Джон Гришэм - Дело о пеликанах
Он вышел вместе с помощником.
— Я думаю, что в словах судьи Туроу есть смысл, — сказал Джейсон Клайн. — Мы по крайней мере должны просмотреть имеющиеся дела, а также те, которые могут поступить к нам из округов. Это долгий путь, но на нем мы можем набрести на что-нибудь.
— Я согласен, — сказал Главный. — Но пока это несколько преждевременно, вы не считаете?
— Да, но мне тем не менее хотелось бы начать.
— Нет. Подождите до понедельника, и вы будете работать вместе с Туроу.
Клайн пожал плечами и, извинившись, покинул кабинет. Два клерка последовали за ним в кабинет Розенберга, где они посидели в темноте, потягивая коньяк, оставшийся после Эйба.
В заваленной бумагами кабине на пятом этаже юридической библиотеки среди пыльных и толстых гроссбухов по юриспруденции Дарби Шоу просматривала распечатку реестра судебных дел Верховного суда. Она пробежала ее дважды, но, несмотря на большую пестроту содержащихся в ней сведений, не нашла того, что ее интересовало. Дело Дьюмонда вызвало общественные беспорядки. Приводилось дело из Нью-Джерси о детской порнографии, дело из Кентукки о педерастии, с десяток апелляций в связи с высшей мерой наказания, с десяток дел о гражданских правах и обычный перечень дел о налогах, зональных тарифах, индейцах и нарушениях антимонопольного законодательства. На компьютере она вывела справки по каждому из дел и дважды прочла их. Составила список возможных подозреваемых и убедилась, что все они известны каждому. Список оказался в корзине для мусора.
Каллаган уверен, что это были арийцы, или нацисты, или куклуксклановцы — кто-нибудь из известных всем доморощенных террористов, какая-нибудь экстремистская банда «бдительных». Скорее всего это были правые экстремисты, считает он. Однако Дарби не была уверена в этом. Группировки непримиримых были слишком откровенны в своих намерениях.
Они угрожали очень часто, бросали слишком много камней, проводили слишком много парадов и столько же произносили речей. Розенберг им был нужен живой, как легкая мишень для пропитанных ненавистью стрел. Розенберг придавал смысл их существованию. Она считала, что это был кто-то другой, гораздо более циничный.
Каллаган сидел в баре на Канал-стрит, уже основательно набравшись, ждал Дарби, хотя она не обещала присоединиться к нему. Она забегала к нему во время ленча и обнаружила его на балконе пьяного, читающего сборник мнений Розенберга. Он решил отменить занятия по конституционному праву на всю неделю, сказав, что теперь, когда его герой мертв, он не сможет больше преподавать этот предмет. Посоветовав ему протрезветь, она ушла.
В самом начале одиннадцатого Дарби спустилась в компьютерную комнату на четвертом этаже библиотеки и села за дисплей. В комнате никого не было. Потыкав по клавишам, она нашла то, что хотела, и вскоре принтер начал страницу за страницей выплевывать апелляции, ожидающие своего решения в одиннадцати федеральных апелляционных судах по всей стране. Через час принтер остановился, и она стала обладательницей распечатки содержания одиннадцати судебных реестров. Дарби отнесла ее назад в свою кабину и водрузила в центре стола, и без того заваленного бумагами. Было начало двенадцатого, и пятый этаж опустел. В узком окне открывался безрадостный вид на автостоянку и деревья внизу.
Она сбросила туфли и проверила педикюр на ногах. Потягивая теплый кофе, Дарби невидящим взглядом смотрела на автостоянку. Прежде всего напрашивалось предположение о том, что убийства совершены одной и той же группой и по одним и тем же мотивам. В противном случае поиски оказывались бесполезными. Второе предположение было сложнее: мотивом являлась не ненависть или месть, а перетасовка судей. Где-то на пути в Верховный суд находилось дело или спорный вопрос, и кто-то хотел, чтобы их рассматривал другой состав судей. Дальше можно было легко предположить, что это дело или вопрос стоили большой кучи денег. Не находя ответа, она листала лежавшую перед ней распечатку до полуночи и ушла лишь тогда, когда библиотека закрылась.
Глава 8
В полдень в среду секретарь принес большой промасленный пакет с горячими сандвичами с луком в конференц-зал на пятом этаже гуверовского здания. В центре квадратного зала за столом из красного дерева находились двадцать лучших сотрудников ФБР со всех концов страны. Галстуки у всех были распущены, а рукава закатаны. Тонкое облако голубого дыма висело вокруг дешевой казенной люстры в полутора метрах над столом.
