Александр Царинский - Алмазная пыльца
— Лейтенант Сайко, на сколько времени мы имеем право задержать подозреваемого без санкции прокурора?
— На 72 часа! — быстро встав, бойко отрапортовал Иван.
— Садитесь, пять. Завтра же задержите Рядно по подозрению в убийстве и допросите. Прокурору об этом сообщу. Все материалы по делу Измайловой представьте мне. Свободны, Сайко! А вы, Нетребо, задержитесь!
Иван вышел, а Седых прикурил новую сигарету и, щурясь от дыма, спросил:
— Какого вы мнения о Сайко?
— Хорошего. Служит старательно, добросовестно. А что?
Седых прошел к столу, вытащил из ящика какое-то письмо и, перейдя на «ты», протянул его Виктору Ильичу:
— На, порадуйся!
В конверте оказался лист мелованной бумаги. Сразу бросилось в глаза старательно выведенное слово: «ЖАЛОБА».
Нетребо давно так не волновался, как сейчас, когда читал это неожиданное послание, адресованное начальнику Фрунзенского РОВД.
«Довожу до Вашего сведенья, что 11 октября сего года около шести часов вечера Ваш сотрудник И. Сайко проявил по отношению ко мне хулиганские действия. Ни за что придрался, пытался перевернуть мою машину, затем, обвинив меня, что я нетрезв, грубо втолкнул в „Жигули“ и, сев за руль, доставил в ГАИ. Сознаюсь, я выпил стакан пива, и от меня, видимо, попахивало, но это не давало права гражданину Сайко так грубо со мною обращаться. Своими хулиганскими действиями Ваш сотрудник запятнал высокую честь советской милиции. Прошу принять меры.
Заместитель директора молокозавода С. Шумский».
— Что скажешь?
— Непонятно. Сайко горяч, но ни с того ни с сего…
— Плохо знаем подчиненных, Нетребо! Разберись и доложи!
Виктор Ильич вернулся хмурым.
— Что случилось, Ильич? — обеспокоенно спросил Сайко.
Нетребо глянул ему в глаза и протянул конверт. По мере того, как Иван читал, его лицо из розового делалось багровым.
— Как прикажешь понимать, душа моя хорошая?
Сайко, что называется, оторопел. Да, он вел себя с тем франтом грубовато. Но нацарапать такой пасквиль?.. Язвительно произнес:
— Ах, гадина! Эс. Шумский! Ты знаешь этого типа?
— Откуда?
На душе у Ивана скребли кошки: «Да, видать, правду говорят, что о проделках жены муж узнает последним».
— Будь так. Раз натворил — значит, отвечу!
— Что ты натворил? И в чем причина?
Иван промолчал. Нетребо смотрел выжидающе.
— Так я жду, Ваня!
— А как бы поступил ты, Ильич, если бы, скажем, какой-то тип приударил за женой твоего приятеля?
Нетребо на миг изменился в лице, но тут же взял себя в руки.
— Какого приятеля? У тебя, по-моему, их не так много.
— Это не имеет значения. Ты его не знаешь.
— Во всяком случае, машину не стал бы переворачивать.
— А если… А если своим наглым поведением он вынудил?
— Выходит, все, что написано, — правда?
— Правда! Наглец он и трус. Шкуру свою спасает.
— И все же, Иван, буйной силенкой своей надо уметь управлять. Ты должен извиниться перед ним. Понял?
— Не пойду!
— Я настаиваю! Завтра, прямо с утра. Все ясно?
Не дожидаясь ответа, Виктор Ильич выключил свет, и оба вышли из комнаты. На улице моросил дождь. Они сухо попрощались, и каждый пошел в свою сторону.
Троллейбус № 3 останавливался почти у дома Галки. Иван прыгнул на заднюю подножку и через каких-то десять минут появился перед Кнопкой. Галка безошибочно угадывала его настроение:
— Опять неприятности?
Они вошли в комнату. Иван сел на диван, а Галка тут же засуетилась, чтобы его чем-то покормить.
— Не старайся, Кнопка! Я вот так сыт, — показал он на горло.
— Ваня, что случилось? — И вдруг догадалась: — Скрылся тот… что на кладбище?
— Тот на месте, Все нормально.
— Так в чем же дело? — Кнопка с такой тревогой смотрела в глаза, что Иван понял: сейчас расскажет. Да, ему было тяжело. Безмерно тяжело. Он очень нуждался в Галкином участии и ее добром совете.
Коротко и чуточку сбивчиво Иван рассказал все, как было. Он только не назвал имен «героев», разумеется, кроме себя.
— А почему ты не хочешь назвать ту женщину и ее мужа?
— Это не имеет значения.
Галка немного помолчала. Сидела рядом и гладила его руку.
— Ты очень горяч, Топтыжка! Вот и страдаешь. Есть, конечно, неверные мужья и жены. Но мы плохо знаем жизнь. Жизнь гораздо сложнее, чем мы думаем.
