Джон Вердон - Зажмурься покрепче
— Недуг?
— Это не профессиональная терминология, разумеется. Я говорю про последствия инцеста для психики всех участников. Но слово емкое и меткое. Чем дольше я с этим работаю, тем больше убеждаюсь, что из всех изуверств, какие люди способны друг с другом совершить, разрушительнее прочих — насилие взрослого над ребенком. Особенно если взрослый — родитель.
— Чем это разрушительнее других преступлений?
— У нас есть два базовых режима поведения: спаривание и родительство. Инцест стирает грань между ними, безнадежно смешивая несовместимое. Я считаю, что это искажает нейронные связи, которые характерны для первого и второго инстинктивного поведения и которые отделяют один от другого. Понимаете?
— Кажется, улавливаю, — кивнул Гурни.
— А я что-то завис, — отозвался Хардвик, который все это время слушал молча.
Эштон недоуменно взглянул на него.
— Для эффективной терапии подобной травмы необходимо восстановить границы между инстинктами родительства и размножения, чтобы не возникало путаницы, что такое родитель, что такое ребенок и что такое сексуальный партнер. Трагедия в том, что в настоящее время нет терапии, способной тягаться с этой травмой по масштабу эффекта. Все равно что при помощи чайной ложечки восстанавливать дом, разрушенный бульдозером.
— Но вы специализируетесь именно на поиске эффективной терапии.
— Да. И теперь вижу, что терплю неудачу. Жуткую, катастрофическую неудачу.
— Не уверен, что вы правы.
— Потому что все-таки не все девочки рванули в мир подпольных извращений? И не всех раскромсали маньяки? Не каждая завела ребенка, чтобы потом его изнасиловать? И все-таки к выпускному они чуть больше похожи на людей, чем при поступлении? А я в этом не уверен! Но эта школа под моим руководством превратилась в приманку для убийц и чудовищ, в чертово сафари для сексуальных маньяков. Я уничтожил все, ради чего создавался Мэйплшейд. Вот в этом я уверен совершенно точно.
— И что теперь? — резко спросил Хардвик.
— «Что теперь»? Ах да. Вернемся к практическим вопросам, — усмехнулся Эштон и снова закрыл глаза, на этот раз почти на минуту. Когда он снова заговорил, голос его был вымученно спокоен. — Вас интересует мой план? Я собираюсь спуститься в часовню, показаться девочкам, сказать какие-то слова, чтобы как-то их утешить. А ваш план… сами решайте. Говорите, вас привело чутье? Вот у него и спросите, что теперь.
Он встал из кресла и достал из ящика стола брелок, похожий на пульт от гаража.
— Свет и замки управляются дистанционно, — объяснил он и направился к выходу, но потом вернулся и включил монитор за столом. На нем возникло изображение основного зала с каменным полом и высокими стенами, пресную серость которых разбавляла тяжелая драпировка багрового цвета. Лавки темного дерева стояли не рядами, как принято в церкви, а были расставлены в разных зонах, по три штуки, образуя треугольник — видимо, чтобы удобно было вести обсуждения. Везде сидели девочки-подростки. Из колонок раздавался гул девичьих голосов.
— Там камера с хорошим разрешением и микрофон, — объяснил Эштон. — Сами посмотрите и послушайте. Может, увидите что полезное.
Затем он повернулся и вышел из кабинета.
Глава 75
Зажмурься покрепче
Вскоре Эштон появился на экране. Он зашел через заднюю дверь за лавками и закрыл ее за собой с гулким звуком, нажав что-то на маленьком пульте. Девочки занимали почти все лавки. Одни сидели как обычно, другие — сложив ноги по-турецки, третьи — подобрав колени к груди. Некоторые были погружены в размышления, но большинство болтали со сверстницами. Фрагменты разговоров можно было достаточно четко расслышать.
Гурни поразило, насколько нормальными они выглядят. Девчонки как девчонки, ничего общего с заключенными колонии строгого режима, которых необходимо держать за колючей проволокой. По крайней мере, через монитор ничто не выдавало в них преступниц. Гурни подумал, что патологию наверняка можно было бы разглядеть при личном общении, лицом к лицу. Все-таки люди с такими расстройствами нарциссичны, жестоки, почти бесстрашны и помешаны на сексе. А значит, если приблизиться, то опасный недуг выдаст себя через взгляд.
Тут он заметил, что девушки в зале не одни. У каждого треугольника из лавок стояла пара взрослых — учителей или наставников, или, как их тут называли, психиатры-психотерапевты. В дальнем углу, почти скрытый тенями, стоял доктор Лазарь. Руки его были сложены на груди, а лицо непроницаемо.
