Михаил Черненок - При загадочных обстоятельствах
— Это товарищ Бирюков, начальник уголовного розыска района.
Кузнец ничуть не удивился:
— Бирюковых издали видать. — И с паузами, словно взвешивая каждое слово, стал рассказывать, как недавно пасечник Репьев предлагал ему за тысячу рублей архиерейский золотой крест с изображением распятия. Крест был старинный и стоил намного дороже, чем тысяча.
— А где Репьев взял этот крест? — спросил Антон.
— Сказал, что в роднике, близ цыганского табора нашел.
— Из Америки с подземным потоком выплыл? — усмехнулся Кротов.
Но кузнец вполне серьезно ответил:
— Нательные золотые, серебряные крестики и раньше в роднике находили. Часовня в старое время стояла там. С годами разрушилась. Остатки часовни Степан Екашев в войну на дрова себе увез, оттого теперь и чахнет здоровьем…
— Откуда же, Федя, кресты в роднике оказались? — недоверчиво спросил Кротов.
— Видно, служители после революции зарыли их в землю, а вода подмыла. Кресты не для земли делаются.
— По-твоему, Репьев на самом деле мог найти крест?
— Мог найти, а мог и украсть.
— У кого?
— У тех же цыган.
— Думаешь, за это цыгане и убили Репьева?
Кузнец торопливо перекрестился:
— Упаси бог так думать. Винить цыган не хочу. Верней всего, кто-то другой на Гриню руку поднял.
— Кто же, по-вашему? — спросил Антон.
— Я ж ничего не знаю. Только подсказываю, что у пасечника был золотой крест.
— Почему уверены? Потому что после убийства Репьева этот крест на пасеке не обнаружен?
Кузнец растерянно посмотрел на Антона, затем на Кротова, но ни слова не произнес.
— Вопрос поставлен конкретно… — строгоофициальным тоном начал было Кротов, однако, перехватив осуждающий взгляд Бирюкова, закончил мягче — Ты, Федор Степаныч, не скрывай, сам знаешь, преступник должен быть наказан.
— Я ж на самом деле не знаю, можа, нашелся крест, можа, нет… Вчерашним вечером бригадир Гвоздарев и молодой офицер из милиции спрашивали меня: все ли цыгане в день убийства были на работе? Со страху сказал, что все, а как после одумался, то одного не было…
— Кого именно?
— Левкой его зовут, — тихо сказал кузнец и перекрестился.
Черный кот, долакав банку молока, сыто потянулся, подошел к порогу и уставился на кузнеца светящимися в сумраке зеленоватыми глазами. Кузнец поднялся и выпустил его за дверь.
Бирюков, размышляя о золотом кресте, вспомнил, что при осмотре на пасеке не обнаружили даже столового ножа.
— Михаил Федорович, — обратился он к Кротову, — у Репьева был какой-нибудь нож?
— Безусловно. Охотничий… Понимаете, товарищ Бирюков, как зима ляжет, в селе начинается массовый забой личного скота. Это праздничный месяц для Грини Репьева был — нанимался резать свиней да бычков. Туши свежевать мастерски умел. Денег за работу не брал, а поллитровку и свеженины — обязательно.
— Сломал Гриня недавно тот ножик, — неожиданно сказал кузнец.
Кротов удивился:
— Мне этот факт не известен.
— Сам Репьев говорил, просил финку сделать. Я отказался.
Антон, задумавшись, спросил:
— До того, как поселиться на пасеке, Репьев у кого в Серебровке жил?
— У Екашевых, — быстро ответил Кротов…
От кузнеца Бирюков и Кротов ушли поздно, когда деревня уже засыпала.
— Полагаю, заночуете у меня? — спросил участковый.
— Нет, Михаил Федорович, пойду в Березовку, — ответил Антон. — Надо проведать родителей.
Глава 9
В доме Бирюковых заполночь горел свет: еще бы — сын приехал. Но Антону не терпелось остаться с отцом наедине. Да и тот этого хотел.
— Ну, что с серебровским пасечником? — сразу спросил Игнат Матвеевич, когда мать ушла стелить постель. — Кротов сказал, что ты за этим делом приехал.
— Пока — загадка, — ответил Антон.
— Не скрывай: на кого след наводит?
— Честно говорю, отец, скрывать нечего.
— Неужели такой опытный преступник был, что все следы замел?
— Следов много, но их расшифровать надо, — Антон помолчал. — Пока все шишки на цыган валятся.
Игнат Матвеевич задумчиво повертел в руках пустую чашку, вздохнул:
— Не верю, чтобы цыгане. Старых дружков Репьева, по-моему, надо искать.
— Почему Репьев после тюрьмы в Серебровке оказался?
