Ян Гийу - Красный Петух
Они купались, валялись на песке и рассказывали друг другу о своей жизни. Он больше не пытался бороться со своим влечением. Теперь ему пришлось бороться лишь с сильным желанием рассказать ей о Старике, о том, как его завербовали, чем он, собственно, занимался в Сан-Диего - обо всем том, о чем никогда не рассказывал Тесси.
Ведь с Шулой - теперь, думая о ней, он называл ее ласковым коротким именем Шула - все было иначе. Она уже и так знала многое и поэтому не могла обижаться на него за то, что он недостаточно откровенен с ней.
На другой день на пляже они уже не говорили о службе, нет, они говорили о том, что, не будучи евреем, он никогда не смог бы переехать в Израиль, а она, "кибуцница" в третьем поколении, никогда не смогла бы покинуть свою страну. Все это было совершенно ясно, логично и невозможно отбросить. Они могли лишь на короткое время позволить себе с головой окунуться в страсть, но и только, - ничего другого никогда не могло бы быть. Им не надо было даже долго говорить об этом, довольно скоро они смогли шутить над выдуманным "прикрытием" в форме нелепой влюбленности в "гойского" шведского офицера безопасности, поскольку она уже превратилась в истинную.
Они долго фантазировали, как и когда встретятся вновь, как она сможет вернуться на свою работу в Стокгольм - что более чем сомнительно: она даже лишилась "заграничного" звания майора и вновь стала капитаном, когда ее отозвали в Израиль; но в Израиле могли произойти политические изменения и все прочее, тогда они могли бы продолжить заниматься "прикрытием".
Одно только мучило его: он не мог рассказать ей о встречах с палестинцами в Бейруте. Муна - ее он мог себе представить младшей сестрой Шулы, но одновременно она могла бы быть и убийцей ее младшего брата в секторе Газа; Рашид Хуссейни - человек, называвший себя Мишелем, - поступал и рассуждал так, что мог бы быть ее близким родственником, одним из воинственного ее клана; все эти военные трофеи омрачали радость и восторг их влюбленности.
Расставаясь на автобусной станции Беэр-Шева, она обещала приехать в Стокгольм - "в следующем году в Стокгольме", шутила она, переиначивая вечную молитву "в следующем году в Иерусалиме", - а он обещал не вступать в конфронтацию с Элазаром, если тот действительно окажется в Стокгольме через пару дней.
Но ни одному из них не суждено было сдержать свое обещание.
Последнее, что он видел за закрывающейся автобусной дверью, были ее "лошадиный хвост" и переброшенный через плечо "узи".
Он вздрогнул в полудреме от смены давления в кабине и автоматически компенсировал его, словно находился под водой. И тут же взял себя в руки. С этого момента им овладело строгое, холодное, расчетливое бешенство: мечты о Шуле сменились светящимся табло, призывавшим пассажиров занять свои места при заходе самолета на посадку.
К своему удивлению, несмотря на предновогодний вечер, он увидел у паспортного контроля поджидавшего его Аппельтофта.
- Идем, надо, черт возьми, срочно поговорить, Фристедт сидит в машине у входа в аэропорт, - выпалил Аппельтофт. Казалось, он был чем-то расстроен, но вскоре Карл понял, что неправильно истолковал состояние Аппельтофта. Как истый северянин, тот просто сдерживал бешенство.
По дороге в город они то и дело перебивали друг друга. Но о фактическом отстранении их от расследования заговорили лишь в пустом коридоре, подходя к служебному кабинету Карла.
Было уже около девяти вечера, а вечер, как говорилось, был предновогодний. В такие дни даже охота на шпионов в государственной службе безопасности замирала, что объяснимо и с профсоюзной, и с личной точки зрения.
- Итак, - сказал Карл, срывая защитный чехол с клавиатуры своего дисплея и отбивая личный код, - у нас есть человек, родившийся 30 ноября 1963 года, но отсутствуют четыре последние цифры его личного кода. Посмотрим.
Оба пожилых комиссара в восторге наблюдали за работой Карла, напоминавшей игру со сменяющимися зелеными буквенными и цифровыми комбинациями на экране компьютера. Для них все это было из области научной фантастики, будущего общества кошмаров, где тайная полиция знает все.
Но не совсем все, как вскоре оказалось.
- Так вот, - объяснял Карл, - на этот день рождения выпадают двое. Одна из них - девица из Питео, кажется, по уши влюбленная в товарища Горбачева. Но она - не та особа, которая может быть нашим убийцей. Есть еще один человек, но он входит в список тех, о ком я не имею права спрашивать. Они закодированы особым способом, и я обязан получить разрешение Нэслюнда вторгнуться в ту часть банка данных.
