Гейл Линдс - Мозаика
— Ты поедешь со мной в Нью-Йорк? — спросила она. — Это близко и удобно. В морозильнике есть еда.
Он усмехнулся, погладил по щеке и внимательно посмотрел на нее.
— У тебя такая мягкая кожа. — Он провел пальцем по ее шее. — Ты веришь в любовь?
— Забавно, что ты спрашиваешь. В последнее время я много думала об этом. Но если мы признаем ее существование, придется отказаться от некоторых наших старых представлений.
Он поцеловал ее, а она прижалась к нему. Сэм с благодарностью крепко обнял ее невредимой рукой и стал жадно впитывать сладкий вкус ее губ.
Потом отстранился и посмотрел в ее глаза цвета лазурита:
— Если ты говоришь об обязательствах, думаю, тут я готов расширить их круг.
Ее рука пробралась под толстую рубашку и прижалась к его сердцу. Биение эхом прошло через нее, распространяя волны тепла и желания. Ей нравился его запах, его вид, манера разговаривать и то, как он занимался любовью.
— Мне нравится ход твоей мысли, — сказала она.
— Я люблю тебя, — тихо ответил он.
Она вспомнила о матери и о том, как та надеялась, что Джулия найдет и полюбит хорошего человека. Если бы мать была жива, Сэм понравился бы ей. Отцу он бы тоже понравился. Она почти увидела, как они сидят вместе и часами беседуют об искусстве, музыке...
Ее родителей больше нет, и она всегда будет тосковать по ним. Но Джулия остановила их убийц, а теперь у нее был Сэм. Он, конечно, не мог заменить их, да она к этому и не стремилась. Глубоко в душе появилась тихая радость.
— Я люблю тебя, дорогой.
В тихой тени машины она долго целовала его.
Эпилог
ГОД СПУСТЯ, ДЕКАБРЬ
НЬЮ-ЙОРК
Снег сделал город ослепительным. Праздничная иллюминация и елочные гирлянды украшали дома, магазины и кафе на Парк-авеню. Город жил рождественскими хлопотами. Обычный шум уличного движения и голосов приглушался снежным покровом. Свежевыпавший и чистый, он лежал на автомобилях и пожарных гидрантах, образовывал мягкие сугробы рядом с домами. Джулия и Сэм бодро шагали, держась за руки. Горожане гуляли, наслаждаясь хорошей погодой. Шуршали бумажные пакеты с покупками, в воздухе раздавались рождественские поздравления.
— Как тебе Нью-Йорк на этот раз? — спросил Сэм.
Он внимательно наблюдал за ней, ему хотелось знать, действительно ли, как она утверждает, ее устраивает жизнь в Вашингтоне. Они купили там дом на Дюпон-серкл, но Нью-Йорк оставался ее городом. И вот теперь они впервые за много месяцев вернулись сюда...
— Я всегда буду любить Нью-Йорк, — улыбнулась она. — Но тебя я люблю больше.
— Это хорошо. Я рад, что смог сделать такой вклад в общее дело.
Она засмеялась.
После событий в Арбор-Нолле директор ЦРУ предложил Сэму вернуться к оперативной работе. К любой работе по его выбору. Но он знал, что в своей профессии перешел через Рубикон. Он ненавидел ложь, жестокость и смерть. Он был прав, переключившись на исследования и анализ. Если бы даже Ирини осталась в живых, он все равно поступил бы так же.
Он получил должность Винса — замдиректора по разведке — и теперь приспосабливался ко всем достоинствам и недостаткам работы высокопоставленного чиновника. Он скучал по Джулии, когда она уезжала на гастроли, но у него была работа. Когда она возвращалась, его жизнь обретала цельность и полноту.
Вернулся и Пинк. Когда настал день выборов, он уже был в Боснии. Как только он услышал новости о том, что произошло, то понял, что Сэм был прав, а Винс преступил закон. Пинк взял отпуск за свой счет, вернулся в Штаты и докучал Сэму до тех пор, пока тот не простил его. На это ушло некоторое время. Сейчас Пинк работал в Восточной Европе, и Сэм знал, что следующий визит Пинка в Штаты начнется прямо в кабинете Сэма с предложения вместе перекусить, заняться спортом или сходить в кино, чтобы восстановить их дружбу.
Сэм и Джулия двинулись на восток по Шестьдесят первой улице и зашли в мрачный пятиэтажный особняк. Здесь располагалась большая юридическая фирма. Они посидели в отделанной ореховыми панелями прихожей, пока не появился Лайл Редмонд.
Он вошел в клубах холодного воздуха, снимая перчатки.
Джулия поцеловала его в щеку.
— Привет, дедушка. С Рождеством.
— С Рождеством, Джулия.
— С Рождеством, дедушка, — сказал Сэм.
Лайл нахмурился.
— Зови меня Лайлом.
— Но мне «дедушка» больше нравится.
— Ну, раз нравится, то ладно, — проворчал Лайл, пытаясь скрыть радость.
