Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

Мы немного опоздали. Сегодня никакого бесплатного шоу уже не будет, блуждающие огоньки не начнут свою пляску. Они и так появляются не каждый день, а в столь поздний час их никто не видел.

Мне приходит в голову, что это к лучшему. Без них мои переживания даже глубже: сам воздух будто бы застыл в ожидании. Несмотря на присутствие Карла (а может, благодаря ему), внутри зарождается глубокое, почти религиозное чувство. Я словно протягиваю руку в прошлое – звезды над моей головой умерли миллионы световых лет назад, в песке под моими ногами лежат белые паутины костей – динозавров, индейцев. И убитых Карлом девушек.

Тонкий ручеек смеха долетает до нас со стороны машины, возле которой стоят и пьют вино две парочки.

– Я нашла у тебя в чемодане фотографию девушки, – говорю Карлу. – Ты здесь ее сфотографировал? Вышло очень красиво. Почему ты не включил это фото в книгу?

– Больше не ройся в моих вещах, ладно? За свою жизнь я сделал тысячи фотографий, и далеко не все они вошли в книгу.

– Но девушка явно имеет…

– Спроси уж сразу, убил я ее или нет!

– Ты поставил крестик на этом месте, – не унимаюсь я.

– Да, потому что очень люблю эти края. Хочу, чтобы меня здесь похоронили, – говорит Карл. И тихо добавляет: – Мы все, по сути, – всего лишь взорвавшаяся материя.

Ну скажи мне хоть что-нибудь. Пожалуйста. Что угодно!

Впервые в жизни я обращаюсь к нему с просьбой – пусть и мысленно.

– Огней сегодня не будет. Я их не чувствую, – отрезает Карл и уходит к пикапу.

Я опять ничего не узнала.

Несколько минут я просто стою и жду. Быть может, из этой темноты на меня смотрит Рейчел?

Около 21.30 мы въезжаем на безлюдные улицы Марфы, городка с населением меньше двух тысяч человек. Ни людей, ни машин. Только уличные фонари.

Город насквозь пропылен и пуст. Мы словно попали на заброшенную съемочную площадку какого-нибудь зомби-вестерна. На Земле больше никого не осталось – только убийца, женщина, кошка и пес в салоне пикапа.

Карл что-то болтает о Достоевском – нашел тему! Кажется, мой мозг сейчас лопнет, если он не заткнется.

В голове тоже стоит гомон.

Ну и где этот чертов отель с испанской штукатуркой, о котором Карл твердит на протяжении двадцати миль? Сколько у нас осталось бутылок воды? Как избавиться от кота?

Правда ли, что выстрел в голову – самый быстрый способ убить зомби-ковбоя?

– В восьмидесятых годах девятнадцатого века здесь был крупный железнодорожный узел. До сих пор идут споры, в честь какого персонажа назвали город – из «Братьев Карамазовых» Достоевского или из «Михаила Строгова» Жюля Верна. – Карл на секунду умолкает. – Ты вообще слушаешь?

– Да, – отвечаю я, чувствуя стук в висках. – Говори-говори.

Мир и спокойствие.

– Жена поселившегося здесь железнодорожного чиновника выбрала название из книжки. Но никто точно не знает, какую книгу она читала.

Ну-ну. Это ты, конечно, помнишь.

– Поворачивай, – резко командует Карл. Восемь миль назад я в очередной раз села за руль и с тех пор без конца выслушиваю его указания касательно того, как найти «Пайсано» – старинную гостиницу и памятник архитектуры неподалеку от здания городского суда. Карл заявил, что мы просто обязаны там заночевать. Во время своих фотографических паломничеств он всегда останавливался именно в «Пайсано».

Теперь он тычет куда-то пальцем. Среди черной пустыни возникает оазис белых огней.

– За «Пайсано» плачу я, – совершенно невозмутимо произносит Карл. – И о том, чтобы нас пустили вместе с Барфли, тоже я позабочусь. Ты выспись, а утром увидишь, как прекрасна Марфа.

Я не сказала Карлу, что уже бывала в этом сюрреалистичном, богемно-хипстерском городке посреди пустыни. Я прочла о Марфе в «Техас мансли» и «Нью-Йорк таймс» – газете, которую наверняка смогу найти утром в какой-нибудь местной кофейне, где подают кофе под названием «Вива ла феминиста».

