Валентина Мальцева - КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1
— Юрий Владимирович, — Брежнев прокашлялся и, подперев ладонью тяжелый подбородок, с неприязнью посмотрел на Андропова. — Насколько я понимаю, обещанная вами смена власти в Колумбии откладывается? Так?
— ВРЕМЕННО откладывается, Леонид Ильич, — негромко поправил генсека Андропов. — Вы же понимаете, что не все так просто. В Латинской Америке нам противостоит очень сильный соперник.
— Он и раньше нам противостоял, — Брежнев негромко стукнул тупым концом граненого карандаша по столу. — А Кастро, глядишь ты, по-прежнему верховодит.
— Куба, Леонид Ильич — это микроскопический остров. Колумбия же — огромное государство. Разница существенная.
— Спасибо, что напомнили, Юрий Владимирович, — в басе генсека отчетливо прозвучало так не свойственное Брежневу ехидство.
— Повторяю: мы столкнулись с кое-какими проблемами, решение которых требует перегруппировки сил и времени.
— Сколько времени вам еще понадобится, товарищ Андропов? Год? Два? Десять лет? — Брежнев вдруг широко улыбнулся, словно ранимый школьный преподаватель, только что посадивший в лужу лучшего ученика класса.
— В данный момент я не готов ответить на ваш вопрос, Леонид Ильич. Над этим сейчас работают мои люди.
— Некрасивая история получается, Юрий Владимирович… — Брежнев медленно оторвал спину от кресла и навалился всей тяжестью своего тела на крышку письменного стола. — На кого спишем без малого миллиард долларов? Или сколько там еще у вас ушло на эту затею за последние годы? Я имею в виду деньги, которые вы угрохали на свои латиноамериканские проекты?
— Эти проекты были одобрены на заседании Политбюро, Леонид Ильич, — тихо возразил Андропов. — И если возникла реальная необходимость, я могу предоставить товарищам отчет по каждой потраченной копейке…
— Пять лет, с тех самых пор, как убили Альенде, вы регулярно обещаете на Политбюро образование социалистического государства в Южной Америке, — широченные брови Брежнева сдвинулись к переносице, от чего его лицо стало похоже на застывшую восковую маску, каким советского лидера часто изображали карикатуристы на страницах западной прессы. — Не было ни одной вашей просьбы, Юрий Владимирович, которую бы не поддержали наши товарищи. Вы знаете, что в стране колоссальные экономические проблемы, однако мы никогда не жалели сил и средств для мирного наступления социализма. В ваши руки, уважаемый товарищ Андропов, партия передала колоссальную власть, ресурсы, людей, материальные средства. А как вы ими распоряжаетесь?..
— Леонид Ильич, — голос Андропова звучал абсолютно ровно, словно этот человек в профессорских очках не понимал, во что в итоге может вылиться гнев Генерального секретаря партии. — Объясните, пожалуйста, что происходит? Чем, собственно, недовольны товарищи в Политбюро?
— Им нужны результаты! — Брежнев резко хлопнул ладонью по столу. — И мне нужны результаты, чтобы закрыть кое-кому рты. Например, Суслову Михал Андреевичу, другу вашему доброжелательному. Вы это понимаете, дорогой товарищ председатель Комитета государственной безопасности?!
Наступила гнетущая пауза. Но Андропов и не думал отвечать, а тем более оправдываться. Он просто уставился на генсека своими блеклыми голубыми глазами, неестественно увеличенными линзами очков, уставился без всякого выражения, но с каким-то внутренним нажимом, словно внушая своему собеседнику, что разговор в подобных тонах не просто неприемлем — он просто невозможен.
Это был особый, «фирменный» взгляд Андропова, к которому он прибегал исключительно редко. Ни один человек в Политбюро, кроме председателя КГБ, никогда бы не позволил себе вот так, пристально, в упор, с почти нескрываемой укоризной и едва обозначенной иронией, смотреть в глаза первой фигуры советского государства, в глаза человека, сосредоточившего в своих руках власть, даже о половине которой и мечтать не мог Никита Хрущев.
