Эйсукэ Накадзоно - СЕЯТЕЛИ ТЬМЫ
Обзор книги Эйсукэ Накадзоно - СЕЯТЕЛИ ТЬМЫ
Эйсукэ Накадзоно
СЕЯТЕЛИ ТЬМЫ
ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ
1
1 ноября 196… года в Токио, в одном из изоляторов медицинского факультета университета Тоё, скончался сорокасемилетний сотрудник Научно-исследовательского института микробиологии Кадзуо Убуката. Заботливый уход, неусыпное наблюдение врачей, новейшие средства лечения — всё оказалось тщетным. Больной умер от воспаления лёгких.
Институт микробиологии Каньо был основан известным университетским профессором, который теперь ушёл в отставку. Но когда-то он получил известность как создатель нового антибиотика — симбимицина.
Убуката сильно простудился, однако, несмотря на болезнь, не прекращал своих исследований, пока окончательно не свалился. Это усердие было оценено по достоинству — институт устроил ему пышные похороны.
«В наши дни умереть от воспаления лёгких!.. Интересно, кто его лечил?..» Участники траурной церемонии сочувственно вздыхали. А некоторые язвительно усмехались. Во всём винили врачей: «Недосмотрели, коновалы…»
Впрочем, ничего особенного не случилось. Просто умер человек средних лет. Правда, был он ещё в расцвете сил, полон энергии, и люди, конечно, жалели покойного. Но преждевременная смерть не такая уж редкость в наши дни, и не успеют ещё завянуть венки на могиле Убуката, как он будет забыт.
И скорбь Хироси Кохиямы, который присутствовал, на панихиде в похоронном зале, тоже будет недолгой. Кохияма был репортёром в отделе науки газеты «Нитто». Ему не раз доводилось встречаться с Убукатой, он собирал для газеты информацию о разрабатываемых институтом антибиотиках…
Покойник утопал в венках из жёлтых и белых хризантем. Курились ароматические палочки. Струйки дыма окутывали застывшее суровое лицо, и казалось, что оно постепенно смягчается, становится спокойным и умиротворённым, словно покойный и в самом деле отбывал в нирвану, находившуюся где-то там, на западе, где пламенел осенний закат.
Заметив в толпе Кёити Тэраду из Института фармакологии, принадлежащего фирме Гоко, Кохияма протиснулся к нему и тихо сказал:
— У господина Убукаты такой вид, будто он чем-то очень доволен, не правда ли?
— Н-да… — неопределённо пробурчал: Тэрада.
— А над чем он в последнее время работал? — спросил Кохияма. Казалось, он не замечает подавленного состояния собеседника.
Кохияма пришёл сюда не только отдать последний долг покойному, но и намеревался получить здесь кое-какую информацию для газеты. Он отлично знал, что Институт фармакологии Гоко, где работал Тэрада, тесно связан с Институтом микробиологии, а Тэрада и покойный Убуката были близкими друзьями.
— А вы разве не в курсе дела? — вскинул на него глаза Тэрада.
— Нет, я уже полгода как не встречался с господином Убукатой.
Кохияма сказал правду, он нередко наведывался в Институт микробиологии, но с Убукатой, который работал в лаборатории где-то в полуподвале, действительно давно не виделся. В последнее время Убуката, вероятно, был очень занят, он даже не подходил к телефону. Но в памяти Кохиямы навсегда осталась сутулая фигура в белом халате — Убуката в окружении ассистентов, которые манипулируют с пробирками и колбами в лаборатории, наполненной удушливыми испарениями и запахами.
— Убуката работал над культурой микробов, устойчивых к лекарственным препаратам, — сказал Тэрада.
— Вы, вероятно, имеете в виду патогенные стафилококки, не поддающиеся воздействию пенициллина, или палочки Коха, на которые не действует стрептомицин?
Речь шла о факторе R у микробов. То есть о генах, которым условно дано название R от английского resistance[1].
И Тэрада присоединился к остальным участникам церемонии — надо было поставить свечку. Уже зажгли свечки родственники, представители Инспекции здравоохранения, Министерства просвещения, Института микробиологии и университета. Теперь настала очередь Тэрады, а следом за долговязым Тэрадой двинулся и Кохияма.
Он зажёг курительную свечку и, подержав над ней молитвенно сложенные ладони, повернулся, чтобы поклониться родственникам покойного. У изголовья гроба одиноко стояла молодая девушка в трауре. Она показалась Кохияме до того красивой, что у него захватило дух. Такой красоты он, кажется, никогда раньше не встречал. Даже мимолётного взгляда было достаточно, чтобы заметить, что в её внешности было что-то неяпонское. «Наверняка она только наполовину японка», — подумал Кохияма. Отлично сшитое чёрное траурное платье подчёркивало светлый оттенок кожи.
