вольф осталась серьезной:
— Здравствуйте, товарищ Фелльнер. Вы будете нас сопровождать?
— Никак нет! Вы поедете следом за мной. Да нас же целая армия — три шофера, я — четвертый, и вас вон сколько. Все из Женского Союза? Ну, тогда и моя хозяйка в хлопотах.
— Значит, все готово? — Эмма Вольф явно не была расположена шутить. — Поехали, товарищи! Фелльнер, я с вами — не возражаете?
— Что вы, товарищ Вольф. Мне очень приятно...
— Ах, Фелльнер! — отмахнулась Эмма. — Что тут приятного, — люди умирают.
Линденштрассе, Ваумшуленвег и Лейпцигерштрассе проехали благополучно. Вот и Науэнские ворота, за которыми начиналась длинная Тельманштрассе. Фелльнер, не останавливая машины и придерживая руль левой рукой, поправил наушники. Затем он включил радиопередатчик.
— Сейчас свяжемся с подвижной автогруппой, — объяснил он Эмме.
— Фелльнер, Фелльнер, внимание! Я Бушман, я Бушман!— послышалось в наушниках. Фелльнер кивнул, давая понять смотревшей на него попутчице, что он слышит своих. — Фелльнер, на Тельманштрассе засада! Мы будем через пять минут. Задержи транспорт! Фелльнер, на Тельманштрассе засада! Задержи транспорт!
Но ответить Фелльнер не успел — засада была перед ними, метрах в двухстах. Поперек улицы стоял автобус, перед которым толпилось человек пятьдесят. У многих в руках были железные палки, у некоторых пистолеты и даже автоматы. Все они угрожающе молчали, ожидая, пока Фелльнер и следовавшие за ним грузовики подъедут поближе. Надо было любой ценой не дать им в руки транспорт. Надо было продержаться ровно пять минут.
Фелльнер сбавил газ, открыл дверку и, держа правой рукой руль, оглянулся. Отлично, три грузовика значительно отстали, а сейчас, увидев, что произойдет, шоферы, конечно, остановятся. Пока банда до них добежит — подоспеет подвижная группа. Только Эмму жалко. Почему-то о своей жене и сыне Фелльнер в эту минуту не вспомнил.
Стоя на подножке, он демонстративно, привлекая к себе внимание, открыл кобуру, вынул пистолет. Не доезжая метров пятидесяти до толпы, остановился и посигналил. Видя, что машина стоит, несколько человек из толпы нерешительно подошли.
— Какой олух велел вам ставить здесь автобус? — закричал на них Фелльнер. — Кто из вас водит машину? Ты? — он ткнул рукой с пистолетом в ближайшего. Тот попятился. — Сейчас же отгони автобус, он мешает проезду!
Но машина теперь была окружена.
— Чего он там командует? — послышался чей-то окрик. — Тресните его по черепу!
Фелльнер обернулся:
— Эй, ты, иди сюда, чего за других прячешься? Сам боишься треснуть?— Фелльнер уперся ногой в крыло и вскочил на радиатор. Теперь он глядел на противников сверху. — Ну, где ты прячешься?
— А вот я где. Привет! — и над толпой в Фелльнера полетела железная палка. Он пригнулся — палка просвистела над его головой, и тогда он выстрелил в воздух:
— Сейчас вам тошно придется, сволочи! Спасайся, кому жизнь дорога!
Но на него со всех сторон посыпались удары. Двое ухватили его за ноги — одного Фелльнер застрелил, другой успел резко дернуть ногу к себе. Потеряв равновесие. Фелльнер свалился на мостовую.
Первые удары он еще чувствовал. Его стали топтать.
Потом на голову обрушилось что-то невыносимо тяжелое — и все для него погасло.
Навсегда!..
Кто-то обратил внимание, что в машине сидит женщина. С гоготом рванули дверцу и вытащили белую — без кровинки в лице — Эмму Вольф. Она пыталась что-то сказать, но ее голос заглушил рев толпы.
— Стерва! Посмотри на своего любовника. Иди, смотри! — кричал ей кто-то в самое ухо. Видя, что она не двигается, один из бандитов взмахнул железным прутом. Инстинктивно Эмма закрыла голову рукой — удар пришелся по руке. Эмма без сознания повалилась на землю. Опьяненные кровью, погромщики с дружным ревом опрокинули полицейскую машину набок, бросили в нее бутылку с горючей смесью, и тут-то из-за автобуса, с обратной стороны Тельманштрассе неожиданно для них появилась подвижная группа.
— Бросай оружие! — загремел репродуктор на одной из машин.
Часть банды сдалась сразу, остальные попробовали прорваться.
О них потом писали газеты в Западном Берлине, как о «жертвах коммунистического террора».
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Утром, когда Инга с отцом ехали на фабрику, в городе все еще было спокойно. Лишь к полудню до них стали доходить смутные слухи о беспорядках. В ателье цеха художников иногда забегали рабочие — говорили, что на других предприятиях объявлена забастовка, а на улицах дерутся. Было совершенно непонятно, кто с кем дерется и почему надо бастовать.
Инга так и сказала старому Бернгарду:
— У меня в голове ужасная неразбериха.
Она сняла трубку телефона и набрала номер Эриха. Послышались гудки, но никто не отвечал. Инга положила трубку, потом еще раз позвонила — опять никто не ответил. Досадливо поморщившись, она бросила трубку на рычаг и вдруг увидела через окно, что к воротам фабрики подошел грузовик, какой-то старый «Бенц» с разбитыми фарами. В кузове стояло человек пятнадцать, но Инга видела только одного. Это был Кульман собственной персоной. Не сводя с него глаз, Инга поспешно схватила трубку и третий раз набрала номер Эриха. Безрезультатно! Тогда она, не сказав ни слова отцу, бросилась вниз, к коменданту.
А Кульман и его орава, размахивая оружием, требовали, чтобы им открыли ворота. Шофер выскочил из машины, ткнулся в проходную — она оказалась запертой. Он беспомощно развел руками, давая знать Кульману, что сделать ничего нельзя.
Кульман сообразил, что он и его люди попали в дурацкое положение. Из окон фабрики смотрели десятки рабочих и работниц, указывали на них пальцами, смеялись... Надо было на что-то решиться.
