Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

Дело было на заре его славы, когда критики уже вовсю сулили ему великое будущее. Эту серию работ он назвал «Люди Гваделупы», имея в виду не только улицу Остина. Дева Мария Гваделупская – образ Богородицы, почитаемый в Латинской Америке, – четырежды являлась простому мексиканскому крестьянину.

Кто-то хватает меня за руку, больно впиваясь ногтями в кожу. Это не Карл, а какой-то бродяга – явно из местных. По загрубевшей коже точный возраст определить невозможно. Сорок? Семьдесят? На нем грязные джинсы и разодранные в клочья сандалии. На правой ноге не хватает одного пальца, на левой – двух. Он показывает куда-то себе за спину и спрашивает:

– Красотка, да?

– Да, – отвечаю я. – Очень красивая. – Достаю немного наличных (Барфли тем временем пытается лизать бродяге ноги) и протягиваю ему: – Угостите ее ужином, ладно?

Он засовывает мои деньги в карман и растворяется в толпе.

Уолт, ты ведь где-то здесь?

Что, если в один прекрасный день люди увидели бы всех невидимок Гваделупе-стрит? Всех сразу? Мы бы тыкали в этих призраков пальцем, а они бы нам улыбались – покойные жены, спящие вместе с мужьями в засаленных спальных мешках, друзья детства, с которыми они когда-то делились сэндвичами, однополчане, которые умирали у них на руках, давно похороненные отцы-тираны, правдоподобные и потешные персонажи замусоленных книжек…

Элвис, Мэрилин Монро, Марк Твен, Дева Гваделупская собственной персоной. Как знать, возможно, если бы мы вдруг увидели этот вымышленный мир рядом с нашей действительностью, все бы изменилось. Мы бы изменились. И ни один стаканчик бы больше не пустовал.

Я тоже стала невидимкой – обычной студенткой, выгуливающей пса. Мне попалось штук шесть таких же. Огромные солнцезащитные очки, джинсовые шорты, рюкзак, майка, «биркенштоки». Ходячая приманка для Карла, словом.

Уже дважды я хлопала по плечу похожих на него мужчин. Извиняясь перед вторым, я понимаю, что образ – эдакий подтянутый техасец в ковбойских сапогах и джинсах – вполне стереотипный. Быть может, именно эта обманчивая непритязательность вкупе с камерой давали ему едва ощутимое, но роковое преимущество над жертвами.

Через пару часов я перестаю разглядывать стены и граффити – это бесполезно – и забредаю на территорию университетского городка.

Немного походив в толпе, ныряю в густую сень деревьев на берегу Уоллер-Крик. В 1830-х годах судья Эдвин Уоллер разработал план города в виде правильной сетки, протянувшейся между двух рек.

Больше двухсот лет спустя Остин превратился в новый Бруклин: со всех сторон идет стройка, узкие улицы забиты автомобилями, и распутать этот клубок невозможно.

Интересно, корил бы себя Эдвин Уоллер за такую недальновидность?

Он совершенно точно пришел бы в ужас от того, что случилось на берегу реки, названной в его честь: в 2016 году здесь убили девушку, которая любила высоко подпрыгивать и зависать в воздухе.

Она не имеет никакого отношения к Карлу. Ее звали Харука, и убийцу поймали почти сразу. Но она вошла в мой памятный список, посвященный жертвам жестоких убийств. Харука приехала сюда из Орегона и поступила на музыкально-хореографический факультет Техасского университета. Однажды вечером она позвонила своей соседке по комнате в общежитии и сказала, что идет домой из театра. Но так и не пришла.

Через несколько минут после звонка на Харуку напали. Полиция считает, что на берегу реки ее убил бездомный подросток. В одном коротком, страшном мгновении встретились надежда и безысходность.

Подозреваемый был сбежавшим из приюта семнадцатилетним парнем по имени Михаил. Надо же, ведь когда-то у него была мать, которая придумала сыну такое имя, а потом бросила. Его размытый портрет зафиксировала уличная камера: при нем были украденный велосипед и неопознанный предмет, который он вытаскивал из кармана.

