Наталья Манухина - Наши люди в Шанхае
— Кончился. — Охотно пояснила маман. — Там было всего-ничего. Один раз пятки помазать.
— Пятки? — Я боялась поверить в случившееся.
— Хороший крем, — с чувством глубокого удовлетворения сказала свекровь. — Жирный. Хорошо помогает. Очень даже. Один раз как следует, густо так, с желанием намазала, и порядок. Все прошло. У меня знаешь, Наташа, пятки с возрастом сохнуть стали. Особенно, когда босиком похожу. А ведь охота другой раз по травке босиком походить. Очень даже! И полезно. Я сама читала. Через босые ноги все лишнее электричество, которое в организме оседает, в землю уходит. А ноги болят!
— Наталья Васильевна, я вас умоляю, есть же специальный крем для ног. На нем так и написано: «Крем для ног». В красном тюбике. Я недавно вам покупала.
— Так он же в тюбике, сама говоришь.
— Ну и что?
— Как это что? Голова твоя садовая! В тюбик ведь землю не положишь. Говорю же тебе, мне баночка нужна была. Я поискала, поискала, вначале у себя, потом у Екатерины Федоровны спросила — ничего нет. Ничего подходящего. Потом у тебя в комнате посмотрела, гляжу — стоит. По размеру вроде подходит, симпатичненькая такая. Ну, я ее заранее и подготовила. А то у вас вечно, на охоту собираться, собак кормить. На-ка вот, пока руки в грязных перчатках, положи земельки туда. В Китай поедешь, с собой возьмешь. На всякий случай. Может, доведется тебе Василия Максимовича нашего разыскать, так отдашь ему от меня, скажешь, сноха ваша, Наталья Васильевна, вдова брата вашего покойного Николая Максимовича, просила Вам передать, дескать, это земля с Родины. Ему приятно будет. А если поздно, сама понимаешь, если преставился наш Василий Максимович, так ты в могилку к нему эту земельку подсыплешь. Все ж таки, что бы там кто ни говорил, а всякому человеку охота в родной земле покоится.
Глава 6
— Вот и ладушки, Юлиана Сергеевна, порядочек. Можете теперь отдыхать себе спокойненько, — наигранно бодрым тоном распорядилась словоохотливая медсестра, вколов Юлиане лошадиную дозу витамина «B».
— Спасибо, Леночка, — она перевернулась на спину.
— Через полчасика у вас подводный массаж, в двенадцать тридцать — УЗИ органов малого таза, а в тринадцать ноль-ноль — лечебная физкультура. Потом обед, бла-бла-бла, бла-бла-бла, — неугомонно стрекотала сестра милосердия, бессмысленно кружа по палате.
Есть же люди навязчивые! Болтуха! Неужели не понимает, что ее разговорами тяготятся.
И голос такой неприятный, будто рашпилем по металлу: туда-сюда, туда-сюда. Аж мурашки по коже.
«Можете отдыхать!» — мысленно передразнила она надоедливую визгуху.
С тобой отдохнешь, пожалуй. Дожидайся!
Подавив раздражение, Юля с благодарностью посмотрела на свою мучительницу:
— Да, да, я помню. Спасибо большое! — Лучезарно улыбаясь, она достала из тумбочки плитку шоколада.
— Ну что вы, Юлиана Сергеевна? Зачем? — Увесистая шоколадка молниеносно исчезла в бездонном кармане.
— Как это зачем? К чаю, Леночка, — едва сдержавшись, чтобы не скрипнуть зубами, приветливо пояснила она, — к чаю. Мне никто не звонил?
— Ой! — Схватившись за грудь нулевого размера, Леночка вполне правдоподобно изобразила искреннее огорчение. — Звонили! Юлиана Сергеевна, миленькая, звонили. А как же! Два раза звонили. Мужской голос. Оба раза один и тот же. Первый раз звонили, вы спали еще. А второй — на кровь ходили. Бла-бла-бла, бла-бла-бла…Я еще подумала, надо же какой голос приятный у мужчины. Счастливая какая, думаю, Юлиана Сергеевна. Бла-бла-бла, бла-бла-бла…. Не забыть, думаю, сказать. Надо же из головы вон! Бла-бла-бла, бла-бла-бла… Баритон, прямо, бархатный. Бла-бла-бла…
— Кто звонил? Не представились? — светясь доброжелательностью, мягко перебила она.
