Лев Златкин - Охота на мух. Вновь распятый
На следующее утро она явилась пораньше. Накануне после уроков их заставили мыть окна, хотя в их обязанности мойка окон не входила, но директор, фиктивно оформив трудовой договор со своими родственниками, положил деньги в свой карман, а заставил этим заниматься уборщиц. И Нина не домыла окна в двух классах, выпавших на ее долю, не успела, она торопилась домой, ехать было далеко, а дома лежала больная бабушка, ее надо было кормить, да и волноваться ей за внучку в таком положении было совсем ни к чему. Да и лекарство надо было давать ей строго по часам.
Нина никогда не обращала внимания на тех, кто входит и выходит в класс и из класса, когда она там убирается. Но сегодня в окне, которое она уже отмыла до блеска, отражалась входная дверь, и не заметить, как двое здоровенных парней-десятиклассников забаррикадировали дверь, сунув ножку стула в дверную ручку, было просто невозможно, и Нина испуганно оглянулась на вошедших.
Волчий блеск в их глазах и явное возбуждение в лицах ей очень не понравились, не говоря уже о сильном вздутии брюк в нижней части живота у них.
— Иди к нам, красавица! — хриплым голосом произнес Арсен, подзывая девушку. — Мы тебе зарплату за полгода принесли! — добавил он, доставая из кармана пачку денег крупными купюрами.
— Не бойся, мы здоровые! — добавил, посмеиваясь, Игорь, подкрадываясь к ней.
Нина сразу все поняла и замерла, оцепенев, и обреченно смотрела, как два негодяя-самца неторопливой походкой, разжигая себя гоном, ощущением начавшейся охоты, тем более что жертва обложена и загнана, можно и поиграть с нею, перед тем как растерзать, приближались к ней.
Арсен, любуясь ею, остановился в трех шагах от Нины. Игорь тоже машинально повторил синхронно его движение и тоже застыл, недоуменно глядя на друга.
А Арсен внезапно рухнул на колени и стал читать стихи:
Прекрасная луна, не будь звездой падучей,
Ты, о моя луна, сокрыта в черных тучах.
В силках твоих кудрей птенец моей души,
Запутавшись давно, ждет смерти неминучей.
Дорога в храм любви — лишь правда и мольба.
Кто тем путем идет, тот слез не льет горючих.
Твой взгляд, как вор в ночи, разграбил и унес.
Добро моей души, когда столкнул нас случай.
Средь шахов красоты ты лучезарней всех.
О, грозный мой султан, казни меня, не мучай!
Кто видел, чтоб тюльпан в одежду был одет?
Мой дорогой тюльпан в одежде самой лучшей.
Соперник Насими сказал: «Любить грешно».
Он словом согрешил, за грех свое получит.
Нину стихи, как ни странно, привели в сознание и сняли то оцепенение, в которое она от ужаса впала, сознание, которое вот-вот, казалось, готово было ее покинуть, мгновенно привело в действие мысли, она обрела уверенность в движениях, ясность рассудка и, быстро открыв окно класса, расположенного на втором этаже школы, выпрыгнула на улицу. Но падение было неудачным. Резкая боль в правой лодыжке была столь сильна, что Нина от боли потеряла сознание и распласталась на асфальте тротуара.
Арсен с Игорем инстинктивно бросились к окну, пытаясь помешать Нине совершить прыжок, но, не успев, с ужасом смотрели на распластанное на тротуаре тело Нины, а отведя от нее взгляд, они увидали на улице, на противоположном тротуаре, замерших Валю с Илюшей. Они смотрели прямо на них, и для друзей-насильников стало яснее ясного, что они все видели и молчать не будут. И впервые за всю жизнь страх перед возможной ответственностью перед законом выступил на их лицах.
Арсен первым пришел в себя.
— Кажется, она разбилась насмерть! — с трудом выговорил он, и слезы раскаяния заблестели в его черных прекрасных глазах.
— Может, еще жива? — испуганно спросил Игорь, представляя трепку, которую ему задаст отец. — Здесь невысоко.
Но Арсен уже взял себя в руки.
— Все отрицаем! — заговорщически зашептал он, как будто в классе еще кто-нибудь присутствовал. — Мы ничего плохого и не задумали. Ты подтвердишь, что я ей только читал стихи, дверь мы не закрывали, насиловать ее не собирались… Тебе ясно?
— Не маленький, сам соображу! — отмахнулся Игорь.
— Ты, большой, слушай, а не ерепенься! — схватил друга «за грудки» Арсен. — Наши показания должны совпадать в деталях. Это — самое главное. Ясно?
— Понял! — опешил Игорь.
Таким разгневанным он никогда не видел своего друга…
Илюша, как всегда за последнее время, встретился с Валей по дороге, и они пошли в школу, обсуждая новости, о которых не успели наговориться в предыдущий день. Встретились они, как всегда, тоже пораньше, чтобы подольше побыть друг с другом. Илья, после того как они стали фактически мужем и женой, предложил Вале переехать к нему и жить вместе, под одной крышей, но Валя пока стеснялась подруг и не хотела скандала в школе.