В день памяти родители Харуки выпустили в небо фонарики в виде бумажных птиц. Я до сих пор помню их прекрасные слова, сказанные сразу после ареста Михаила: Мы по-прежнему тверды в своем желании почтить память Харуки любовью и добротой, а не насилием. Полицию, однокурсников, преподавателей и всех, кто переживал за нашу дочь, мы просим об одном: обнимите своих детей и родителей ДВАЖДЫ, за себя и за нас.

Я хочу быть как они. И чтобы все были как они. Но мы – не такие.

48

Возможно, в поисках Карла мне поможет его шизофренический список.

Так меня осеняет на пике сахарной эйфории, пока я жую огромный пончик с карамелью, крем-сыром и арахисом, сидя под красным тентом возле забавного фургончика местной кондитерской «Гордо’c».

В полдень большинство студентов за столиками страдают от похмелья и начинают думать о недописанных курсовых. Я же думаю о том, что Гваделупе-стрит оказалась пустой тратой времени, о разных точках на моем теле, где я до сих пор ощущаю прикосновения Энди, а еще – о предательских GPS-трекерах.

Карл не мог их подсунуть. Ему просто некогда было купить подобное оборудование – за всю нашу поездку он ни разу не оставался один так надолго. Трекер стоит не меньше ста долларов, а столько наличных у него при себе не было (пока он не сбежал с моими денежками, конечно).

Энди, впрочем, тоже не стал бы пользоваться таким простым устройством, которое я нашла под бампером машины. Я видела в его квартире куда более изощренные штучки – из разряда тех, что обнаружились в зубной нити и кроссовках. Но кто же тогда прицепил трекер на мою машину?

Мой недоеденный, размякший пончик на дешевой бумажной тарелке стал похож на блевотину. Я включаю телефон.

На голосовую почту пришло сообщение. В горле встает ком: это номер Дейзи. Я с трудом жму нужные кнопки, почти не надеясь услышать в трубке бодрый голос медсестры из ветклиники. Наверняка это звонил Карл. Сообщить, что хочет сводить Дейзи в «Уотабургер». Или что благополучно закопал ее в лесу.

Мне кажется, она бы сопротивлялась.

Когда в трубке начинает щебетать знакомый голосок, у меня в ушах возникает такой оглушительный грохот, что приходится прослушать сообщение заново. Оказывается, она в «Диснейуорлде». Семейная вылазка. Она извиняется, что не прослушала почту раньше, и выражает надежду, что мистер Смит скоро найдется. Как дела у Барфли?

Мне полегчало. Но ненадолго. Я уже представляю других девушек, которых Карл встретил на своем пути. Новые красные точки загорелись на карте Техаса в ту секунду, когда я вошла в дом миссис Ти и принялась нагло врать.

Первые признаки панической атаки появляются внезапно, как и всегда. Где-то в груди, словно банда байкеров, начинает рокотать ужас. Через все тело проходит волна жара. В правом виске – настойчивый стук. С тех пор как мне исполнилось четырнадцать, такое происходит примерно трижды в год, иногда чаще.

Все столики возле фургончика заняты. На меня никто не смотрит. Всем плевать. Только Барфли почувствовал неладное и тихонько заскулил.

– Все хорошо, – шепчу я.

Школьный психолог, дурацкий психоаналитик, моя мать, мой тренер, Энди, всеведущий «Гугл» – все они придумывали разумные объяснения этим паническим атакам.

Я же давно решила для себя, что на несколько минут – максимум на четыре – меня посещает ужас Рейчел.

Мы вместе дышим, вместе дрожим, вместе потеем. Когда все заканчивается, мне даже немного грустно.

Встреча с сестрой продлилась три минуты пять секунд.

Мы с Барфли возвращаемся в переулок, где я оставила пикап. Еще издалека, футов за сто, я замечаю под дворниками какие-то бумажки.

Сердце мгновенно начинает идиотскую пляску. А вдруг Энди одумался и все же оставил мне прощальную записку? Или Карл проложил более точный маршрут, сообразив, что оппонент ему достался не самый сообразительный? Или?..

Я сильнее натягиваю поводок и осматриваюсь по сторонам. По обеим сторонам улицы – старые покосившиеся заборы. Тут и там зияют дыры выпавших или проломленных досок – в них можно заползти и спрятаться. Через них можно шпионить. Вдоль тротуаров стоят сплошь развалюхи, ни одной приличной машины. Я невольно тянусь к пистолету, но вспоминаю, что оставила его в салоне.