Эйсукэ Накадзоно - СЕЯТЕЛИ ТЬМЫ
Кохияма был благодарен судьбе, но в то же время полностью простить эту измену не мог.
И вот он встретил Эмму. Она не стремилась выйти замуж, она хотела добиться чего-то большего. Чувствовалось, что за этой хрупкой внешностью скрывается недюжинная воля, хотя, вернее, в данном случае надо говорить не столько о воле, сколько об обострённой впечатлительности, обусловленной необычными обстоятельствами её детства. Отсюда и ранимость и утончённость.
Её чувствительность больше всего привлекала Кохияму. Прежняя его возлюбленная была девушкой нежной, красивой, неглупой и довольно темпераментной. Но эмоциональной тонкостью она не отличалась.
Кохияма поёжился — стало холодно. Видимо, температура к вечеру упала. Он направился к дому и по дороге столкнулся с Катасэ и Муракоси.
— Кохияма-сан, вы не видели господина Хамуру? — спросил Муракоси.
«Специалист по риккетсиям» сейчас отвечал за охрану и противопожарную безопасность в изоляторе. Этот слабохарактерный интеллигентик в студенческие годы имел второй разряд по дзюдо. Ему, Катасэ и Хамуре поручили охрану дома.
Тэрада тоже был включён в «команду», но, незаметно взяв все дела в свои руки, сложил с себя обязанности дежурного. Кохияме же охрану дома не доверяли, боясь, что он может попытаться связаться с внешним миром; его считали человеком опасным и ненадёжным и держали под постоянным надзором. Но и у него были свои обязанности: он занимался приёмкой продуктов, дезинфекцией помещений, а также помогал Эмме по кухне.
— Что-нибудь случилось? — спросил Кохияма.
— Только что приходила жена Хамуры и заявила, что он пропал — вышел куда-то и исчез. А ворота заперты, так что он, должно быть, где-нибудь здесь.
— Зачем же она его отпустила?
— Попробуйте у неё это спросить! — проворчал Катасэ. — Она набрасывается на вас, как квочка. Эта мегера считает нас виновными в том, что её муж свихнулся.
— Что ж, давайте поищем, — предложил Кохияма.
— Спасибо за помощь, — поблагодарил Муракоси.
Муракоси и Катасэ повернули налево, а Кохияма пошёл направо. Двор был довольно большой — более девятисот квадратных метров. Участок, примыкавший к парку, при теперешней дороговизне стоил немало, но учредитель института Каньо, получивший крупную сумму за изобретение нового антибиотика, всё же приобрёл его. Здание института на улице Накамэгуро становилось тесновато, и здесь, кроме дома для сотрудников, предполагалось выстроить ещё один корпус. Была подготовлена площадка и возведён фундамент, но на постройку дома не хватило денег.
Поднявшись вверх по узкой тропинке и раздвинув засохшие кусты, Кохияма увидел белеющий в темноте бетонный фундамент. Он вытащил электрический карманный фонарик. Вдруг ему послышалось чьё-то бормотание. По-видимому, это был голос пропавшего. Хамура непрерывно твердил не то молитву, не то заклинание, и его монотонный голос в темноте наводил жуть. Кохияма погасил фонарик и прислушался.
— Эта дрянь Юрико собирается меня убить, потому что у меня чума, она опасный человек. Вчера ночью взяла мокрое полотенце, сложила вдвое и зацепила мне нос и рот, чтобы я задохнулся. Эта гадюка служит теперь надзирателем, ей поручено убивать больных чумой. Она хочет получить за меня миллион двести тридцать тысяч иен моих сбережений и пятьсот миллионов иен страховки! А потом она убьёт бедняжку Тамико. Она всё время пичкает её, обкормит ребёнка, и ребёнок погибнет. Жаль девочку… эта стерва Юрико поклялась извести нас…
Юрико — было имя жены Хамуры.
Похоже, что Хамура рыл землю лопатой.
— А эта медсестра, — продолжал Хамура, — что сегодня явилась к Эмме, тоже хорошая штучка. Она наверняка собирается убить подругу. Убьёт, а наряды возьмёт себе. Эти надзиратели в чумных изоляторах только для того сюда и идут работать, чтобы завладеть вещами умерших.
Лопата случала всё громче, и порой её удары заглушали голос Хамуры. Время от времени металл, ударяясь о камень, высекал искры.
— Чуму вызывают никакие не бациллы! Это всё выдумки учёных. Никто так не врёт, как учёные. Как это их называют? Ах да, софисты! Премьер Иосида — вот кто был великий человек! Уж он-то знал, что к чему. Он говорил, что чума появляется в воздухе и начинает кишеть в нём, как кишат черви в земле. Как это называется? А, вспомнил — самозарождение! Это люди отравляют воздух чумой. Как только мир переполняется злыми людьми, из углекислого газа, который они выдыхают, зарождается чума… Она поражает добрых людей и отравляет их кровь. Поэтому все эти изоляторы — чепуха! Ведь в них вместе с хорошими людьми находятся и скверные люди, так как же тут спасёшься?