Директор Войлз держал речь. Уставший и злой, он курил четвертую с утра сигару и медленно ходил перед экраном у своего конца стола. Половина присутствующих слушала. Другая половина, разобрав кипу документов в центре стола, читала о вскрытиях, лабораторных исследованиях нейлонового шнура, Нельсоне Манзи и о некоторых других предметах, подвергнутых срочному изучению. Отчеты были довольно хилыми.
Специальный агент Эрик Ист внимательно слушал и читал одновременно. Несмотря на всего лишь десятилетний опыт работы, он был блестящим следователем. Шесть часов назад Войлз выбрал его, чтобы поставить во главе расследования. Остальные члены группы были подобраны в течение утра, и сейчас происходило организационное совещание.
То, о чем говорилось, он уже знал. Расследование может продлиться недели, возможно, месяцы. Кроме пуль в количестве девяти штук, шнура и стального прута, использовавшегося для закручивания удавки, других вещественных доказательств не было. Соседи в Джорджтауне ничего не видели. Никаких особенно подозрительных личностей у «Монтроуза». Никаких отпечатков, никаких волокон ткани, ничего. Нужно обладать большим талантом, чтобы убивать так чисто, и большими деньгами, чтобы нанимать такие таланты. Войлз с пессимизмом относился к тому, что им удастся найти стрелявших, и считал, что сосредоточиться следует на тех, кто нанял их.
Войлз говорил и курил.
— На столе есть справка о некоем Нельсоне Манзи, миллионере из Джексонвилла во Флориде, который якобы угрожал Розенбергу. Власти Флориды убеждены, что Манзи выложил кучу денег, чтобы убить насильника и его адвоката. В справке об этом говорится. Два наших человека говорили с адвокатом Манзи этим утром и были встречены с большой враждебностью. По словам адвоката, Манзи находится за пределами страны и, конечно же, неизвестно, когда вернется назад. Я выделил двадцать человек, чтобы разобраться с ним.
Войлз раскурил потухшую сигару и посмотрел на лежащий перед ним лист бумаги.
— Под четвертым номером значится группа «Белое сопротивление», небольшая кучка коммандос среднего возраста, за которыми мы наблюдаем около трех лет. У вас есть соответствующая справка. Если на них падает подозрение, то довольно слабое. Они больше горазды бросать зажигательные бомбы и поджигать кресты. Особым искусством и хитростью не отличаются. И, что самое важное, не располагают большими деньгами. Я серьезно сомневаюсь, что они могли нанять таких ловких головорезов, как эти. Тем не менее двадцать человек будут ими заниматься.
Ист развернул тяжелый сандвич и, понюхав его, отложил в сторону. Кольца лука были холодные. Аппетит у него пропал. Он слушал и делал пометки. Шестой номер в списке был несколько необычный. Психически ненормальный по имени Клинтон Лэйн объявил войну гомосексуалистам. Его единственный сын ушел с семейной фермы в Айове и отправился в Сан-Франциско искать счастья среди гомосексуалистов, но вскоре умер от СПИДа. На Лэйна нашло помрачение, и он сжег контору общества гомосексуалистов в Де-Мойне. Арестованный и осужденный к четырем годам, он совершил в 1989 году побег и до сих пор не пойман. Как указывалось в справке, он создал широкую сеть контрабанды кокаина и сделал на этом миллионы. Эти деньги он использовал в своей маленькой частной войне против педерастов и лесбиянок. Целых пять лет ФБР пыталось схватить его, но это оказалось невозможным, поскольку он, предположительно, действовал из Мексики. На протяжении многих лет от него шли письма с угрозами конгрессу, Верховному суду и президенту. Войлз не воспринимал Лэйна как серьезного подозреваемого, однако выделил на него шесть человек.
В списке находилось десять имен. От шести до двадцати лучших спецагентов было выделено на каждого из этих подозреваемых. В каждой группе были назначены старшие. Они были обязаны дважды в сутки докладывать обстановку Исту, а он должен был каждое утро и каждый вечер встречаться с директором. Около сотни агентов будут искать следы на улицах города и в его окрестностях.
Войлз заговорил о секретности. Репортеры будут преследовать их как гончие, поэтому ход расследования должен быть строго засекречен. Только он, директор, будет давать интервью прессе, а уж он найдет способ, чтобы держать язык за зубами.
Войлз сел, и слово взял Льюис К.О., который произнес сбивчивый монолог о похоронах, безопасности и просьбе Главного судьи Рэнниена подключиться к расследованию.
