Лев Златкин - Охота на мух. Вновь распятый
— Твое предназначение в этой жизни! — подумав несколько секунд, ответила Валя.
— Предназначение? — удивился Илья.
— Зачем-то ты явился же на этот свет! — пояснила Валя. — И что-то обязан ты совершить!
— Глупенькая! — вздохнул Илья. — Обязан… Нужный винтик — вот твоя обязанность, вот твое предназначение. А уж если шестеренкой поставят или, предел мечтаний, рычагом, то радуйся и кричи: «Аллилуйя!» Но это в душе, а вслух: «Ура! Да здравствует!»
— Ты про это больше никому не говори! Ладно? — испугалась Валя.
— Не маленький! — усмехнулся Илья. — Мое второе «я» выросло из пеленок.
— Какое-какое? — не поняла Валя.
— Мы все постепенно превращаемся в подобие двуликого Януса! — пояснил Илья. — Только у Януса одно лицо смотрит в прошлое, а другое в будущее. У него все оправдано, а у нас…
Илья замолчал, и такая тоска появилась на его лице, что Валя поспешила спросить:
— А у нас нет?
— «А у нас в квартире газ, а у вас?..» — усмехнулся Илья.
— «А у нас водопровод, вот!» — засмеялась Валя.
— Не до смеха, — вздохнул Илья, — когда твое одно лицо смотрит тебе в душу, а другое изображает радость, то, что требуют по команде сверху.
— А для тех, кто перепутает, дорога одна! — многозначительно подчеркнула Валя, понизив голос до шепота. — Не забывай!.. И хватит! Не будем об этом, давай? Лучше скажи: куда мы пойдем? В кино?
— Я хочу тебя познакомить с мамой! — серьезно сказал Илюша.
Валя застыла на месте. Она так растерялась, что не могла вымолвить ни слова, и только глаза ее о чем-то молили.
— Ну, что ты так испугалась? — удивился Илья. — Моя мама не кусается.
— Ты это серьезно? — наконец-то сумела с трудом выйти из столбняка Валя.
— Абсолютно серьезно! — ответил Илья. — Закончим школу и поженимся.
— Тебе учиться надо! — смутилась Валя.
Но впервые по-настоящему серьезно взглянула на Илюшу. Она его очень сильно любила, больше брата, больше отца с матерью. Но сейчас она растерялась. Нужно было принять окончательное решение, а она не знала: имеет ли право связывать любимого семейными узами.
— Тебе тоже учиться надо! — заметил Илья. Он говорил серьезно и уверенно, было видно, что он уже все обдумал. — Поступим на вечерний факультет, пойдем оба работать. Мама уже говорила обо мне в редакции.
— Я не знаю! — замялась Валя.
— Ты не хочешь быть моей женой? — удивился Илья.
— Очень хочу! — искренне ответила Валя. — Но не знаю, имею ли я право связывать тебя. И потом, я на целый месяц тебя старше.
— Посмотрите на эту старуху! — засмеялся Илья. — Из нее уже песок сыплется, а она отказывается от такого юного и красивого мужа. Ну, где вы найдете большую привереду?
И он, схватив Валю за руку, потянул ее за собой, как на буксире. Валя покорно шла за ним.
А Костя в десяти шагах от них, скрытый деревьями и кустами, нервно курил «Беломорканал» и злился на холод, забыл одеться потеплее, на влюбленных, сыщик, застыли, две статуи, холода не замечают, им-то тепло под взаимными взглядами. Костя и сам не знал, зачем он следует за Валей и Ильей? Запретить им встречаться он был не в силах, Илюше морду набить не мог, себе дороже, если только всей кодлой, а кодла против, родителям пожаловаться тоже нельзя было, сестру совсем потеряешь, она предательства не простит.