«Осталось так мало дней до окончания, — оправдывалась она, — зачем дразнить „гусей“? Ты же знаешь, как в городе смотрят на такие вещи! Нельзя…»
В это утро Валю интересовало другое.
— Почему ты поссорился с Сарваром? — спросила она внезапно для Илюши. — Были ведь такими друзьями, водой не разольешь…
— Я с ним не ссорился! — перебил Валю недовольно Илья. — Сам не пойму, почему он меня вдруг возненавидел? — с горечью признался Илюша. — За все время нашей дружбы я слова обидного не сказал. Помогал, чем мог. А почему ты спросила об этом?
— У Сарвара опять арестовали отца! — тихо зашептала Валя, хотя вокруг не было ни единой живой души, даже четвероногой с хвостиком.
— Не опять, а вновь! — машинально поправил Илья. — Конечно, я слышал об этом! А тетка его покончила с собой, отравившись газом. Но я не могу подойти к нему и утешить. Сарвар исчез! И никто не знает, где он, даже его новые друзья: Игорь и Арсен…
— Я случайно кое-что слышала! — перебила его Валя, услышав об Игоре. — Мельком!
— Подслушивать нехорошо! — поцеловал свою жену Илья.
— Клянусь, я не подслушивала, — стала уверять мужа Валя. — Я стояла за дверью, а Игорь громко сказал Арсену в это время: «Сарвар сам сдал своего отца. Компру на него заготовил на „четвертной“», — и спросила наивно: — А что это такое?
— «Компра» — компрометирующий материал, а «четвертной» — это двадцать пять лет лагерей, лишения свободы. Сарвар меня возненавидел после приезда отца.
— Что же он ему такого наговорил? — удивилась Валя.
— Ничего он ему и не наговорил, — жестко отрезал Илья, — потому что Сарвар ничему бы не поверил. Ему четко внушили, что отец — враг!
— Хочешь сказать, что нас всех так воспитывают? — не поверила Валя.
— Пытаются! — согласился Илья. — Но Сарвар сам себя так воспитал. Ему очень умело внушили чувство вины перед страной, перед родиной. Но остальное он сотворил сам, своими руками.
— Возненавидел отца? — не поверила Валя.
— В какое страшное время мы живем, если оно превращает умного и талантливого человека в настоящего монстра, — с болью в голосе сказал Илья.
— Сарвар талантлив? — спросила Валя.
— Очень! — честно признался Илья. — Четыре восточных языка знает! А какие рубайи и газели пишет? Я так не умею.
— Каждый должен писать по-своему! — быстро утешила его поцелуем Валя и ласково улыбнулась. — В твоих стихах восток тоже ощущается.
— Я же родился на Востоке! — пояснил Илья.
Валя опять перескочила на совершенно неожиданную тему.
— Я все собираюсь тебя спросить: правда, что немцы преследуют евреев?
— Правда! — спокойно отреагировал на ее вопрос Илья.
— Но почему? — удивленно воскликнула Валя. — Ведь раньше евреев преследовали одни черносотенцы…
— Ты ошибаешься! — перебил Валю Илюша. — Ты знаешь моего дядю, историка по образованию? Он подобрал любопытные факты использования нацистами законов, принятых христианской церковью против евреев. Я даже записал и так с тех пор и ношу с собой в портфеле эту тетрадь, все забываю дома оставить.
— Прочти! — попросила Валя.
Илюша достал из портфеля толстую тетрадь и прямо на ходу, не останавливаясь, стал читать выдержки из тетради:
— Вот, слушай! «Церковные законодательства и антисемитские законы нацистов имеют много общего: третий синод Орлеана в 538 году запретил евреям показываться на улицах города во время страстной недели, а нацистский закон от 3 декабря 1938 года уполномочил местные власти запрещать евреям находиться в общественных местах в праздничные дни… Труланский синод в 692 году постановил, что христианам запрещено лечиться у еврейских докторов, а еврейским докторам лечить неевреев, а нацистский закон от 25 июля 1938 года постановил то же самое в отношении еврейских докторов и немцев… Начиная с третьего синода в Толедо в 681 году, церковь регулярно сжигала Талмуд и прочие еврейские книги публично, а начиная с 1933 года священные книги евреев горят в кострах в нацистской Германии… Четвертый лютеранский совет в 1215 году в каноне 68 постановил, что все евреи должны носить на своей одежде опознавательный знак. И рейхстаг принял закон после запроса группы депутатов, что все евреи должны носить на левой стороне груди желтую звезду Давида… Синод в Бреслау в 1267 году ограничил территорию проживания евреев специальными „гетто“ и, начиная с XVI века, церковь содействовала созданию таких гетто по всей Европе. 21 сентября 1939 года под давлением Гейдриха рейхстаг принял такой же закон… Совет в Базеле в 1434 году постановил, что евреям запрещено получать научные степени в еврейских университетах. Нацисты 25 апреля 1933 года приняли такой же закон, который называется: „Закон против переполнения германских школ и университетов“».
