Малютка - Мола Кармен
От дома матери до своей квартиры на Пласа-Майор она решила прогуляться пешком. В голову упорно лезли мысли о Ческе. Вспомнилось первое дело, над которым они работали вместе, — дело мошенника, скрывавшегося под чужим именем. Когда его арестовали, они пошли праздновать в караоке. Все, кроме Элены и Чески, напились, а они развлекались пением. Ческа терпеть не могла итальянские песни. Она предпочитала бразильскую эстраду и не понимала страсти начальницы к творчеству Мины. В тот вечер они подружились; они смеялись и пели песню Каэтану Велозу «Одинокий»: «Иногда в ночи я представляю себе нас двоих, лежу и мечтаю, соединяя прошлое, настоящее и будущее». Ее удивило, что Ческа выбрала такую сентиментальную композицию.
Мобильный Чески сейчас лежал у Элены в сумочке. Хотелось просто подержать его в руках, не копаясь в содержимом. У каждого свои секреты, которые следует уважать; если отнять их у человека, у него ничего не останется.
Дома Элена подумала, что большая часть ее собственных секретов и воспоминаний относится к другой жизни и, пожалуй, даже принадлежит другому человеку. Они из тех давних времен, когда еще не пропал ее сын, когда она еще не познакомилась с Сарате. Она ощутила мимолетный укол ревности при мысли о связи Сарате с Ческой. Ей и раньше казалось, что между ними что-то есть. Но… какое право она имеет судить об их отношениях, да и просто переживать по этому поводу? Ей пришлось отвернуться от друзей из ОКА, чтобы выстоять. Она правильно поступила, попросив помощи у матери и занявшись фондом: она ведь делает доброе дело, а это самое главное, верно? Быть хорошим человеком.
Тогда почему она смотрит на часы, как будто прикидывает, когда можно поехать в отдел? Это уже не ее жизнь. В полиции она больше не работает.
Глава 8
Глаза жгло, во рту пересохло, все тело болело. Отчаянно хотелось пить. Ей казалось, будто от каждого прикосновения языком к деснам во рту образуются раны. Она снова подергала руками и ногами, но поняла, что освободиться не получится, только повредишь себе запястья или щиколотки. К тому же лучше поберечь силы до тех пор, пока появится шанс использовать их, чтобы вырваться. В любой момент кто-то может прийти, вряд ли они просто оставят ее умирать. Интересно, это будет Хулио или кто-то из тех троих?
Если абстрагироваться от боли, можно обдумать свое положение — есть в нем кое-что непонятное. Что было бы, если бы она привела Хулио к себе домой? Может, и ничего, потрахались и разошлись. Это означало бы, что ни к чему такому он не готовился. Либо готовился, и тогда все равно должен был бы привезти ее в квартиру на улице Аманиэль, рядом с площадью Комендадорес. Она просто облегчила ему задачу.
Дверь над лестницей открылась, и свет ослепил ее. Она не сразу поняла, кто спускался по ступенькам. Хулио.
— Привет, — сказал он.
Она сдержала желание наорать на него — разумеется, лучше вести себя хорошо.
— Развяжешь меня?
Ческа хотела говорить небрежно, не выказывать страха, но получилось жалобно, голос сорвался, и в нем вместо холодности послышались слезливые ноты.
Хулио не ответил, только сел рядом.
— Пить хочешь? — спросил он.
— Да.
Он направился к чему-то вне поля зрения Чески, вернулся со стаканом воды и снова сел возле нее. Осторожно стал лить воду ей в рот, по чуть-чуть, как пришедшему в себя больному.
— Зачем ты так со мной? — Немного утолив жажду, она снова попыталась казаться невозмутимой.
— Потому что хочу тебя, а вчера мы не смогли завершить начатое. А теперь, пожалуйста, помолчи, у меня нет желания тебя слушать.
Ческа попыталась возразить, но он заклеил ей рот скотчем.
Хулио начал раздеваться; тело у него, как Ческа заметила еще накануне, было красивым и мускулистым. Эрегированный член он намазал лубрикантом.
— Видишь, как я с тобой нежен. Со вчерашнего дня об этом думаю; не хочу причинять тебе сильную боль.