— Я не об этом, Галка! Я того типа насквозь вижу. Ловелас! Не смогу я бить перед ним челом.
— А ты и не бей. Но зайти к нему надо. Виктор Ильич зла не желает. А сейчас, мой милый Топтыжка, давай попьем чайку со своей Кнопкой. Она никогда не поступит так, как та…
Рано утром, для официальности «при погонах», Сайко поехал на молокозавод. Замдиректора завода Сергей Иванович Шумский его визита не ожидал. Он сидел за столом и с деловитым видом давал указания сотрудникам в белых халатах. Услышав стук, грубовато прикрикнул, что занят, но, увидев в проеме двери Ивана, преобразился:
— Ах, это вы?! Проходите, проходите, товарищ лейтенант! — поднялся он навстречу Ивану. — Все свободны! У меня гость.
— Зачем же? Я подожду, — начал Сайко, но Шумский перебил:
— Не беспокойтесь. Мы уже закончили. Присаживайтесь, лейтенант!
Они остались одни.
— Сергей Иванович, — начал Сайко, едва сдерживая раздражение. — На каком основании вы написали на меня жалобу? Собственно, жалобу вы могли написать. Но почему скрыли правду?
— Какую правду? Ах, да… Понимаете, я не хотел писать. Жена настояла. У меня ведь отняли права. Я должен был как-то оправдаться.
— А вы рассказали жене, из-за чего произошел инцидент?
— Ну, что вы? Разве такие вещи?.. Но я это дело закрою. Я напишу вашему начальству. Я напишу, что погорячился.
— Нет, Сергей Иванович! Жалобу будем доводить до конца. Сейчас свяжемся с партбюро, позвоним жене и расскажем все, как было.
— Нет, нет! — взмолился Шумский. — Я все улажу. У меня с Лидой ничего серьезного не было. Маленький флирт… и только. Все! Я клянусь, лейтенант!
— А как же я? — едко спросил Сайко. — Облили грязью и…
— Нет, нет! Я ведь сознался, что погорячился. У меня не было другого выхода. Вас пожурят, и все. А меня…
— И давно пора, — не сдержался Иван.
— Так что делать, лейтенант? Прямо сейчас поеду к вашему начальству? Или лучше написать? А?..
— Пишите! Пишите все, как было, — одним духом выпалил Иван.
Через пару минут Шумский протянул Ивану исписанный на треть мелованный лист бумаги. Точно на таком была написана жалоба. Не читая, не попрощавшись с Шумским, Сайко вышел.
Виктора Ильича на месте не было. Сайко сел за стол. Достал из кармана мелованный лист бумаги. От листа пахло духами. Иван покачал головой и стал читать:
«Уважаемый товарищ начальник Фрунзенского РОВД! Прошу изъять мою жалобу. Написана она была в возбужденном состоянии. Ваш сотрудник товарищ Сайко ни в чем не виновен. И он немного погорячился, и я. Права у меня отобрали, пожалуй, верно. Раз пахнет спиртным, значит, так надо. Еще раз прошу не принимать к лейтенанту Сайко никаких дисциплинарных мер.
С уважением зам. директора молокозавода С. Шумский».
Сайко нервно улыбнулся. Оправдательный документ… Разорвал лист и бросил клочки в мусорную корзину.
…Бориса Рядно доставил в помещение Фрунзенского РОВД участковый. Причину внезапного вызова не сообщил. Они сидели в курилке и ждали капитан Нетребо, а тот находился в таксомоторном парке. Взял у механика характеристику на Рядно, поговорил со слесарями. О Борисе отзывались неплохо, но была одна беда: часто пил. И еще один факт насторожил: «Деньги у него всегда водились».
К себе на службу Виктор Ильич добирался пешком. Наивный Иван человек. Можно подумать, что у него приятелей хоть пруд пруди! Чтобы все понять, не обязательно в уголовном розыске работать. Лида. Из-за нее Сайко пошел на свой «подвиг». Ведь в жалобе точно указано время, когда это случилось: 11-го октября, около шести вечера. Примерно в это время Сайко ушел от него, а вскоре явилась Лида.
«Теперь хоть знаю ее хахаля», — усмехнулся Нетребо.
Он ей ничего не сказал: ни о жалобе, ни о том, что все знает. И только когда ложились спать, не удержался:
— У Сайко неприятность. Из-за какой-то гулящей женщины у него произошла стычка с замдиректором молокозавода Шумским.
— С Шумским?.. — она вспыхнула и замолчала.
Нетребо сделал вид, что ничего не заметил.
Любил, любил любовью, понятной одному ему. Он не баловал ее ласками, не приносил цветы в день рождения, не бегал по пятам… Но любил…
К себе Виктор Ильич пришел в десять утра. Сайко, нахохленный, как петух, сидел за столом и что-то писал.
— Так, травушка-муравушка, давно уже ждешь? — стараясь казаться спокойным, примирительно начал Нетребо. — Здравствуй, Ваня! Рядно уже привели?