Спустя пару секунд после появления Эштона девушки его заметили, и разговоры начали затихать. Одна из девиц постарше, белокурая красавица с миндалевидными глазами, подошла к нему, когда он встал в центральном проходе.
Гурни повернулся к Хардвику, который следил за происходящим, наклонившись вперед к экрану.
— Ты не заметил, он ее подзывал? — спросил Гурни.
— Разве что жестом, — отозвался Хардвик. — Махнул или что-то вроде этого. А что?
— Просто интересно.
Профили Эштона и красавицы были прекрасно различимы на мониторе, но за движениями губ не угадывалось звука — их голоса смешивались с гулом остальных.
Гурни тоже наклонился к экрану.
— О чем они говорят, не слышишь?
Хардвик внимательно уставился на их лица, чуть наклонив голову, словно это помогало лучше расслышать.
Девушка на экране что-то произнесла и улыбнулась. Эштон что-то ей ответил и сделал какой-то жест рукой, а затем отправился в центр зала и поднялся на небольшое возвышение, где, по-видимому, когда-то был алтарь. Теперь он стоял спиной к камере и лицом к ученицам. Голоса вскоре совсем затихли.
Гурни снова спросил Хардвика:
— Ты понимаешь, о чем они говорят?
Тот покачал головой.
— Да фиг знает. Слишком шумно. Он мог сказать что угодно, я ж по губам читать не умею.
Эштон наконец обратился к ученицам. Голос его был спокойным, уверенным и звучным и красиво резонировал под старинными сводами.
— Девочки, — начал он, вкладывая в это слово благоговейную нежность. — Случились страшные вещи, и всем нам сейчас нелегко. Кто-то злится, кто-то испуган, кто-то растерян. Все расстроены. Я знаю, что некоторые из вас теперь не могут заснуть, а некоторых мучают кошмары и приступы паники. Неизвестность — худшее, с чем можно столкнуться в такой ситуации. Мы всегда хотим точно знать, с чем имеем дело. Увы, это не всегда возможно. — Эштон говорил с энергией, хорошо выражавшей тревогу аудитории. Он весь превратился в зеркало царивших в школе эмоций, но в то же время его четкая речь и бархатный, как звук виолончели, баритон внушали необъяснимое чувство твердой почвы под ногами.
— А он крут, — прокомментировал Хардвик с такой интонацией, словно только что оценил фокус вора-карманника.
— Профессионал, — согласился Гурни.
— Но ты, Шерлок, все равно круче.
Гурни вопросительно поднял бровь.
— Думаю, ему бы не помешало посетить твою лекцию в академии.
— Откуда ты знаешь про мои лекции?..
— Тс-с-с, — прошипел Хардвик. — Все пропустим, — он кивнул на экран.
Голос Эштона окутывал зал, как вода окутывает камни на пороге реки.
— Некоторые из вас спрашивают, как движется расследование. Что известно полиции, что они делают, когда поймают преступника. Это все правомерные вопросы, мы все ими задаемся. Наверное, нам было бы легче, если бы у нас было больше информации, если бы каждый мог поделиться переживаниями, задать свои вопросы, получить какие-то ответы… Для этого я сегодня пригласил двух главных следователей по этому делу, и завтра утром они приедут в Мэйплшейд, чтобы рассказать нам, что происходит и что будет дальше. Вы сможете задать им вопросы, и у них тоже будут вопросы. Думаю, это будет полезный разговор для всех нас.
Хардвик цокнул языком.
— Во дает, а.
— По-моему, он…
— Выйдет чистым из любого дерьма!
Гурни пожал плечами.
— Я думаю, он просто хорошо управляет трактовками происходящего.
Хардвик ткнул пальцем в экран.
В этот момент Эштон достал мобильный, поморщился и поднес его к уху.
Затем что-то сказал, но девушки снова принялись разговаривать друг с другом, и его реплик не было слышно.
— Все-таки что он говорит? — задумчиво спросил Гурни.
Хардвик внимательно наблюдал за его губами, но снова покачал головой:
— Что угодно.
Закончив разговор, Эштон убрал телефон. В заднем ряду одна из девушек подняла руку. Поскольку Эштон ее не заметил или не обратил на нее внимания, она встала и принялась ему махать. Тогда он перевел на нее взгляд.
— Девочки, похоже, возник вопрос. Или комментарий?
Девушка, которая оказалась той самой блондинкой с миндалевидными глазами, сказала:
— Ходят слухи, что сегодня здесь видели Гектора Флореса, прямо в нашей часовне. Это правда?
