Джеймс Хоран - Нужный образ
— Они все у Барли-Билдинга.
— Да где это, черт возьми? — продолжал спрашивать Джош.
— Это фабричный офис… там, за главными воротами, — ответил мужчина.
— Здесь были бунтовщики? — спросил Кейт. — Это они сделали?
— Вы что, не видите, что они были здесь? — ответил старик. — Конечно, они были здесь…
Мы побежали по улице, огибая сверкавшую ограду, отгораживавшую фабричную собственность. Один раз я споткнулся и потянулся вперед, чтоб ухватиться за нее, но вскрикнул от боли, потому что ограда при пожаре раскалилась добела.
Барли-Билдинг был приземистым строением из красного кирпича, которое когда-то было оплетено плющом. Оказалось, здесь начался, было, пожар, но его потушили. При сожженных в жаре листьях плюща, его голые плети казались гротескными электропроводами, оплетающими стены. Окна и стеклянные двери были выбиты. В одну из рам была вставлена крышка от мусорного ящика.
На ступенях, усыпанных стеклом, стояла небольшая группа людей, белых и черных. Двое склонились над неподвижно лежащей на земле фигурой. Подойдя ближе, мы узнали в одной фигуре Келли, в другой — Лейси. Два полицейских штата сидели рядом на корточках, бережно держа свои ружья.
Рубашка Келли была изодрана в клочья, брюки были покрыты грязью и кровью. Верх платья Лейси был почти полностью изорван. Она куталась в пиджак полицейского. Оба выглядели страшно усталыми и изможденными.
Между ними лежало тело молодого негра. Сначала я решил, что он без сознания, но потом увидел красное пятно, большое пятно размером с человеческую ладонь с левой стороны его рубашки.
Это был Джин Абернети, и мне не нужно было его долго разглядывать, чтобы понять, что он мертв.
— Келли, — позвал Джош.
Келли поднял голову. Медленно встал.
— Вы не ранены, Келли?
— Нет. Со мной все в порядке. Национальная гвардия прибыла?
— Они входят в город. Скоро все кончится.
— Кончится? — горько спросил Келли. — Это только начало.
— Лейси, ты не ранена? — спросил Джош, привлекая ее к себе и крепко обнимая.
Она не ответила, только положила голову на его плечо и закрыла глаза.
— Джин погиб, — произнес Келли почти механически. — Он пошел к ним навстречу, и они убили его.
— Я подстрелил одного из парней, который это сделал, — мрачно сказал полицейский.
Когда он указал через дорогу на решетчатую ограду, я смог разглядеть тела двух негров и ружье рядом с вытянутой рукой одного из них.
— Сондерсон и я были в здании, когда он стрелял, и этот парень упал, — он кивнул на тело Абернети. — Я прикончил стрелявшего первым же выстрелом. Сонди достал второго.
— Бенни мертв, — сказал Келли напряженным голосом. — Мы услышали об этом по радио. И Молли.
— Это был сумасшедший, Келли, — сказал я. — Вы не можете винить себя.
— Мертвы, — повторил он, наполовину самому себе. — А меня там не было.
Из здания вышли двое мужчин. Их лица были болезненно бледными. Один из них курил сигарету, делая короткие быстрые затяжки.
— С вами все в порядке, конгрессмен? — высоким напряженным голосом спросил один из них. Не дожидаясь ответа, он обернулся к нам и начал выплевывать слова как патроны из обоймы автомата.
— Конгрессмен совершил самый удивительный поступок, который я когда-либо видел. Он и этот парень, — он кивнул на мертвого Абернети, — вышли и стали говорить с ними. Но их было не остановить. Они швыряли бутылки в склад. Бум! Бум! Бум! С пластмассой это как спичка. Но бензин! Боже, он взорвался, как бомба! Потом они убили этого парня.
Он посмотрел вниз на Абернети.
— Я лучше пойду, посмотрю, может, Сондерсон нашел работающий телефон, — сказал полицейский. Потом он обратился к Келли: — Вы уверены, что не ранены, конгрессмен?
— Да. Со мной все в порядке, офицер. Спасибо.
— Кошмарный день, — сказал мужчина с сигаретой, потом вместе со своим товарищем пошел назад в здание.
— Кошмарный день, — слабо отдавалось эхом у дверей.
Один из негров, который оказался священником, открыл свою библию и стал читать, бормоча про себя.
— Мы должны позаботиться о нем, преподобный, — произнес Келли.
— Он с Господом… на Его лугах.
Старый негр рядом со мной произнес высоким певучим голосом.
— Господь увенчал его славой, великой славой.