— Беседовали мы с ним на эту тему. Последнее наказание он отбывал с Захаром Екашевым. Освободились они вместе. Захар сговорил Репьева заехать в Серебровку. Тому здесь приглянулось, и он, решив покончить с прошлым, надумал остаться в колхозе… Единственное, от чего Репьев не мог избавиться, это, пожалуй, от выпивки. И то, надо сказать, последнее время значительно умереннее стал пить.
— За какие дела он был судим?
— Первые три года — за хулиганство, потом пять лет схлопотал за какое-то воровство, по-моему, связанное с убийством.
— А где сейчас Захар? — опять спросил Антон.
— Где-то по белу свету мотается.
— В Серебровке бывает?
— Как-то разговаривал со Степаном, говорит, нет. Из всех сыновей только старший, Иван, стариков навещает. Остальные разъехались, и как будто не существует для них родителей.
— Что же так?
— Сам Степан виноват. Можно сказать, с детства замучил парней в личном хозяйстве, ни одному сыну образования не дал. Вот они как ушли на службу в армию, так и не вернулись.
Помолчали. Антон снова спросил:
— Отец, почему Екашев так бедно живет?
Игнат Матвеевич нахмурился.
— От жадности. Денег у него, наверное, уже миллион.
— Ты серьезно?..
— Конечно, не шучу. И дядька Осип, отец Степана, такой же был. Работал, как вол, от зари до зари, а в таких портках ходил, что другой на его месте от стыда бы сгорел. В сундук все деньги складывал. Скотины полный двор имел, но мясо в доме было только по церковным праздникам.
— Екашевы из кулаков, что ли?
— Кулаки на чужом труде наживались, а Осип Екашев сам спину гнул и Степана приучил.
— Помнится, Степан раньше в колхозных передовиках ходил, — сказал Антон.
— До самой пенсии безотказно трудился. Сколько правление ему премиальных выплатило — не перечесть! Двужильный мужик. С виду кажется: в чем только душа держится? А за дело возьмется — не каждый здоровяк со Степаном потягается… Держал до самого последнего времени корову, телку да пару бычков. Прикинь, сколько это надо литовкой помахать!…
— Зачем вдвоем со старухой иметь такое хозяйство?
— Спроси его…
Вошла мать Антона, Полина Владимировна.
— Давайте-ка спать ложиться, полуночники.
— Правда, мам, — улыбнулся Антон, — Кротов за мной приедет ни свет ни заря.
Глава 10
Несмотря на ранний час, в коридоре серебровской конторы дым висел коромыслом. Как бы ни была отлажена работа в бригаде, на утренней разнарядке всегда выявляется что-то «вдруг».
Толклись люди в конторском коридоре. Судили-рядили о колхозных делах, шумели-спорили, дымили табаком. И каждый норовил проскользнуть в кабинет к бригадиру раньше другого. Всем было позарез некогда, всем — срочно!
И бригадир Гвоздарев, сдвинув на затылок флотскую фуражку, которую не снимал даже в кабинете, время от времени виновато поглядывал на терпеливо сидящих у окна Антона Бирюкова и участкового Кротова.
Уже в девятом часу, проводив взглядом монументально сложенную повариху, приходившую жаловаться на лихача Торопуню, который своим самосвалом раздавил возле комбайнов новенькую алюминиевую флягу с молоком для механизаторов, бригадир, будто владыка морей Нептун, наконец-то укротил в коридоре стихийный гул и, наслаждаясь воцарившимся штилем, облегченно вздохнул:
— Теперь перекурить можно…
На вид Гвоздареву было около сорока пяти. Плечисто-сутулый, с загоревшим до смуглости крупным лицом и воспаленными от недосыпания глазами, он в своей флотской фуражке больше походил на корабельного боцмана, чем на колхозного бригадира.
— Витольд Михайлович, — заговорил Антон, — когда Барабанов должен вернуться в Серебровку?
Разминая в толстых пальцах папироску, Гвоздарев недолго подумал:
— Вчера вечером надо бы Андрею появиться, но пока что нет его… — Прикурив, посмотрел на Антона. — А что, нужен вам Барабанов?
— Он в день убийства утром на пасеку заходил и, вероятно, видел пасечника еще живого.
Антон рассказал, как Тропынин высадил Барабанова возле пасеки, где тот хотел взять меду для родственника из райцентра, у которого собирался занять деньги. Гвоздарев, внимательно выслушав, пустил к потолку густое облако табачного дыма и сердито заговорил:
— Неужели Андрей в райцентре загулял? Шурин у него там живет на улице Кирпичной, Костя Ляпин. Неужели машину обмывают? Ну, всыплю, когда появится!
— Адрес этого шурина знаете?
— Номер дома не помню. Да все там Костю знают.