Неподдельная скорбь читалась на бледном лице девушки. Она ответила на поклон Кохиямы чуть заметным кивком и на мгновение задержала на нём взгляд. И ему показалось, что глаза её с большими чёрными зрачками излучают какой-то необычайный свет. Он ощутил непонятное волнение. Именно непонятное. Она словно притягивала к себе взгляд. И секрет этого колдовства заключался не только в женском очаровании. Что-то трогательное, детски-беспомощное было в этом прекрасном лице. Казалось, ей хочется кому-то пожаловаться, рассказать о своём горе, но она не может на это решиться. Кого она ему напоминает? И тут в его памяти всплыло другое лицо — фотография еврейской девочки Анны Франк, которая долго пряталась от немецких фашистов, а под конец была схвачена и погибла в нацистском лагере смерти в Освенциме. Возможно, эта женщина полуеврейка и смешанная кровь придаёт ей такую прелесть? Острое желание сладкой судорогой пробежало по телу Кохиямы.
— Кто была эта женщина? — спросил Кохияма Тэраду, когда они после похорон зашли в рыбный ресторанчик.
— Это единственная дочь Убукаты — Эмма, — ответил Тэрада.
— Я так и предполагал, но…
— Что «но»? Вас, видимо, интересует роман Убукаты с иностранкой?
— Признаться, да.
Неожиданно Тэрада вспылил:
— А почему, собственно, вас интересует его прошлое? Не годится тревожить память покойного. Я думаю, нам лучше прекратить этот разговор!
— Простите, но мне непонятно ваше раздражение, — удивился Кохияма. — Я ведь без всякой задней мысли. Мне просто захотелось получить представление о жизни покойного. Согласитесь, в этой истории кое-что наводит на размышления. Ведь и вы наверняка слышали о том, что Убуката как будто бы стал жертвой врачебного недосмотра. Все разводят руками: такая масса антибиотиков, а человек умер, словно никаких средств от воспаления лёгких нет и в помине! Не правда ли, странно? И потом, Убуката-сан — человек, несомненно, одарённый и в высшей степени работоспособный, почему же он никак не проявил себя в науке? Ведь, по существу, он так и остался заурядным микробиологом… да, именно заурядным, хоть он и был ответственным сотрудником института.
— Простите мою горячность, — сказал Тэрада. — Я, наверное, неправ. Но мы с Убукатой вместе учились на медицинском факультете в Мукденском университете и были с ним довольно близкими друзьями. Мне сейчас трудно о нём говорить.
— Да, но говорить о покойном — ещё не значит перемывать ему косточки, — возразил Кохияма и тут же пожалел об этом: зря он проявляет такую назойливость, ведь его, собственно, интересует не сам Убуката, а его дочь!..
Тэрада поставил пустую рюмку на стол и рассеянно посмотрел на своего собеседника. Почему Убуката не сделал карьеры? Наверное, по той же причине, что и он сам. Они слишком далеко отошли от главного направления в науке. Их молодость, их интерес к науке навеки похоронены в Маньчжурии, бывшей когда-то предметом их грёз. Потеряв своего старого друга, теперь он, кажется, окончательно это осознал…
Тэрада снова рассеянно взглянул на Кохияму и сказал:
— Завтра я собираюсь побывать на квартире покойного. Вы не заглянете туда?
— Завтра?.. К сожалению, я буду занят в редакции.
— Мне, собственно, придётся работать там в течение нескольких дней, — сказал Тэрада и как бы в пояснение добавил: — Я должен помочь Сотрудникам института разобрать архив Убукаты и привести в порядок исследовательские материалы.
— Послезавтра я обязательно с вами поеду, — ответил Кохияма. — А что это за материалы? Над чем всё-таки работал Убуката-сан?
— Я вам, кажется уже говорил. Он изучал культуру микробов, устойчивых к лекарственным препаратам.
— Да, вы об этом говорили, но…
— Да, да, — торопливо добавил Тэрада, — это было темой его научной работы. Точнее, он занимался генетическим исследованием устойчивых к лекарственным средствам кишечных палочек.
И Тэрада. решив, по-видимому, что такой ответ избавляет его от дальнейших расспросов, принялся за овощи. Покончив с едой, он повернулся к окну, за которым блестел канал, маслянисто-зеленоватый в неоновом свече.
На лице Тэрады появилась горькая улыбка, и Кохияма подумал: «Может быть, и его смущает мысль, что кишечная палочка не имеет никакого отношения к воспалению лёгких?..»