- Тогда все пропало, - бросил Аппельтофт. - Он ни за что не пойдет на это.
- А что это за лица, о которых ты не имеешь права спрашивать? - поинтересовался Фристедт.
- Не знаю, - ответил Карл, - отсюда это неясно, да и ни к чему знать; они все идут под определенным кодом, который мне все же удалось выяснить, и там таких двадцать три человека.
- Значит, все пропало, - повторил Аппельтофт.
- Нет, не уверен, - задумчиво ответил Карл. - Но в этом случае я должен задать вопрос вашей совести. Мне кажется, что я смогу обойти защиту. Это, конечно, запрещено. Но я получу то, что мы ищем. Разрешаете?
Они посмотрели друг на друга. В комнате стояла тишина, и слышалось лишь потрескивание и попискивание дисплея. Все трое уже в большей или меньшей степени совершили "служебную ошибку", причем самую остроумную - Аппельтофт: освободил невиновного.
- Начинай! - сказал Фристедт. - Черт возьми, делай что хочешь, нам бы только заполучить этого дьявола.
Аппельтофт только молча кивнул.
Карл немного подумал. Среди специалистов по компьютерам в Калифорнии самой захватывающей игрой было отгадывание кода системы защиты банковских, фирменных, а в некоторых случаях и пентагоновских компьютеров. Устраивались даже небольшие соревнования. По-настоящему Карл так никогда и не увлекся этим спортом, но все равно подобная тема для разговоров доминировала среди всех, кто в университете занимался программированием, а потом увлечение этих юных "дятлов" превратилось в национальное бедствие для всех штатов. Никому не удалось избежать необходимости хорошо ориентироваться в этом виде спорта.
Карл поиграл немного на клавиатуре, вытаскивая то одно, то другое из памяти компьютера, и начал медленно продвигаться вперед, словно пианист, вспоминающий тему произведения.
- Да, пожалуй, получится. Если интересно, могу показать, как это делается. Хотите?
- Лучше не надо, - сказал Аппельтофт.
- А почему бы и нет? - возразил Фристедт.
Карл провел вариант, называемый "Троянский конь".
Говоря коротко: компьютеру дается инструкция дополнить информацию обо всех недоступных лицах новыми данными.
Это был первый шаг, он еще не содержал какой-либо программы. Карл был отличным программистом.
При этом он снабдил все двадцать три недоступных ему лица дополнительным идентификатором - Coq Rouge.
Затем он сообщил компьютеру, какие лица получают обозначение Coq Rouge, и попросил распечатать список. А потом дал команду уничтожить каждого Coq Rouge и убрать из протокола работы все задание.
- А теперь посмотрим, - сказал Карл, - либо начнется жуткая паника, либо все получится. Фристедт, пожалуйста, нажми эту клавишу, только эту.
Фристедт решительно протянул указательный палец и нажал указанную клавишу. В следующее мгновение в другом конце комнаты принтер начал бешено выбивать буквы.
- Работает, - сказал Карл, - идет наш мужчина или наша женщина.
Он подошел к принтеру и, как только распечатка закончилась, оторвал исписанную часть бумаги. Получился список из двадцати трех человек, для которых общей была та или иная связь с израильскими организациями служб безопасности и разведки, к их адресам прилагались данные о принадлежности к той или иной политической организации; за некоторым исключением, это были шведы или натурализованные шведские граждане.
- Вот наш мужчина, - сказал Карл, - Алоис Моргенстерн, родился 30 ноября 1963 года в Вене, иммигрировал в Швецию в 1969 году, живет на Флеминггатан, в пятистах метрах от места, где мы сейчас находимся, симпатизирует, м-да, массе израильских организаций, кажется, религиозных или что-то в этом роде, и JDL, что должно означать Jewish Defence League[63]. Подозревается в связях с логистическими операциями. Так и написано.
- Вот сатана! Все время торчал под нашим носом, - сказал Фристедт.
- Что же мы теперь будем делать? Пойдем к Нэслюнду с радостной новостью и расскажем, что нашли его ливийского террориста, - захихикал Аппельтофт.
Пришлось обдумывать создавшуюся ситуацию. Нэслюнд запретил им заниматься этим вопросом. Но полицейский обязан немедленно, как только получит новые данные, вмешаться в раскрытие преступления (таков вольный краткий пересказ соответствующего раздела полицейской инструкции).