И, сам не зная, зачем, но он все же брел и брел за влюбленными, поеживаясь на холодном ветру. Он ничего не имел против, чтобы Валя с кем-нибудь встречалась, и, если бы это был Игорь, то он не вел бы себя столь глупо и не шпионил бы за собственной сестрой. Но Илюшу Костя считал евреем, а евреев он ненавидел. Может быть, эта ненависть передалась вместе с генами от бабушки, она до самой смерти считала, что евреи совершили революцию, как в тысяча девятьсот пятом, так и в тысяча девятьсот семнадцатом году. Костя каждый день слышал ее злобный пронзительно-визгливый голос: «Иудейская и масонская „ложа Великого Востока“ захватила власть над Россией. Ленин-Бланк с помощью немцев, и Троцкий-Бронштейн с помощью нью-йоркских банкиров еврейского происхождения привезли в Россию несколько сот человек революционеров-иудеев. Они срочно мобилизовали полтора миллиона российских иудеев, и те поддержали, а фактически спасли революцию Ленина — Троцкого». Самым страшным ругательством в устах бабушки было слово «жид». Бабушка не любила Валю, она вообще терпеть не могла девчонок, в том числе свою дочь, но над внуком просто дрожала, подсовывая ему тайком от Вали разные лакомые кусочки, и очень ругалась, когда замечала, что внук делится со своей сестрой полученным лакомством. Тогда она могла обозвать и его «жиденком», хотя, видит бог, ни единой капли еврейской крови не текло в их жилах. Но, когда любимый внучек Костик был один, Валя болела или играла с подружками во дворе в девчоночьи игры, которые Костик презирал, бабушка любила «просвещать» внука, но тема у нее была только одна, антисемитская: «Евреи называют нас „умма шефела“, что означает в переводе „низшее племя“. Они так называли и римлян, разрушивших их второй храм и рассеявших евреев по белу свету, и испанцев, которые сжигали их на кострах за отказ креститься, а затем полностью изгнали из страны, русских и поляков, которые их приютили на своей земле и которым они отплатили такой черной неблагодарностью. А почитай их Библию! Везде практицизм, в каждом стихе: ты — мне, я — тебе, обязательство Господа дать землю, на которой течет молоко и мед, продлить дни твои на земле… Где идеалы, где высшие стимулы морали. Ни идеи совершенства, ни приближения к божеству, ни загробной жизни… Вдумайся только: что за народ, которого не интересует, что станет с человеком после его смерти, полное отсутствие ко всему, что не имеет практической цели. Разве можно торгашескую душу еврея сравнить с рыцарской душой арийца, всестороннего, мечтательного, гармонического. Не забывай, что мы, россы, нордические арийцы. Кто любит евреев? Никто. Но все, всюду и всегда их ненавидят и презирают. Менялись эпохи, менялись предлоги вражды, обвинения, но вражда и презрение вечны. Разве можно объяснить это лишь тем, что якобы их ненавидят одни мерзавцы? Нет, нет, тысячу раз нет! Я не согласна с этим, господа! Я училась в гимназии, Костик, и хорошо училась, можешь мне поверить. У Цицерона и Ювенала, Тацита и Лютера, Шекспира и Вагнера, у Пушкина, Гоголя, Шевченко, Тургенева, Достоевского есть строки в их произведениях, ясно выражающие их презрение и ненависть к иудеям»…
Как это ни странно, но и у сестры Кости с Илюшей шел разговор, родственный его мыслям и воспоминаниям о бабушке.
— Я никогда не понимала, — жаловалась Илюше Валя, — почему бабушка так ненавидит евреев? Самое смешное, что она-то с ними за всю жизнь близко не общалась…
— И чем же они так ее допекли? — насмешливо сымитировал еврейский акцент Илья.
— Не знаю! — искренне ответила Валя. — Она меня не любила и со мной никогда не вела «душеспасительных» бесед, мне Костик все рассказывал…
— Бога распяли? — пошутил Илюша.
— Не только! — улыбнулась Валя. — У евреев даже в Библии один практицизм и отсутствует вера в загробную жизнь…
— В Библии, — стал пояснять Илюша, — действительно о загробной жизни не говорится впрямую, но и так ясно, что евреи верили и верят в загробную жизнь. Саул в Эн-Доре вызывает пророка Самуила, и Самуил «подымается» из могилы и спрашивает: «Зачем меня ты потревожил?» А другой пример из Библии: «Авраам присоединился к своему народу…» Там, где говорится о его смерти. А до этого, до своей смерти, Авраам выбирает место, где похоронить Сару. А то, что евреи не кремируют своих усопших, а только хоронят их? Разве это ни о чем не говорит? В Библии нет прямого рассказа о загробной жизни. Но ведь уцелели лишь осколки от Библии. Вся древнейшая литература евреев погибла в пылающем Храме. Представь себе, что уцелела бы лишь одна только книга Эсфири. А в ней ни разу не упоминается имя Господа Бога. Уверяю, все бы вопили: «Евреи не знали идеи Высшего Существа».
— А действительно арийцы выше евреев? — спросила Валя. — Мне это все равно! — добавила она. — Ты же знаешь!
Чтобы Илюша не подумал чего-нибудь дурного.
— Я знаю! — Илюша обнял ее за плечи. — Ты самая хорошая из всех девчонок, с которыми я знаком, потому я и люблю тебя. Понимаешь, я вовсе не отрицаю, что есть арийское начало и есть еврейское. И что им нравится разное, о вкусах не спорят. Арийцы считают, что надо ждать награды на небесах, в загробном мире, евреи — наоборот. Арийцы считают эталоном учение о приближении к божеству, а евреи держатся простых правил, вроде тех, что надо время от времени прощать долговые обязательства должников и во время жатвы оставлять край поля неубранным для бедняков. Суди сама, в чем больше божественной правды. Можно просто ответить на твой вопрос, что оба начала равноценны и оба равно необходимы всему человечеству. А насчет ненависти, я приведу тебе лишь один пример: в романе Сенкевича «Камо грядеши» к Нерону приходят представители разных народов, и все, как один, становятся на колени, лишь два раввина не преклоняют колен, и Нерону ничего другого не остается, как с этим смириться, он понимает, что евреи не станут на колени. Во все времена, во всех странах евреев убивали, грабили, насиловали. И чтобы оправдать свою жестокость к беззащитному народу, выдумали для формального успокоения своей черной совести разные гнусности. Люди не могут простить евреям внутренней независимости. Это — главное. Рабы хотят, чтобы все были рабами, может, даже больше, чем хотят, чтобы все были свободными.
