Луиза Пенни - Смертельный холод
Клара кивнула.
– И это случилось сразу же после того, как Си-Си заявила, что твоя работа… ну там, сама знаешь.
– Не только Си-Си, но и Фортен. Дилетантство и банальщина, так он сказал. Но это не имеет значения. Богу мои работы нравятся.
– А под Богом ты имеешь в виду заросшую грязью бродяжку?
– Именно ее.
Мирна всем телом подалась вперед в кресле-качалке. Вокруг нее, как обычно, стояли стопки книг в ожидании, когда она их рассмотрит и оценит. У Клары создалось впечатление, что они вскакивают на ноги-пружинки и следуют за Мирной по деревне. Где бы она ни находилась, повсюду были книги, словно ее неповоротливые, громоздкие визитки.
Мирна принялась вспоминать. Да, она заметила эту бродяжку, но она замечала всех бродяжек. Она спрашивала себя, что случится, если она узнает кого-нибудь из них. Многие годы она принимала пациентов в больнице для душевнобольных в Монреале, пока однажды – и вовсе не совершенно неожиданно, как она хотела бы думать, – не появилось предписание. Большинство ее клиентов (пациенты за одну ночь превратились в клиентов) должны быть выписаны. Она, конечно, возражала, но в конечном счете была вынуждена сдаться. И вот она сидела за своим видавшим виды столом, а по другую сторону от нее сменялись «клиенты», и она, глядя им в глаза, выписывала бумажку, согласно которой они якобы готовы жить своим умом, принимая предписанные лекарства и молясь Господу.
Большинство быстро потеряли свои рецепты и не знали ни одной молитвы.
За исключением, возможно, той женщины, с которой пересеклась Клара.
Мирна посмотрела на свою подругу поверх кружки. Возможно ли, чтобы Клара и в самом деле встретила Бога на улице? Мирна верила в Бога и молилась, чтобы этот «бог» не оказался одним из тех мужчин или женщин, которых она предала, подписав документ на их выписку. Несмотря на свою внушительную комплекцию, Мирна плохо держала удар.
Клара смотрела в окно мимо деревянных полок, заполненных книгами. Мирна точно знала, что видит Клара. Она бессчетное количество раз сидела в этом кресле, смотрела в окно и мечтала. Ее мечты были просты. Как у Абу Бен Адхема, героя Ли Ханта[23], у нее была только одна мечта – о спокойной и мирной жизни. И она обрела ее здесь, в этой простой, забытой деревеньке в Восточных кантонах. После нескольких десятков лет лечения людей, которые так и не выздоровели, после долгих лет смотрения в окна на потерянные души, идущие по улице, которая станет их новым домом, Мирна возжелала иного вида из окна.
Она знала, что видит Клара. Клара видела деревенский луг, покрытый на фут снегом, и неправильной формы каток, и двух снеговиков, и три громадные сосны в дальнем конце луга, которые по вечерам подсвечивались веселыми праздничными огоньками – красным, зеленым и синим. На вершине самой высокой из сосен сверкала белая звезда, видимая на много миль вокруг.
Клара созерцала покой.
Мирна встала и подошла к плите посреди магазина, сняла с нее старый кофейник и налила себе еще одну чашку. Подумала, не достать ли маленькую кастрюльку и не подогреть ли молока для горячего шоколада, но потом решила, что для этого еще рановато.
По обе стороны плиты стояли кресла-качалки, а перед плитой – диван, который Питер нашел на свалке в Уильямсбурге. В углу стояла елочка, которую Мирна с Билли Уильямсом притащили из леса, и теперь комната наполнялась ароматом хвои. Елочка была украшена, а под ней лежали подарки в ярких упаковках. Рядом стоял поднос с печеньем для всех, кто зайдет в магазин, и всюду по магазину были расставлены вазочки с конфетами.
– Так откуда она знает твое искусство? – не могла не спросить Мирна.
– А что ты об этом думаешь?
Кларе было любопытно узнать мнение Мирны. Они обе знали, во что верит Клара.
Мирна задумалась на несколько мгновений, держа в руке книгу. С книгой в руке ей всегда лучше думалось. Но ответ не приходил в голову.
– Не знаю.
– Ты уверена? – с ухмылкой спросила Клара.
– И ты тоже не знаешь, – сказала Мирна. – Ты хочешь верить, что это был Бог. Должна тебе сказать, что людей запирают в дурдом и за гораздо меньшее.
– Но ненадолго. – Клара поймала взгляд Мирны. – А ты на моем месте что бы подумала? Что Си-Си права и мои работы дерьмо или что эта бродяжка – Бог, а мои работы великолепны?
– Или ты могла бы перестать прислушиваться к внешнему миру и решить это сама.
– Я пробовала, – рассмеялась Клара. – В два часа ночи я знаю, что мои работы великолепны, а в два часа дня – что они дерьмо. – Она подалась вперед так, что ее руки почти коснулись рук Мирны. Она заглянула в дружелюбные глаза подруги и очень тихо произнесла: – Я верю, что встретила Бога.