Я знаю все про художественное движение Дональда Джадда: в 1970-х он уехал из Нью-Йорка и начал воздвигать среди техасской пустыни свои грандиозные арт-объекты.

Ряды алюминиевых ящиков на старом оружейном складе превращаются в абстрактное сияющее зрелище удивительной красоты – смотря под каким углом падает на них беспощадное техасское солнце. Вот уже почти пятьдесят лет эти ящики играют здесь с ослепительным светом.

Я знаю все про магазин «Прада», возведенный посреди пыльного ничто. В витринах стоят настоящие сумки и туфли, но на самом деле это не магазин, а гигантская скульптура, которой, по замыслу художника, суждено постепенно слиться с пейзажем.

Жуть, правда?

И на лице Карла сейчас такое же жуткое выражение. Он возится со своим «Никоном», хотя вокруг стоит кромешная тьма – лишь тускло светится голубым приборная доска.

– Только не спускай затвор, – говорю я.

Тот самый бывший парень, упрекнувший меня в суицидальных наклонностях, однажды завез меня в Марфу. Вообще-то мы ехали в национальный парк «Биг-Бенд», но по дороге он хотел взглянуть на гигантские скульптуры Джадда и встать где-нибудь с палаткой – «подальше от языческих огней и хипстерских латте».

Мы остановились в живописном загородном трейлер-парке, где на пыльной твердой земле выстроились кружком сдаваемые в аренду автофургоны, похожие на стильные деревянные кубики пастельных оттенков. Тогда я уже начала заниматься с тренером, и мой парень заметил первые синяки.

Он готов был порвать со мной, потому что я не признавалась, откуда они. Примерно на середине подъема в гору «Биг-Бенда» я частично раскрыла карты. Он заорал, что мне «жить надоело». Его слова нашли отклик. И до сих пор находят.

Мой тренер, разумеется, всецело одобрил наш недельный поход по выжженным землям и коварным каньонам. Наказал ежедневно выпивать по галлону воды, если мне жизнь дорога.

Кажется, это было лет сто назад. В другой жизни. Когда я паркую пикап во дворе мерцающего гирляндами «Пайсано», меня накрывает необъяснимое безразличие. Карл без проблем договаривается с администраторами насчет Барфли – попросту выкладывает на стойку три стодолларовые купюры со словами: «Бедному песику моей дочери прострелили зад».

Свободный номер всего один и называется «Люкс Рока Хадсона». Нам любезно рассказывают, что знаменитый американский актер жил здесь в 1956-м, когда снимался в «Гиганте». Барфли и коту разрешили спать за дверью номера, на просторной общей террасе второго этажа, которая начинается прямо от застекленных французских дверей.

Сам люкс оказывается изрядно потрепан, но по-хорошему: эдакое ретроочарование. Одну стену едва ли не целиком занимает огромный старинный камин из белого кирпича. В воздухе едва ощутимо пахнет золой и пылью. Есть небольшая кухонка, которой мы не воспользуемся, две уборные и одна спальня без дверного замка.

Прежде чем я успеваю поднять эту тему, Карл заявляет, что они с Уолтом и зверями поспят на улице, в спальных мешках.

– Можешь запереть двери, если хочешь, – говорит он. – Впрочем, ты и так это сделаешь.

Как только он закрывает за собой стеклянную дверь, на меня накатывает невыносимое одиночество. Площадь пустыни Чиуауа равна 200 000 квадратных миль, и львиная ее доля приходится на Мексику. Я готова почти на все, но и у меня есть пределы. Колесить по пустыне в компании двух покалеченных животных и серийного маньяка в надежде вернуть ему память – это уже абсурд. Я на такое не подписывалась.

Сквозь стекло я вижу, как на террасе суетится и расстилает спальные мешки Карл. Наконец он падает в одно из уличных кресел и затихает. В темноте загорается знакомый огонек. Можно даже не спрашивать, где он взял траву – мы же побывали в Остине, настоящем растаманском рае.

Интересно, сколько у Карла осталось моих денег – и трудно ли будет выкрасть их обратно? Хорошо хоть мне хватило ума стащить у него запасные ключи от машины и спрятать их в колесной нише.