Хамура всё говорил, говорил без остановки и вдруг умолк.
— Ну вот, могила готова, — после долгой паузы произнёс он, — зачем мне лежать на общем кладбище! Там всех сваливают в одну кучу. И женщины и мужчины там. И многое ещё дышат! И все только хорошие люди. А я вот никого не побеспокоил, сам себе вырыл могилу!
Кохияме показалось, что Хамура собирается лечь в яму. Он снова зажёг фонарь и бросился к нему.
— Хамура-сан! — крикнул он и обхватил Хамуру сзади.
Но тот был очень силён. Одним движением плеч он отшвырнул от себя Кохияму. Кохияма отлетел в сторону и упал на землю.
Но тут засветился ещё один фонарик. Это подошли Муракоси и Катасэ. Они втроём бросились на Хамуру. Муракоси, который отлично владел приёмами дзюдо, скрутил Хамуре руки за спиной, и тот сразу перестал сопротивляться.
— Я не сделал вам больно? — вежливо осведомился Муракоси, увидев, как страдальчески сморщилось лицо Хамуры. — Пойдёмте домой, ваша жена очень беспокоится.
— Чего ей беспокоиться?
— Как это чего беспокоиться?
— Я не понимаю, что случилось, господа? — тупо спросил Хамура. — Чего ради вы тут собрались?
Вместо ответа Кохияма направил луч фонарика на яму.
ВОСПОМИНАНИЯ. 731-Й ОТРЯД
1
Тэраде казалось, будто его постоянно преследует один и тот же сон. Ни днём, ни ночью он не давал ему покоя. Но то был не сон, то были воспоминания о прошлом. Они цепко держали его в своей власти и независимо от его воли заставляли то и дело возвращаться мыслями к прошлому, словно время само двигалось вспять.
Выцветший японский национальный флаг, прикреплённый к стене руками покойного Убукаты, служил живым напоминанием об этом прошлом. И ещё один предмет настойчиво напоминал ему о прошлом — пипетка, по форме напоминавшая шахматную пешку. Стеклянная трубочка с утолщением посередине — точно змея, проглотившая лягушку. Прижимая указательным пальцем резиновый наконечник, он регулировал количество выливаемой жидкости. Такими пипетками пользовались в довоенной японской армии. Пробирки в стойке были наполнены мутным сероватым раствором. Тэрада поочерёдно капал в них из пипетки, и там, внутри пробирок, шла какая-то невидимая борьба. Внезапно он взял сосуд с культурой бактерий и, словно в отчаянии, вылил туда всю жидкость, оставшуюся в пипетке.
…Унылая болотистая местность. За толстыми стенами высится грязновато-жёлтое здание. Там в одной из лабораторий, наверное, и родилась злополучная бацилла, которую ничем не истребишь. А сейчас целая колония этих бацилл заключена в сосуде, стоящем перед ним на лабораторном столе.
Станция Пинфань под Харбином в бывшем Маньчжоуго…
Тридцать километров к югу от Харбина. На целых пять километров протянулся высокий земляной вал с колючей проволокой наверху. Вход на территорию строго воспрещён. Без удостоверения военнослужащего Квантунской армии никто не имел права ближе чем на десять километров даже проезжать мимо этого места.
Здесь был даже свой ангар с одним лёгким и двумя тяжёлыми бомбардировщиками, транспортными самолётами и несколькими истребителями. Воздушное пространство над территорией было объявлено запретной зоной.
Сойдя с поезда на станции Пинфань, вы попадали на унылую равнину, типичную для северной Маньчжурии, а если пройти несколько десятков метров, перед вами неожиданно вырастала тёмная громада, похожая на гигантский военный корабль. К небу поднимались высокие закопчённые трубы. Это и была основная база 731-го отряда генерала Исии.
Весной 1944 года Тэрада был зачислен в 4-й отдел 731-го отряда. Главной задачей их отдела считалось «разведение и культивирование бактерий, а также приготовление вакцин и иммунных сывороток». Однако Тэрада, офицер низшего ранга, не имел представления об общем объёме работ. Узнал он об этом лишь из материалов хабаровского процесса по делу бывших японских военнослужащих, обвинявшихся в подготовке и применении бактериологического оружия. Ещё на предварительном следствии начальник одного из отделов К. показал:
«…Производя бактерии в массовом количестве, я, как врач-бактериолог, знал, что они предназначаются для уничтожения людей. Однако в то время я считал, что это оправдывается моим долгом офицера японской армии, и потому делал всё от меня зависящее для успешного выполнения возложенных на меня обязанностей, определённых приказами вышестоящих начальников.