На лифте они доехали до верхнего этажа. Джулия не видела деда со времени своей свадьбы. Он хорошо выглядел. Его кожа была розовой, а широкое худое лицо расплывалось в улыбке. Для них это был большой день.
Какое-то время Джулия жила в болезненной тени убитых ею людей, в сомнениях по поводу своей правоты. Во сне она видела лица родителей, а наяву спрашивала себя, могла ли она сделать что-нибудь, чтобы предотвратить их гибель. Она помнила, как сильно хотела убить Майю Стерн и Крейтона, но когда она действительно совершила это, то поняла, что предпочла бы не убивать. Через какое-то время она излила свои сомнения и свою вину в музыке, а ответы пришли в аккордах любви от Сэма. Любовь исцеляет, гласит старая пословица. И она исцелялась. Теперь, сегодня, они с дедом могут заключить договор с будущим.
Лайл и Сэм продолжали разговор.
— Вам, ребята, нужно заехать, — говорил старик. — Я сейчас довожу приют престарелых до нужного состояния. Все там теперь носят нормальную одежду. Попкорн делают с маслом. Мы можем съездить туда, если хотите. И... там даже показывают фильмы категории R![41]
Джон Рейли и его люди в тюрьме дожидались суда, а Лайл уволил остальных из числа тех, кто был нанят для того, чтобы держать его под контролем.
— Ты скучаешь по Арбор-Ноллу? — спросила Джулия.
Старик покачал серебряной шевелюрой:
— Пожалуй, нет. Ну, может быть, совсем чуть-чуть. Мне нравилось, когда меня обслуживают. Я должен признаться в этом. И мне нравилась Янтарная комната, но русские найдут ей хорошее применение. Теперь, когда она вернулась к ним, а также мои картины и те, которые оставил себе Дэн Остриан, думаю, нам нужно слетать туда и навестить их. — Он усмехнулся. — Это вроде как возвращение домой.
Секретарь проводил их в кабинет юриста, предложил кофе и чай.
— Я возьму бренди, — решил старик. — Принесите его всем. Это праздник. Только убедитесь, чтобы бренди не был дерьмовым. Я хочу чего-нибудь хорошего.
Как только секретарь вышел, Лайл посмотрел на Джулию:
— Как, по-твоему, слово «дерьмовый» — ругательное? Мне тут пришлось поспорить.
— Дедушка, если ты случайно скажешь слово «дерьмо», это не закроет тебе дорогу в рай.
— Нет, — ухмыльнулся Сэм. — Меня больше тревожат эти фильмы категории R.
Лайл усмехнулся:
— Из вас получилась пара умников.
Последствия жестокой борьбы Крейтона Редмонда за пост президента уже сглаживались. Дуглас Пауэрс был избран подавляющим большинством голосов, а Дэвид и Брайс находились под судом за соучастие в убийстве. Старик вновь получил контроль над своим состоянием, и наследство Джулии было передано ей.
В изящном угловом кабинете юрист превратил все в настоящую церемонию. Его звали Джозеф Кеттлмэн, он держался с достоинством и говорил неторопливо. Он еще раз объяснил все пункты документа.
— Вы понимаете, что переводите все свои активы в фонд, мистер Редмонд? Вам останется только жить на пособие по социальному страхованию.
— Именно этого я и добиваюсь, — кивнул старик. — Я все хорошо устроил. В моей собственности находится приют престарелых, так что мне не надо платить за место. Думаю, это было проявлением моей давней гениальности — передать эту богадельню ее обитателям. — Он покрутил в руке свой бренди и выпил его. — Отлично, — провозгласил он.
Отец Майкл ездил вместе с Редмондом в Швейцарию, где священник давал свидетельские показания по поводу убийства своего отца. Суд, не желая лишний раз привлекать внимание к постыдному поведению Швейцарии во время войны, оштрафовал Лайла на пятьсот тысяч долларов и освободил в связи с его преклонным возрастом. В Соединенных Штатах его ожидали налоговые и судебные недоимки в размере восьмисот миллионов долларов за то, что он утаил свои трофеи, плюс штрафы от Государственного департамента за незаконный ввоз в страну украденных произведений искусства.
Лайл удивлялся сам себе, когда безропотно платил все это. В голове у него роились более возвышенные мысли, например о еще большем раскаянии и исправлении. Он посетил всех, кого смог найти, из числа обманутых им за все эти годы. Такая процедура была весьма унизительна, и он избегал всяких разговоров о ней. Но в глубине души он понимал, что заслужил их оскорбления и гнев. Когда иногда кто-то говорил «спасибо» в ответ на его сожаления и выписываемые им чеки, он считал, что, может быть, именно ради этого и стоило все это затевать.
Оставались еще Дэвид и Брайс. Дэвид избегал его, а Брайс, казалось, заинтересовался тем, что его волновало, до тех пор, пока старик не начинал вербовать его в свою веру. Лайл ездил к нему каждую неделю, и они вели долгие разговоры. Путь старика был усеян препятствиями. Его еще одолевали внутренние бесы. Но с непреклонной волей, которая всегда была его силой и слабостью, он шел к намеченной цели. Если рай существует, то он планировал попасть туда.
