Станислав Рем - Переведи меня через Майдан...
— У каких хлопцев?
— Во-первых, у человека, проживающего в России. Во-вторых, у наёмника, приехавшего из Москвы. В третьих, у вашего сотрудника спецслужб. Впрочем, он может заниматься и другим родом деятельности, но обязательно плотно связанной с «конторой». Либо с «органами».
— Так. — протянул Петро Степанович, давая себе возможность собраться с мыслями. — Вы, выходит, снова об о всём знаете, а мы ни сном, ни духом. Ходим, как слепые котята. Занимаемся демократией. В то время, как Россия снова спасает Украину! И, конечно, вы сейчас начнёте трубить во все лёгкие о своей спасительной миссии.
— Да брось ты. — Евдоким Семёнович запахнул шарф поплотнее, так, чтобы полностью скрыть худую шею. Генерал понял: Цибуля пытается уйти от главного вопроса. — Оставь словесный понос для парламентской трибуны.
— Да пошёл ты со своими нравоучениями. — украинский политик с трудом поднялся со скамьи. — Сколько я знаю вас, кацапов, вы на словах ратовали за всех на земле, а делали только для себя. И там действительно, национальное не имело никакого значения. Главное, урвать побольше.
— А у вас не так? Вы все чистые, пушистые. И ратуете за долю народа. А Закон о голодоморе, как геноциде, почему хотите принять?
— Потому, что так оно и было.
— Было, Петро. — неожиданно согласился генерал в отставке. — Но мы то с тобой прекрасно знаем, что такое геноцид. И как оно было. Не по наслышке. И не со слов историков — проститутов. — Евдоким Семёнович тоже поднялся. — Народ не может делать геноцид против себя самого. А в голодоморе принимали участие все: и русские, и украинцы, и евреи, и грузины. Но ты знаешь и другое: почему необходим вам такой закон. За геноцид кто-то должен ответить, так как это преступление. И, если отвечать, как вы утверждаете, будет не Россия, то кто? А ответ прост. Отвечать будут коммунисты. И отвечать будут тем, что по принятии данного закона, следующим шагом будет официальное закрытие КПУ. Таким образом, вы сбросите конкурента на следующих парламентских выборах. То есть, произведёте политический «кидок». Вот и весь ответ. Так что, и вы хотите побольше урвать.
— Коммуняки это заслужили.
Петро Степанович посмотрел на часы:
— Прости, Евдоким Семёнович, но мне пора ехать. Если тебе больше нечего сказать, то прощай.
— Главное я тебе уже сказал. А вот что делать с этой информацией, Петро, решай сам. Надеюсь, ты меня понял. Правильно понял. — уточнил генерал. — И ещё, на всякий случай, напомню об исписанных лично тобой бумажках. Со списками. Тех самых, по которым производились аресты.
Политик сжал руки в кулаки.
— А я и не сомневался, что ты о них вспомнишь. Какой ты был, Москва, такой и остался.
— Так и ты, Петро, не поменялся. — генерал приподнял воротник пальто и не прощаясь, направился к выходу.
Цибуля несколько минут постоял в ожидании, что генерал хоть что-то добавит на прощание. Но старик молча удалился. Депутат тихо выругался, решительной, широкой походкой вернулся к стоящей у кромки проспекта машине. Он шёл не оборачиваясь. А потому не мог видеть, как Евдоким Семёнович, спрятавшись за кустом, внимательно провожал его цепким, пронзительным взглядом. Главное, Петро, — мысленно проговорил старик, — я тебе сказал. И если я не ошибся в тебе, и если подозрения Синчука верны, и Новокшёнов действительно причастен к покушению, то в скором времени вы, ребятки, пойдёте на всё, чтобы свернуть акцию. И как можно быстрее.
* * * 23.38, по Киевскому времениПетро Степанович, остановив машину невдалеке от гостиницы «Украина», и выгнав водителя из авто, заставив того стоять на холоде, безрезультатно пытался набрать московский, телефонный номер. Абонент молчал. Даже автоответчик был выключен. После пятой неудачной попытки связаться с российской столицей, народный депутат Украины Петро Степанович Цибуля загнул народный трёхэтажный мат, и грохнул кулаком по торпеде. После, несколько успокоившись, политик пролистал записную книжку и набрал номер следующего абонента. Там ответили сразу.
— Алло, Артём Федорович? — Петро Степанович перехватил трубку левой рукой, а правой достал из кармана валидол.
— Вы кто? — ответил сонный голос.
— Конь в драпированном пальто. — Цибуля, со злости, едва не выронил таблетки.
— Пётр Степанович… — абонент наконец-то узнал голос народного трибуна.
— Он самый! — Господи, до чего же безмозглыми бывают люди. — Встретиться нужно. И немедленно.