Хулио вошел в нее. Несмотря на пронзительную боль, которую нисколько не смягчала смазка, Ческа старалась изобразить удовольствие. Хулио уже не контролировал себя, от возбуждения его била дрожь. Ческа дождалась удачного момента, когда он кончил и в изнеможении упал на нее, и, резко дернув шеей, нанесла ему удар головой.
Удар оказался мощным: на лбу Хулио появилась ссадина, на мгновение он отпрянул. Но он совсем не злился, он улыбался. Кровь текла у него по щеке, и он слизывал ее языком. Рана не охладила его пыл, а только разожгла.
— Ага, так мне еще больше нравится.
Его член опять встал, и он принялся снова насиловать Ческу. Она пыталась сопротивляться, но безуспешно: связанная, она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Истязание все длилось и длилось, казалось, оно не закончится никогда. Хулио вел себя как животное, по лицу его текла кровь, но ему было все равно. Наконец он застонал, кончил и сорвал клейкую ленту. Ческа в отчаянии закричала.
— Кричи-кричи, тебя никто не услышит. А если услышат, тебе же хуже, они перевозбудятся и придут сюда. И не будут с тобой так нежны, как я.
Макая палец в собственную кровь, Хулио написал что-то на теле Чески. Она не видела, что именно.
— Знаешь, что это значит? Чжуньян цзисян. Желаю удачи в год Свиньи.
Глава 9
Ордуньо посмотрел на Рейес с удивлением. Вчерашний строгий костюм она сменила на платье в цветочек со скромным вырезом. И макияж был другим: вместо агрессивного, контрастного — едва заметный, смягчающий черты. Еще вчера, увидев ее впервые, Ордуньо отметил, что она очень красива, а сегодня еще раз убедился в этом.
— Я попросил транспортную полицию составить список всех белых пикапов с буквами МНР на номерных знаках, — сообщил он. — Как только пришлют, можем приступать к поискам. Вряд ли их очень много, буквы НР были на знаках много лет назад, наверняка большая часть этих машин уже на свалке.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила Рейес.
— Подумай обо всем, что мы видели вчера на пустыре. Бывает, какая-то деталь кажется несущественной, но кого-то из коллег она наталкивает на интересное предположение, и в итоге ситуация проясняется.
Через несколько минут началось совещание отдела, на котором всем предстояло поделиться своими соображениями и сведениями, которые удалось получить. Это дело было глубоко личным для каждого сотрудника, но ОКА работал с ним по той же схеме, что и с любым другим.
— Расскажу, что мне известно, — начал Сарате. — Я был с Ческой до половины девятого вечера. Мы договорились посмотреть, как в их районе празднуют китайский Новый год, но обстоятельства изменились, и я ушел ужинать с друзьями. Если кому-то нужно подтверждение, могу дать их имена, телефоны и список мест, куда мы заходили.
Но обвинять Сарате в исчезновении Чески и проверять его алиби никто не собирался.
— Ты с ней потом не разговаривал? — спросила Марьяхо.
— Нет. Если хочешь, возьми мой телефон, проверь. Мы договорились встретиться утром в суде на Пласа-де-Кастилья, чтобы дать показания против рабовладельческой сети. Когда она не явилась, я начал беспокоиться.
Вдруг в переговорную вошла Элена, и комнату заполнил радостный гул. Буэндиа, Марьяхо и Ордуньо не видели ее больше года. Но сейчас им было не до приветствий и расспросов: в опасности жизнь Чески. Жестом попросив коллег не отвлекаться, Элена присела к столу.
— Надеюсь, вы не против моего вторжения. В отсутствие Чески отделом руководят Сарате и Ордуньо. Я только послушаю и скажу, если в голову придет что-то важное и интересное.
— Ты же знаешь, мы всегда тебе рады, — радостно ответил Ордуньо. — Кто-нибудь еще разговаривал вчера с Ческой?
— Мы с ней болтали перед уходом. Единственное, что ее волновало, — это выступление на суде, но она отлично подготовилась, — сказала Марьяхо.
Буэндиа, как обычно, откашлялся, перед тем как взять слово:
— Я тоже ее видел. Она зашла ко мне, пожаловалась, что чешутся глаза, конъюнктивит. Я посоветовал капли. И обратил ее внимание на то, что сейчас не сезон аллергии, это может быть из-за стресса. Но она только посмеялась, сказала, что стресс — это для менеджеров, а она всего лишь полицейский, ежедневно рискующий жизнью.