Юлиан Семенов - Экспансия – III
Затем Шварцкопф прочел текст: «Уважаемый господин! Приготовьте 50 тысяч долларов: 25 тысяч в билетах по 20 долларов; 15 тысяч в билетах по 10 долларов и 10 тысяч в билетах по 5 долларов. Через два — четыре дня сообщим, где вручить деньги. Остерегайтесь говорить о происшедшем полиции и знакомым. За ребенком хорошо присматривают. Мои письма Вы отличите по этой подписи и трем маленьким отверстиям».
Подпись была необычна — два голубых круга перекрещивались и образовывали в центре красный овал; квадратные отверстия находились в каждой из трех секций фигуры на одной горизонтали.
— Но я действительно не помню такого знака, — оторвавшись от текста, сказал Мюллер. — Помогите мне, Штирлиц! Играть надо чисто.
Штирлиц кивнул:
— Хорошо. Помогу. Чуть позже.
Мюллер стремительно пробежал сообщение о том, что президент Соединенных Штатов поручил ФБР найти преступников, вся Америка всколыхнулась как один человек, требуя покарать злодеев, но сразу же споткнулся на втором письме, посланном похитителями Чарльзу Линдбергу…
«Уважаемый господин! Поскольку Вы не выполнили нашего требования о том, чтобы случившееся не стало достоянием публики и полиции, мы вынуждены сообщить, что дитя останется у нас до тех пор, пока все не успокоится… За ребенка не волнуйтесь, с ним все хорошо… Мы заинтересованы вернуть его Вам в полном здравии… Как мы Вам сообщали, сумма выкупа была 50 тысяч долларов, однако теперь мы должны поделиться еще с одним человеком… Поэтому цена увеличивается до 70 тысяч долларов… Позже мы проинформируем о том месте, где Вы должны вручить нам деньги, — но лишь тогда, когда полиция окажется вне этого дела, а журналисты замолкнут».
Несмотря на то, что слова «хорошо» и «вне» были написаны не по-английски, а по-немецки, полицейские все еще не были уверены, что похититель — немец.
Мюллер поднял глаза на Штирлица:
— Слушайте, я не обязан знать все уголовные дела двадцатого века! Ребенка действительно украл немец?
— Должен вас огорчить, группенфюрер… Вы знали этого человека… Точнее, его родственников и досье…
— Вы сошли с ума!
— Я пришел к вам именно потому, что нахожусь в полном здравии.
— Но ведь это тридцать второй год! Тогда еще не было гестапо! Не было Гиммлера!
Штирлиц согласно кивнул:
— Были вы! Чиновник криминальной полиции Генрих Мюллер… А то, что Гиммлер еще не стал рейхсфюрером, для вас еще страшнее… Не на кого валить ответственность за собственные поступки…
Мюллер тяжело, с нескрываемой неприязнью посмотрел на Штирлица, ничего не ответил, потер виски своими крепкими, квадратными пальцами и продолжил изучение документа.
«…Старый школьный учитель доктор Джон Ф. Кондон был горячим поклонником Чарльза Линдберга. Семидесятидвухлетний Кондон написал письмо в свою любимую газету „Хоум ньюс“, выходящую в Бронксе: „Предлагаю тысячу долларов, то есть все мои накопления, прибавив их к 50 тысячам долларов выкупа, чтобы любящая мать смогла, наконец, обнять своего ребенка. Я готов поехать в любое место за свой счет, вручить эти деньги и обязуюсь при этом никогда не раскрывать имени похитителя“.
Через четыре дня после опубликования обращения (над стариком потешались знакомые: «чокнулся!») он получил письмо: «Уважаемый господин! Если Вы действительно хотите стать посредником в деле Линдберга, строго следуйте всем нашим указаниям. Вы должны отвезти и вручить лично г-ну Линдбергу письмо, которое прилагается… Получив деньги у г-на Линдберга, опубликуйте три слова в нью-йоркской газете „Америкэн“: „Деньги уже готовы“. Находитесь все вечера — с 6 до 12 — дома.
Это похищение готовилось целый год. Необходимо, чтобы дело приобрело мировую известность».
В конверте, полученном учителем, действительно находился еще один маленький конверт. Кондон сразу же позвонил Линдбергу.
— Будьте добры, вскройте маленький конверт и прочтите мне письмо, — попросил летчик.
Кондон зачитал письмо:
— «Уважаемый господин, доктор Кондон будет нашим посредником. Можете вручить ему 70 тысяч долларов… Когда деньги будут в наших руках, мы сообщим Вам, где ребенок. Готовьте аэроплан, так как он находится в двухстах сорока милях отсюда».
— Это все?
— Нет, — ответил доктор Кондон, — не совсем. На письме внизу нарисован странный знак — два пересекающихся голубых круга, образующих в середине красный овал… И три отверстия на каждой фигуре по горизонтали.