— А мне пришлось бросить магнитофон, — сказал молодой Кейт. — Конгрессмен, можете ли вы сделать для меня какое-нибудь заявление? Что, по-вашему, произошло здесь?
Келли некоторое время смотрел на репортера, как будто впервые видел.
— Что случилось здесь сегодня? — сказал он, медленно повторяя вопрос. — Не думаю, что кто-либо из нас здесь сможет дать ответ. Чтобы сделать это, полагаю, вам придется разобрать этот город по кусочку и разложить куски на столе. Потом отбирать по одному. Возьмем первый: безработица. Другой: плохие жилищные условия. Еще один мы можем назвать плохим образованием, а другой подавленностью.
Он покачал головой и произнес усталым, суровым голосом.
— Потом вы можете найти ржавую цепь и обнаружить, что она тянется от проклятых Богом кораблей с рабами, которые приставали пятьсот лет назад в пяти тысячах милях отсюда.
Он нащупал измятую пачку и вытащил одну сигарету. Она была грязной и изогнутой. Мужчина дал ему огонь, и Келли склонил свое измученное лицо к крошечному язычку пламени, потом поднял голову, чтобы глубоко затянуться.
— Вы изучаете собранное, передаете это экспертам и тогда, возможно, вы получите ответ, что произошло здесь сегодня. Но даже тогда у вас не будет гарантий на будущее. Слишком многие пытались сделать это, слишком многие терпели поражение.
Он стоял и с горечью смотрел на пламя. Кейт неловко волочил ноги, смущенно изучал свои записи, которые нацарапал на измятом листке из записной книжки — записи, которые, думаю, он сам не мог разобрать. Потом, казалось, Келли пробудился, он повернулся к Джошу, который по-прежнему держал Лейси в объятиях.
— Я хочу, чтоб сегодня Маллади была выслана повестка. Я хочу, чтоб в понедельник этот сукин сын давал показания. В понедельник, вы поняли?
Он бросил сигарету и старательно ее раздавил.
— Думаю, вам надо узнать, что я не был разочарован в Джине Абернети.
Потом он медленно пошел к первому джипу цвета хаки, принадлежавшему Национальной гвардии и въезжающему на дорогу. Неожиданно их стало очень много — джипов, автомобилей, военных грузовиков, а Люк и полковник, который, как мне кажется, очень любил войну, обхватили Келли за плечи и повели к машине, в то время как Джош крепко обнимал Лейси и ничего не отвечал, только смотрел, как Келли идет к машине в свете пожара, который, казалось, сжег его молодость.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Конец сладких шоколадок
В эту неделю, казалось, не было времени для еды, отдыха и сна. После катастрофы в Лоуренсе мы постоянно работали над слушаниями. В течение часа после нашего возвращения в город на обед был подан Барни Маллади. Я получил удовольствие, войдя в его спальню, шлепнув листком повестки по его руке, и сообщив ему, что он более чем обычно напоминает жабу.
В эти мрачные недели невозможно было включить телевизор или радиоприемник и не услышать либо Келли, либо кого-либо, говорящего о нем. Его Белая Книга о Лоуренсе, Американском Городе-Бомбе, была выпущена на следующее утро после разрушения города, и описывать ее как национальную сенсацию было бы преуменьшением.
Джош позаботился, чтобы в каждой копии были выдержки из речи Келли в Палате Представителей, где он предсказывал взрыв в Лоуренсе, если ничего не будет сделано для улучшения условий жизни. Многие известные газеты поместили эту мрачную цитату, иногда шириной во всю полосу.
«ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ, СТАВШЕЕ РЕАЛЬНОСТЬЮ В КРОВИ И ОГНЕ», — таким был заголовок в одной из газет Среднего Запада.
Доклад был разделен на несколько глав. Некоторые вызвали сильную реакцию, как «за», так и «против».
Например, в одной главе говорилось о нестабильности негритянских семей в Лоуренсе, что делало трудным для отца-негра — если он, конечно, был — или для его сыновей и дочерей справляться с разочарованиями, которые на них постоянно сыпались. В одном из пунктов доклада говорилось, что в негритянских семьях слишком много детей. Если бы негритянская семья в Лоуренсе сократилась до размеров белой семьи, у многих автоматически улучшилось бы экономическое положение. Чем больше семья, тем меньше шансов достичь благосостояния, таков был аргумент, и доклад настоятельно рекомендовал, чтоб информация и средства контроля над рождаемостью были доступны бедным в Лоуренсе. Это, конечно, вызвало фурор, и некоторые лидеры церкви, к которой принадлежал Келли, выступили против него.