Мирна улыбнулась, но не покровительственно. Если Мирна что-то и знала, то всего лишь одно: знает она очень мало.
– Это книга Рут? – Клара взяла в руки «У меня все ОТЛИЧНО». – Можно купить?
– Ты же купила одну вчера. Мы обе купили. Она даже подписала их. Знаешь, мне кажется, я видела, как она подписала несколько книг фамилией Оден[24].
– Я свою куда-то засунула. Я куплю эту, и если она ее подпишет как Энтони Хект[25], мне все равно.
Клара открыла книгу и прочла наугад:
Да, дети все печальны,
но некоторые преодолевают это.
Пересчитай счастливые мгновения,
но лучше купи котенка или шляпку
и в танце закружись, чтобы забыть.
– Как Рут это делает? Я ведь знаю: она старая пьянчужка.
– О Боге ты думала то же самое, – сказал Мирна.
– Слушай:
Но что забыть?
Твою печаль, твое уныние
и все, что ты пережила
в день пикника, когда вошла ты в дом,
румяная от солнца,
со ртом, набитым шоколадом,
и в новом платье с бантиком
и пятнами от мороженого,
и в ванной комнате себе сказала,
что ты – ребенок нелюбимый[26].
Мирна посмотрела в окно, спрашивая себя, не рухнет ли их мир, такой хрупкий и драгоценный. После приезда сюда Си-Си де Пуатье над маленькой деревней сгущался мрак. Она принесла в Три Сосны нечто нечестивое. Да еще к Рождеству.
Глава шестая
Дни перед Рождеством были насыщенные и яркие. Клара любила это время. Любила все, что с ним связано, начиная от идиотской рекламы и вульгарного парада Пера Ноэля[27] по Сан-Реми на деньги супермаркета «Канадиан тайр» до колядок, организованных Габри. Певцы переходили от дома к дому по заснеженной деревне, и воздух полнился старыми песнопениями, смехом, облачками тумана, вырывающегося вместе с дыханием, звенящего песнями и снежинками. Жители приглашали их в свои дома, и они водили хороводы вокруг елок и роялей, пели, выпивали гоголь-моголь, замешанный на бренди, ели бисквиты, копченую лососину, сладкие хлебцы и все вкусности, приготовленные в праздничной духовке. Колядки продолжались несколько дней у всех домов в деревне, кроме одного. По молчаливому согласию все обходили темный дом на холме. Старый дом Хадли.
Габри в своем викторианском плаще и котелке возглавлял колядующих. У него был красивый голос, но ему хотелось невозможного. Каждый год Рут Зардо приходила в бистро в качестве Рождественского деда (по мнению Габри, ее выбирали, потому что ей не нужно было отращивать специальную бородку), и каждый год Габри забирался ей на колени и просил даровать ему мальчишеское сопрано, и каждый год Рождественский дед предлагал лягнуть его в рождественские яйца.
Каждое Рождество месье и мадам Вашон устанавливали у себя на газоне старые рождественские ясли, дополненные младенцем Иисусом в ванне. Вокруг ванны стояли три волхва и пластмассовые домашние животные, всех их постепенно засыпал снег, а весной они появлялись в прежнем виде – еще одно чудо, пусть в него верили и не все обитатели деревни.
Билли Уильямс впрягал своих першеронов в ярко-красные сани и возил ребят по деревне и холмам, усыпанным снегом. Дети жались друг к другу под старой накидкой из медвежьей шкуры, грели руки о кружки с горячим шоколадом, а величественные серые гиганты тащили их уверенным, размеренным шагом, словно отдавая себе отчет в том, какой драгоценный груз везут. В бистро родителям предлагали места у окон, где они могли прихлебывать теплый сидр и смотреть, как их дети исчезают на рю Дю-Мулен, после чего родители отворачивались от окон и наслаждались теплым интерьером с его подвыцветшими обивками, разнородной мебелью и открытыми сердцами.
Клара и Питер закончили украшать дом, разложили хвойные ветки в кухне, поставили здоровенную елку в гостиной. В их доме, как и во всех остальных домах, пахло хвоей.
Все подарки были завернуты и положены под елку. Клара разглядывала их каждое утро, в восторге оттого, что наконец-то, благодаря завещанию Джейн, подарки были не с уильямсбургской свалки. Наконец-то они обменивались подарками, которые не нужно было дезинфицировать. Питер повесил носки на каминную полку. Песочное печенье в духовке запекалось в виде звездочек, деревьев, снеговиков, украшенных серебряными шариками, подозрительно похожими на охотничью дробь. Питер в гостиной каждый вечер перед колядованием разводил огонь в камине и читал книги, а Клара бренчала на пианино, фальшиво напевая рождественские песенки. На протяжении нескольких вечеров заходили Мирна или Рут, Габри или Оливье – здесь их всегда ждала выпивка и закуска.