— Представились, представились. Обязательно представились. А я не сказала разве? Вот голова! Вы уж извините меня, закрутилась. Представились, Юлиана Сергеевна. Надо же, не сказала! Бла-бла-бла, бла-бла-бла… Первый раз, правда, это когда вы спали еще, не представился. Ничего не сказал, врать не стану. Только спросил, есть ли на отделении пациентка Юлиана Сергеевна Разгон и не может ли она подойти к телефону. Я говорю, нет, мол, не может, у нее, мол, постельный режим. Бла-бла-бла, бла-бла-бла… А он еще раз позвонил, чуть позже, когда вы на кровь пошли. И вот тогда уже представился. Если честно, Юлиана Сергеевна, я тут его сама спросила: «Вы кто ей, говорю, Юлиане Сергеевне, будете?». Это когда он в подробности стал вникать. Мол, какой-такой у Разгон диагноз, да давно ли она у вас на отделении лежит, да какое у нее самочувствие, да какое у нее состояние, да какой, мол, у вас в больнице режим, и когда можно будет подъехать, чтобы навестить больную? Я тут его и обрезала. Нет, вы не думайте, я ему вежливо так сказала, по инструкции, дескать, посторонним справок не даем. Бла-бла-бла, бла-бла-бла… Кто, говорю, вы больной Разгон будете? Он тогда и представился. Я ему говорю, очень, говорю приятно. Бла-бла-бла, бла-бла-бла…
Юлиана утомленно прикрыла глаза. Смирилась, поняла, что задавать наводящие вопросы бессмысленно. Будет только хуже. Наводящие вопросы лишь подстегнут неуемную словоохотливость сестры милосердия.
Прикрикнуть на болтунью? Бесполезно.
Офигевшая кретинка от медицины не поймет, чем вызвана такая бурная реакция всегда спокойной и выдержанной пациентки Разгон.
Не поймет и обидится. От обиды начнет пакостить по мелочам.
Подставлять свою попу обиженной медсестре это, знаете ли, развлечение на любителя. Кто даст гарантию, что в ее шприце окажется именно то лекарство, которое доктор прописал? То-то и оно!
Нет уж, пусть поговорит. Должна же эта тупица когда-нибудь наговориться?!
Должна, должна. Так не бывает, чтоб говорили вечно.
Перпетуум-мобиле — понятие из разряда мистического.
Пусть поговорит. Юлиана подождет, потерпит. Вот так, расслабившись и прикрыв глаза.
Глаза — зеркало души. Глаза могут выдать.
Глянет недалекая Леночка в Юлькины неземной красоты глаза и вмиг поумнеет. А, поумнев, поумневшая Леночка не успеет своим умом и воспользоваться, так как в ту же секунду рухнет замертво.
Потому что ненависть убивает. Юлиана это знает наверняка.
Иначе, какой тогда был бы смысл в ненависти?
Во всем должна быть своя логика.
— Бла-бла-бла, бла-бла-бла… Не волнуйтесь, говорю. У Юлианы Сергеевны вашей, говорю, состояние, говорю, сейчас хоть и тяжелое, но стабильное, и самое страшное, говорю, уже позади. А он опять про свое гнет, когда можно будет больную Разгон навестить. А я ему: посещения, говорю, запрещены. На отделении карантин. Бла-бла-бла, бла-бла-бла… Он говорит, мол, спасибо, и отключился. А я, помнится, еще подумала, Юлиана Сергеевна, спасибо-то оно спасибо, только почему же он раньше-то не звонил, если он действительно ваш муж. А?
— Муж? — Юлиана слегка приподняла бровь.
— Муж! Муж! — Неизвестно чему обрадовалась вконец распоясавшаяся от ее внимания Леночка. — Муж, он самый. Так и сказал: «Муж спрашивает». Бла-бла-бла, бла-бла-бла…
— Му-уж, — неторопливо, с чувством повторила она.
Словно попыталась припомнить, какое оно на вкус, это подзабытое словечко «муж».
С последним своим мужем Юлиана рассталась уж года четыре тому назад или три? Дай бог памяти!
Она презрительно наморщила носик. Если честно, то вспоминать о том, с каким жутким скандалом она разводилась со своим последним «папиком», ей совершенно не хочется.
Одна радость, именно в этом своем, третьим по счету браке она наконец-то поняла, что быть мужниной женой это занятие не по ней. Она не хочет быть замужем ни за этим конкретным мужчиной, ни за каким-либо другим. По определению не хочет.
Нет, она не поменяла сексуальную ориентацию. Упаси бог! Просто в один прекрасный момент Юлька четко осознала, что иметь при себе мужчину в статусе любовника всяко приятнее и выгоднее, нежели иметь того же мужчину, но уже в статусе законного супруга.
Здесь нужно оговориться, что все вышесказанное относится только к отношениям с состоятельными мужчинами, ибо опыта замужества с малообеспеченными горемыками у Юлианы, слава тебе господи, никогда не было и быть не могло.
Неудачников и лохов она к себе и на пушечный выстрел не подпускала. На фига козе баян, по кустам его таскать?
К счастью для нее, Юлиана не принадлежит к той «редкостной» на Руси породе любительниц лепить себе мужа своими собственными руками, дескать, выйдешь замуж за лейтенанта, помотаешься с ним по гарнизонам, затерянным по медвежьим углам нашей необъятной родины и на исходе жизни станешь ты, моя терпеливая, генеральшей. При хорошем раскладе, разумеется. Всего-то ничего подождать придется, лет двадцать, тридцать. Не больше! Не успеешь и оглянуться.
Нетушки! «Я его слепила из того, что было», эта песенка не про нее.
Юлиана хотела получить от жизни все и сразу, поэтому замуж выходила не по любви, а по расчету.
