Ирвинг Уоллас - Документ «Р»
Да, встретиться с Тайнэном необходимо. Но красный сигнал опасности по-прежнему мерцал перед глазами Коллинза: «Продвигаться осторожно!» И сейчас же он вспомнил о человек куда более надежном и, вполне вероятно, хорошо информированном о делах полковника Бакстера, — о его вдове Ханне Бакстер. Ханна, всегда относившаяся к Коллинзу по-матерински, воспримет его расспросы с пониманием. Но что даст разговор с ней? Она прожила с Бакстером почти сорок лет. Вряд ли у полковника могли быть от нее серьезные секреты.
С другой стороны, почему же в таком случае умирающий полковник послал за ним, а не за ней, чтобы предупредить об опасности? Хотя это можно объяснить, например, тем, что полковник принадлежал к людям, считающим ненужным впутывать женщин в мужские дела, особенно в дела бывшего министра юстиции и его преемника.
Поднявшись в свой кабинет, Крис, Коллинз так и не решил еще, с чего начать.
Усевшись в кресло, он продолжал думать, не обращая внимания на скопившиеся на столе бумаги. И только появление Марион с чашкой горячего чая заставило его решиться.
— Скажите, Марион, где хранятся архивы Бакстера?
— Основной архив, служебный, остался у меня. А личный хранился в несгораемом шкафу в приемной, но примерно месяц спустя после того, как Бакстера забрали в госпиталь, этот шкаф отвезли к нему домой в Джорджтаун. Если вам надо что-нибудь найти, я могу съездить.
— Нет, спасибо. Я съезжу сам.
— Позвонить миссис Бакстер?
— Да, пожалуйста, позвоните ей и спросите, не сможет ли она уделить мне несколько минут сегодня во второй половине дня. Кстати, Марион, я здесь искал меморандум, озаглавленный «Документ «Р». Вы такого не припомните?
— Боюсь, что нет. Документа с таким названием мне подшивать не доводилось.
— Он связан с разработкой тридцать пятой поправки. Не проверите ли вы по досье?
— Сейчас же посмотрю.
К полудню секретарша передала ему два важных сообщения. Первое: она проверила весь архив и никакого документа «Р» не нашла. Коллинз и не удивился. Второе: миссис Бакстер будет рада видеть его в два часа.
Ровно без пяти два машина остановилась на тенистой улице у хорошо знакомого Коллинзу трехэтажного белого каменного особняка начала XIX века. Ослепительно улыбающаяся служанка-негритянка открыла Коллинзу дверь.
— Сейчас позову миссис Бакстер, — сказала она. — Не хотите ли подождать в патио? День сегодня чудесный.
Коллинз прошел во внутренний дворик. Посмотрев на свое отражение в воде бассейна, он уселся в кресло и закурил.
— Привет, мистер Коллинз, — раздался мальчишеский голос.
Обернувшись, он увидел Рика Бакстера, внука Ханны. Рик стоял на коленях на каменных плитах дворика и возился с кассетным магнитофоном.
— Привет, Рик. Что у тебя там случилось с машинкой? Не тянет?
— Никак не включается, — пожаловался Рик. — А мне надо обязательно починить ее к вечеру, чтобы записать телепередачу «История комиксов в Америке». Но ничего не получается.
— Дай-ка мне взглянуть, Рик. Я хоть и не мастер, но все-таки попробую…
Коллинз внимательно проверил, в правильном ли положении находятся клавиши, потом вскрыл магнитофон и сразу же заметил неполадку. Магнитофон заработал.
— Вот спасибо! — воскликнул Рик. — Теперь можно будет записать вечером телик. Я записываю самые интересные передачи и интервью по радио и телевидению. У меня лучшая фонотека в школе!
— Когда-нибудь пригодится, — сказал в ответ Коллинз и подумал: «Кассетный век. Интересно, умеют ли эти ребята грамотно писать, даже такие толковые, как Рик».
— Привет, ба, — услышал он голос Рика и поспешно встал, чтобы поздороваться с Ханной. Когда она подошла ближе, он обнял ее и поцеловал в щеку.
— Мне очень жаль, — сказал Коллинз. — Очень, очень жаль.
— Спасибо, Кристофер. Признаться, я рада, что все уже позади. Не могла смотреть, как он мучился. Сказать не могу, как мне не хватает Ноя. Но такова жизнь. Все там будем. — Она обернулась к внуку. — Оставь нас, Рик, иди в дом. Садись за учебники, и чтобы до вечера никакого телевизора.
Мальчик ушел, и Ханна Бакстер еще долго вспоминала о Бакстере, о прожитых вместе хороших годах, но потом вздохнула и сказала:
— Опять я все о нас да о нас. Расскажите лучше, как вам работается.
— Нелегко, — ответил Коллинз.
— Ной говорил, что его работа подобна стройке на зыбучих песках. Что бы ты ни предпринимал, все проваливается глубже и глубже. Но все же если кто и может сейчас справиться, то только вы, Кристофер. Я знаю, как глубоко верил в вас Ной.