Голос Линдберга дрогнул:
— Я немедленно еду к вам.
— У вас больше дел, чем у меня, — ответил старый учитель. — Я сам приеду.
В два часа ночи Кондон добрался до Хопвелла.
Линдберг внимательно изучил корреспонденцию; не осталось никаких сомнений: письмо не могло быть фальшивкой, поскольку знак с перекрещивающимися кругами ни в одной из газет не был опубликован; тайна следствия.
…Утром следующего дня доктор Кондон вернулся домой с письмом, в котором Линдберга назначали его своим посредником. Адвокат Брекенридж привез его на своей машине и принял приглашение поселиться в доме учителя. Днем Брекенридж отправил в нью-йоркскую газету «Америкэн» сообщение: «Деньги уже готовы». Чтобы скрыть от журналистов принадлежность к делу, Кондон подписался псевдонимом «Д. Ф. К.», составленным из начальных букв своего имени. Он был уверен, что похитители его поймут, а для остальных странное объявление пройдет незамеченным.
В семь часов вечера зазвонил телефон. Глухой голос спросил, получено ли письмо с подписью?
Учитель ответил:
— Да. И я очень рад, что вы меня верно поняли.
На следующий день в двадцать тридцать в дверь доктора постучали; шофер такси протянул длинный конверт и спокойно отъехал, — номерной знак был виден отчетливо ясно, попросили отвезти письмо «другу», — член банды так себя не ведет.
В письме сообщалось, что доктор должен отправиться к заброшенной сосисочной; там, под камнем, он найдет записку.
Выехали, когда совершенно стемнело; машина адвоката остановилась в пустынном месте, окруженном полуразвалившейся галереей.
Доктор Кондон поднялся на галерею и достал из-под кирпича записку: «Пересеките улицу и двигайтесь вдоль забора к кладбищу, до улицы 233. Там встретимся».
И доктор Кондон пошел по безлюдной улице к воротам кладбища Вудлоу. Несмотря на то, что он никого не видел, доктор чувствовал — за ним наблюдают. Пробило двадцать один тридцать; он заметил размытое белое пятно, осторожно двигавшееся среди могил; человек делал рукой какие-то знаки.
Кондон пошел навстречу; в глубине кладбища, среди деревьев и памятников, его ждал мужчина. Доктор смог запомнить глаза, смотревшие на него из-под полей надвинутой на лоб шляпы; лица различить было нельзя — тьма непроглядная.
— Принесли деньги? — это был тот же голос, с иностранным акцентом, который доктор слышал по телефону.
— Нет. Я не принесу деньги, пока не увижу ребенка.
— А меня казнят, если ребенок мертв?
— Мертв?! — закричал Кондон в ужасе.
— Не кричите! — рявкнул мужчина. — Ребенок жив и прекрасно себя чувствует.
— Как вы можете доказать, что я разговариваю с тем человеком, который мне нужен? — спросил доктор.
— Разве вы не получали писем, подписанных кругами?
Кондон вытащил из кармана два зажима, которые находились в кроватке ребенка, — он взял их с разрешения Линдберга:
— Ответьте, что это такое?
— Ребенок был закреплен этими зажимами в кроватке, — сразу же ответил незнакомец.
— Верно. Как вас зовут?
— «Джон», — ответил тот.
— Откажитесь от этого дела, «Джон», — взмолился доктор. — Пойдемте со мной… У меня есть тысяча долларов, они будут вашими, отдайте дитя добром…
— Нам не нужны ваши деньги, — ответил «Джон».
— Но ребенок жив?
— Конечно…
…Через пять дней доктор получил по почте посылку — ночную рубашку Чарльза-младшего. В записке, которую завернули в рубашонку, было выдвинуто новое требование: «Принесите выкуп до того, как увидите ребенка. В случае принятия этого условия Линдберг должен дать объявление в нью-йоркской газете „Америкэн“, всего три слова: „Согласен. Деньги готовы“.
Линдберг поместил это объявление. День за днем выходило оно в указанной газете, но «Джон» молчал…
Через несколько дней доктор Кондон получил, наконец, ответ «Джона»: «Сообщите, готовы ли вы к проведению операции в субботу вечером? Если да, опубликуйте в газете эти же три слова».
Теперь Линдберг более всего боялся спугнуть похитителей.
Национальное казначейство пообещало, что его агенты не станут вмешиваться в это дело, но лишь отметят номера банкнот, которые будут переданы похитителям. Несмотря на советы полиции, Линдберг упорно настаивал на том, чтобы в месте, где должно произойти свидание, не было никаких засад.
Наступил субботний вечер. Линдберг и Кондон заканчивали последние приготовления к выплате требуемого выкупа. Деньги были разложены в двух пакетах: в одном было пятьдесят тысяч долларов, во втором двадцать; в общей сложности 5150 банкнот четырех достоинств: по 5, 10, 20 и 50 долларов…
