Джозеф Файндер - Московский клуб
— Вроде бы нет.
— Так вот, он арестован, его допрашивали. Он уже три дня сидит в одиночке. Похоже, они выдавят из него все.
Стоун вдруг застыл с гамбургером в руке.
«„Еж“! КГБ не арестовал его! Его не допрашивали, его просто убили… Но почему? Почему? Почему его просто убили?» — пронеслось в его мозгу.
— Что с тобой, Чарли? Что-то случилось? — спросил Уэкслер.
— Нет-нет, ничего, — торопливо ответил Стоун, продолжая думать о своем. — Слушай, а как чувствует себя твой процент холестерина?
Уэкслер удивленно взглянул на него, рот Ленни был набит до отказа. Он прочавкал в ответ:
— Хорошо.
— Отлично. А пробовал ли ты когда-нибудь здешний кремовый торт? — широко улыбаясь, сладко спросил Стоун.
— Кремовый торт? — Ленни быстро огляделся в поисках десертной кассы.
Сол Энсбэч сидел, откинувшись на спинку кресла: ждал, пока его соединят с Лэнгли по секретному каналу. Погрузившись в раздумья, он отрешенно чистил ногти апельсиновой палочкой. Минуту спустя селектор ожил, в нем послышался голос секретарши:
— Все готово, мистер Энсбэч.
— Спасибо, Лин.
Он подался вперед, взял трубку и услышал голос директора ЦРУ Тэда Темплтона. На линии секретной связи не было обычных помех, поэтому все, что говорил Темплтон, звучало до жути близко. У директора ЦРУ был очень уверенный голос, а по телефону его звучный баритон впечатлял еще больше, был почти оперным.
— Доброе утро, Сол, — сказано было тоном, выражающим директорское «Что-то случилось?».
— Доброе утро, Тэд. Скажите, пожалуйста, есть что-нибудь новое по этой бомбе в Кремле?
— К сожалению, не слишком много. Русским удалось все расчистить раньше, чем нам удалось что-нибудь выяснить. Террорист, гражданин СССР, подбросил небольшую бомбу в Оружейную палату. Разрушения действительно значительные. Убита американская девушка. Кокнуты несколько яиц Фаберже.
Энсбэч чуть-чуть улыбнулся. Он всегда улыбался, когда реальные события начинали соответствовать самым диким и сумасшедшим фантазиям советологов. Кремлевская Оружейная палата — это место, где русские в своем горделивом презрении собрали царские сокровища и драгоценности.
— А они арестовали этого парня? — спросил Сол.
— Эти придурки кокнули подозреваемого, — ответил Темплтон, неуклюже имитируя речь полицейских. — Доблестная Кремлевская гвардия. А что случилось, Сол?
— Слушайте, мы тут кое-что раскопали. Это может пролить свет на все эти события с «Ежом».
— Сол, я хочу, чтобы вы оставили это дело.
Энсбэч нахмурился.
— Но почему?..
— Мы не будем им заниматься.
— Что вы имеете в виду?
— Все, Сол. Никаких последующих действий. НПД.
Они несколько минут поговорили на другие темы, затем Сол, встревоженный и растерянный, повесил трубку. Сняв очки, он потер глаза. Начала болеть голова.
За окном пошел сильный дождь.
Одной из привилегий крестника Уинтропа Лемана было то, что, навещая своего крестного отца в Нью-Йорке, он мог не утомлять себя поездкой в такси.
Ранним вечером Чарли Стоун вышел из своего дома в Центральном парке и подошел к серебристому «ролс-ройсу» Лемана, который должен был доставить его на прием.
Дождь, начавшийся в полдень, к вечеру превратился в темный ревущий поток. Это был один из тех ливней, которые в Нью-Йорке с его небоскребами и концертными павильонами казались настоящим концом света.
Шофер с красным лицом и рыжими волосами распахнул перед Чарли дверцу.
Стоун улыбнулся и, садясь в машину, заметил:
— Вы, должно быть, считаете, что мистер Леман мог бы выбрать для приема по случаю публикации его мемуаров более подходящий день?
Но шофера было не так-то просто сбить с толку. Он ответил:
— У мистера Лемана очень большой круг знакомств, но я сомневаюсь, что он может сделать что-то с погодой.
Стоун вежливо посмеялся.
В машине шофер не произнес ни слова: Леман требовал, чтобы служащие не болтали за рулем. И Чарли не стал завязывать беседу. Они пересекли Центральный парк. «Ролс-ройс» двигался по неровной улице так плавно, что у Чарли появилось чувство, что он попал в совершенно другой мир. Салон машины был безупречен: слегка пахло кожей и бензином, воздух был холоден и сух. А на тротуарах несчастные пешеходы бились со своими изломанными зонтиками и, борясь со шквалами ветра, перебирались через огромные лужи.