— Но…
— Никаких но! Немедленно!
* * * 23.38, по Киевскому времениЛев Николаевич запил. По чёрному. Так, что еле выходил из дома, чтобы скупиться новым запасом хмельного пойла. Продавщицы в небольшом местном супермаркете неожиданно познакомились с общительным, обаятельным старым ловеласом с другой стороны. Седовласый настырный почитатель слабого пола вдруг перестал интересоваться прелестями женщин, и отдал предпочтение водке.
В воскресенье, начиная с полудня, Лев Николаевич заходил в магазин дважды. Молча ставил на прилавок пакет, наполненный спиртным, также молча, без какого-либо намёка на интригу, расплачивался, и уходил в свой бункер. Потом пил. Молча. Практически не закусывая. Тупо глядя в экран телевизора, либо в окно. Когда организм, не выдерживая подобной нагрузки, отключался, то Лев Николаевич забывался тяжёлым, дурманным сном. Когда политолог с трудом просыпался, со стоном отрывал грязное, немытое, потное тело от дивана, находил новую бутылку водки и снова пил. Глубокими глотками. Стаканами. Проливая спиртное за ворот рубашки.
Операция по устранению Литовченко сорвалась. Полностью. «Игорёк» сдох. В машине. Так и не выполнив задания. Шлоссер, позвонивший в начале двенадцатого, передал, что его ликвидировали. По крайней мере, так показала экспертиза. Дублёра никто не подумал подготовить. «Игорёк» всегда выполнял работу чисто и в срок. А потому, в подстраховке не нуждался.
Тёзка великого писателя дрожащей рукой наполнил стакан.
Они, враги, знали о том, что придумал он, Луговой. Просчитали все его шаги. Сорвали самую перспективную задумку всей его жизни. И теперь судьба политолога висела на волоске. В самом прямом смысле слова. Потому, как только один человек мог дать «добро» на подобную акцию. Президент. А значит, «босс», или, как говорят кгбешники, «первый», знает о том, что Луговой его предал. С потрохами. Месть первого лица в государстве могла быть самой непредсказуемой.
Рука дрогнула и опрокинула стакан. Нет. Так нельзя. Как же? Почему он один должен расхлёбывать, то, что натворили все вместе? Но, тогда придётся всех сдать. А месть этих людей может быть страшнее мести «босса». Луговой в пьяной истерике кусал руки. Они его убьют. Просто убьют, и всё. Не на свободе, так в камере. Сволочи! Все сволочи!
Горлышко бутылки ударило по зубам. Мелкими, дрожащими глотками Лев Николаевич влил в себя водку и затрясся в удушающем плаче. И всё-таки, кто? Кто его подставил? Щетинин? Нет, тот не мог этого сделать. Он сам сейчас лежит с сердечным приступом в реанимации. Тогда кто?
* * * Понедельник, 28 ноября. 07. 39, по Киевскому времениМедведева в аэропорту встречали. Как только он покинул терминал, к нему подплыли двое мужчин, в отлично сидящих дорогих костюмах, с военной выправкой. Одного из них Медведев знал очень хорошо. Вместе закончили одно училище, после десять лет служили в одном подразделении. Теперь полковник Андреев состоял вторым помощником руководителя СВР генерала Проклова. Именно он и обратился к Медведеву.
— Привет, Герман. С прибытием.
Полковник посмотрел сначала на бывшего сослуживца, потом перекинул взгляд на другого, незнакомого ему офицера.
— Спасибо. Я так понимаю, домой не поеду.
Медведев не спросил. Он просто констатировал факт. Андреев утвердительно кивнул головой.
— Тебя ждут.
Герман Иванович поморщился. И попробуй отказаться.
— Прямо сейчас? — единственное, что смог он придумать в ответ, что и развеселило встречающих.
— Сейчас. Если ты, конечно, не против.
Медведев пожал плечами: сейчас, так сейчас.
— Только мне необходимо проявить плёнки. И сделать фото.
— Без проблем.
Андреев набрал по телефону номер, отдал необходимые распоряжения.
В машине Медведева посадили на заднее сиденье. С правого края. Как бы тем самым показывая, что он свободен в своих действиях. Полковник нажал на кнопку блокировки двери, как только авто вырулило на скоростную трассу, закрыл глаза. Ну, вот, кажется, и конец.
* * * 08.22, по Киевскому времениКоновалюк ждал Владимира Николаевича в машине. Тот вернулся из Южнодонецка под утро, как сказал водитель, в половину шестого. Практически не спал, ни в самолёте, ни в машине. И потому, когда Яценко вышел из подъезда элитного пентхауза, то Тарас Гнатович удивлённо присвистнул. Бывший премьер никак не выглядел утомлённым и уставшим. Даже наоборот. Он светился силой и бодростью.