— Поэтому он и послал за мной, Ханна?
— Разумеется.
— Что он сказал вам?
— Я была подле него, когда он очнулся. Он очень ослаб и говорил невнятно. Узнав меня, прошептал что-то ласковое, затем попросил: «Позови Криса Коллинза. Должен его видеть. Срочно». Говорил он, конечно, не так членораздельно, но смысл был такой. Поэтому я послала за вами. Жаль, что вы не успели.
— Но почему он не сказал вам то, что хотел передать мне?
— Он никогда не говорил мне о своих служебных делах. Был сдержан. Обсуждал вопросы только с теми, кого они касались. В данном случае он хотел что-то сказать вам. Жаль, очень жаль, что не успели.
— Да, очень жаль, что мне не удалось поговорить с Ноем. Многое стало бы понятнее. Я, например, никак не могу найти в его архиве некоторые дела. Секретарша сказала, что один из сейфов во время его болезни отправили сюда.
— Верно.
— Ханна, можно я загляну в него?
— Но здесь его больше нет. На следующий день после смерти Ноя мне позвонил Вернон Тайнэн и попросил разрешения забрать его на месяц-другой. Он сказал, что должен проверить, нет ли там секретных документов. Я с удовольствием отдала ему сейф и даже почувствовала облегчение — я всю жизнь нервничала из-за этих секретных документов, с которыми имел дело Ной. Так что позвоните Тайнэну. Вам ведь он не откажет.
«Странно, — подумал Коллинз. — Зачем Вернону Тайнэну понадобились личные бумаги полковника Бакстера?»
— Говоря конкретно, я ищу документ министерства юстиции, связанный с тридцать пятой поправкой. Он называется «Документ «Р». Вам он в сейфе не попадался?
— Я вообще ни разу не заглядывала в сейф. Зачем мне это?
— А Ной при вас никогда об этом документе не говорил?
— Что-то не припомню, — покачала головой Ханна Бакстер.
— Как вы думаете, мог он говорить об этом с кем-нибудь из друзей? — продолжал расспрос раздосадованный Коллинз.
— У Ноя было мало друзей, — ответила Хавна. — Он ведь был человеком довольно замкнутым. По работе он чаще всего общался с Тайнэном и Эдкоком, а вот из личных друзей… — Она задумалась. — Да, пожалуй, только один приходит на ум — Дональд. Дональд Раденбау. Он был ближайшим другом Ноя, пока не случилась эта история.
В первый момент это имя ничего не сказало Коллинзу, но он тут же вспомнил громкие газетные заголовки двухгодичной давности.
— После суда Дональда поместили в федеральную тюрьму в Льюисберге, — продолжала Ханна. — И, разумеется, Ной не мог с ним больше видеться, в его положении это было просто неудобно. Ной попал в такую же ситуацию, как в свое время Роберт Кеннеди, когда был министром юстиции и его друг Джеймс Лэндис оказался виновным в неуплате налогов. Кеннеди выступил с самоотводом, поскольку не мог вмешиваться в его дело. Вот и Ной не мог вмешиваться в дело Дональда Раденбау. Но он всегда верил в его невиновность и считал, что совершена юридическая несправедливость. Дональд был его ближайшим другом.
— Да, теперь вспоминаю, — ответил Коллинз. — Дело Раденбау было достаточно громким. Речь, кажется, шла о финансовых махинациях?
— Там запутанная история. Подробностей я не помню. Дональд имел адвокатскую практику здесь, в Вашингтоне, и стал советником прежнего президента. Его обвинили в попытке вымогательства денег или в получении их жульническим путем, точно не помню, у крупных корпораций, имеющих правительственные контракты. Речь шла о миллионе долларов, полученном незаконным путем якобы на проведение избирательной кампании. Во время следствия ФБР вышло на некоего Хайлэнда, и тот согласился выступить свидетелем, чтобы добиться смягчения приговора себе, и свалил всю вину на Дональда Раденбау. Он заявил, что Дональд находится на пути в Майами, чтобы передать деньги третьему участнику аферы. ФБР арестовало Дональда прямо в Майами, но денег при нем не нашли. Он отрицал, что вообще их видел. Тем не менее на ооновании одних лишь показаний Хайлэнда его судили и признали виновным.
— Да, да, — сказал Коллинз, — теперь совсем хорошо вспомнил. Приговор, по-моему, был очень суров?
— Пятнадцать лет, — ответила Ханна. — Ной тогда ужасно расстроился. Он всегда говорил, что советники предыдущего президента сделали из Дональда козла отпущения, чтобы спасти репутацию правительства. Вмешаться в процесс Ной никак не мог. Он принимал меры, чтобы смягчить приговор, но безуспешно. Я знаю, он надеялся, что Дональда выпустят на поруки, когда тот отсидит пять лет. Однако Ноя больше нет, и помочь Дональду теперь некому. Как бы там ни было, Дональд Раденбау — единственный человек, к которому вам стоит обратиться, помимо Вернона Тайнэна.