Чарли сидел, погрузившись в мысли. Он думал о Лемане, богатом и элегантном человеке. Обычно Леман носил очень дорогие костюмы, которые заказывал по каталогам. Его череп был лыс и как будто обтянут пятнистым пергаментом. Благодаря связи семьи Стоунов с Леманом, Чарли и в детстве, и в юности, и позже чувствовал себя избранным судьбой. Стоуны, конечно, пострадали из-за того, что Элфрид Стоун был в свое время осужден, хотя и несправедливо. Имя отца навсегда осталось окутанным всевозможными слухами и сплетнями о том, что он все же был когда-то шпионом. Репутация Стоунов была бы, несомненно, безнадежно испорчена, если бы не Леман. Именно дружба и покровительство этого человека почти полностью исправили положение. Почти…
Портрет Уинтропа неоднократно помещался на обложке журнала «Тайм», его фотографии не сходили с первых страниц газет. Это был человек, который вытащил Элфрида Стоуна из тюрьмы.
Чарли вспомнил свою первую встречу с Леманом.
Это было в 1962 году, во время пика Карибского кризиса, во времена бомбоубежищ и страха. Большинство учеников четвертого класса, бегая по коридорам начальной школы под ужасающее завывание сирены, верили, что бомба может упасть на них без предупреждения в любую минуту. Антикоммунизм в те годы достиг своего апогея: это была тяжелая и глупая политика, в которой преуспевали девятилетние детишки. У Чарли всего несколько дней назад умерла мать, и он молча выстрадал похоронную церемонию и погребение на Горном кладбище в Оберне.
Мальчишка по имени Джерри Делгадо перехватил маленького Чарли в гардеробе, у двери в перепачканный мелом класс миссис Олмэн, и в сотый раз быстро прошептал страшное оскорбление, назвав его отца коммунистическим шпионом. Чарли, не в силах больше сдерживать обиду, набросился на Джерри с такой жестокостью и силой, которых сам в себе не подозревал. Кучка возбужденных и заинтересованных девятилетних ребятишек наблюдала, как Чарли сбил обидчика с ног и принялся дубасить его крепко сжатыми кулаками. И когда миссис Олмэн, разняв драчунов, наказала обоих, отослав к директору, Чарли испытал приятное чувство удовлетворения: все-таки быть сильным лучше, чем быть умным.
Возвращаясь домой после уроков, Чарли увидел у своего дома длинный черный «крайслер». Сначала он страшно напугался, подумав, что это полицейские или фэбээровцы приехали к его отцу, чтобы пожаловаться на драку в школе. Или даже родители Джерри Делгадо.
Но это был Уинтроп Леман, знаменитый Уинтроп Леман, о котором так часто говорили папа и мама. Он сидел с отцом в его кабинете и, когда мальчик вошел в дом, вышел поздороваться с ним. Этот великий человек потряс руку Чарли так серьезно и приветливо, как будто это был один из лидеров мирового масштаба. Леман заехал в их городок только на один день, для передачи своей коллекции импрессионистов местному музею «Фог Арт». После беседы с Элфридом Стоуном он подошел к Чарли и пригласил его на прогулку. Мальчик удивился, но принял приглашение.
Они прошлись по площади, поели мороженого в кафе «Бэйли» и зашли в музей «Фог Арт». Чарли никогда не был в этом музее, его не интересовала живопись. Но Леман очень интересно рассказывал о Ван Гоге и Моне, показывал свои любимые картины. Заметив царапину на лице мальчика, он спросил его, что произошло. И Чарли не без гордости поведал ему о драке. Закончив рассказ, он набрался смелости и спросил Лемана:
— А почему моего папу посадили в тюрьму, если он не передавал никаких документов русским?
Они как раз шли по гулкому внутреннему дворику музея, вымощенному камнем. Леман остановился, слегка подался вперед и, положив большую руку мальчику на плечо, сказал:
— Твой отец, Чарли, очень смелый человек.
Он не объяснил, что конкретно имел в виду, говоря это, а Чарли не стал расспрашивать.
Позже, заинтригованный незаурядностью своего крестного отца, Чарли пошел в библиотеку и прочитал все, что смог найти об Уинтропе Лемане. Он узнал, что Леман унаследовал крупный железнодорожный бизнес; что он пережил двух жен и не имел наследников; что в начале двадцатых годов он несколько лет жил и работал в Москве, как Арманд Хаммер и Аверел Харриман; что Франклин Рузвельт пригласил его в Вашингтон во время американского «нового курса» и дал место советника президента; что позже он принимал участие в организации помощи Советскому Союзу по линии лендлиза во время второй мировой войны; что Гарри Трумэн попросил Лемана остаться в правительстве советником по вопросам национальной безопасности. В одном из номеров «Тайм» его состояние оценивалось в сто миллионов долларов, а подпись под портретом на обложке определяла Лемана как «самого выдающегося государственного деятеля Соединенных Штатов».