Брежнев испытывал к председателю КГБ сложные, зачастую противоречивые чувства. С одной стороны, он искренне уважал Андропова и практически не сомневался, что у этого человека вполне достаточно ума и прозорливости, чтобы не переметнуться в стан врагов, не примкнуть к какой-нибудь кабинетной коалиции и уж тем более не начать против него лично открытую войну за власть. Однако авторитет Андропова, становившийся с каждым годом все ощутимее, по-настоящему пугал Брежнева. Разве тогда, в конце шестидесятых, когда он, вопреки мнению многих членов Политбюро ЦК КПСС, собственным волевым решением добился перевода Андропова с должности секретаря ЦК КПСС на пост председателя КГБ, он мог подумать, что именно на этой должности, в самом большом, а потому самом опасном лубянском кресле, Андропов сумеет развернуться по-настоящему?
Михаил Суслов, бессменный и несгибаемый идеолог партии, автор концепции «развитого социализма», ненавидевший Андропова по целому ряду причин и имевший определенное влияние на Брежнева, еще в 1974 году, навестив Генерального секретаря в Крыму во время отдыха, пожаловался генеральному:
— Не наш он человек, Леонид Ильич! Ох, не наш! Типичный ревизионист, доложу я вам. Сердце каменное, расчетливое, холодное, без революционного огня, без горения души. Одно слово — прагматик! А эти его постоянные заигрывания с интеллигенцией, эти демонстративные посещения авангардистских театров, эта, с позволения сказать, художественная литература, которую он, не стесняясь, кстати, заказывает себе в кремлевском магазине на дом, для личной библиотеки — Мандельштам, Булгаков, Набоков… Мало того, мне докладывали, что он и сам стихи кропает. Каково?! И что настораживает, дорогой Леонид Ильич: на Андропова ведь равняются некоторые аппаратчики, он у нас в некотором смысле — провозвестник нового стиля руководства…
Брежнев молча слушал окающего и размахивающего длинными руками Суслова, понимающе кивал головой, хотя уже тогда прекрасно знал, что предпринять что-либо конкретное против Андропова он не сможет, что благоприятный момент, когда эту политическую фигуру можно было без излишних хлопот убрать за кулисы главных событий, он безнадежно упустил.
Брежнев не просто не хотел — он элементарно БОЯЛСЯ подумать о том, как много знает Юрий Андропов и во что может превратиться это знание, в случае, если оно попадает в руки его РЕАЛЬНОГО политического врага. На заседаниях Политбюро Андропов никогда — ни словом, ни жестом — не давал понять, что хоть как-то интересуется нюансами внутрипартийной жизни страны. Назначения на посты первых секретарей крупнейших областей и краев России, на должности первых секретарей союзных республик Андропов неизменно принимал молча, без реплик или вопросов, всем видом своим демонстрируя полную лояльность и согласие с линией партией, с тактикой ее признанного лидера, стоявшего буквально за каждым серьезным назначением. В то же время в свою епархию на Лубянке этот человек не пускал никого, даже Генерального секретаря ЦК КПСС. С самого начала своей работы в КГБ Андропов методично проводил линию на ЗАКРЫТЫЙ характер деятельности возглавляемого им комитета госбезопасности. Любые попытки влиятельных, ревниво следящих друг за другом членов Политбюро, каким-то образом откорректировать или даже направить в определенное русло работу КГБ неизменно наталкивались на бетонную стену андроповских контраргументов, суть которых сводилась к следующему: КГБ СССР — подразделение партии, выполняющее работу ДЕЛИКАТНОГО характера. При этом председатель КГБ неизменно бросал выразительный взгляд в сторону Брежнева.
Слово «деликатность» в лексиконе Андропова было одним из наиболее часто употребляемых. И всякий раз, ощущая на себе холодный, ПРОНИКАЮЩИЙ андроповский взгляд, Брежнев внутренне сжимался. Ибо большая часть того, что приходилось делать Генеральному секретарю ЦК КПСС — будь то бесконтрольное манипулирование колоссальными средствами из партийной кассы, заигрывание с военными за спинами членов Политбюро или негласное, через высокопоставленных кремлевских посредников, покровительство откровенно мафиозным структурам, динамично просачивавшимся в основные структуры управления, носило именно деликатный характер.
…Первым не выдержал паузу Брежнев. Взгляд Генерального секретаря чуть потеплел, смягчился:
— Ты уж прости меня, Юрий Владимирович, за резкость, но речь идет о серьезных вещах… — Брежнев, не глядя, вытянул из пачки очередную сигарету и, щелкнув массивным золотым «Ронсоном», с которым он никогда не расставался (Андропов знал, что эту зажигалку ему подарил Кунаев, когда генсек еще работал в Казахстане), закурил. — Как будешь отчитываться перед товарищами?
