Ольга Лаврова - До третьего выстрела
— Не выйдет, маэстро, — вздыхает Виктор. Не простые ребята, языкатые. Мудреные словечки любят. Не всегда и поймешь.
— Значит, культуры не хватает! Анекдот получается: нашему брату стала культура нужна! Ты хоть уверен, что «ТТ» у них?
— Уже прямо при мне помянули.
— В открытую?!
— С хитростью. Думают, я не пойму. Девчонка что-то брату сказала, а он говорит: «Тотоша лежит дома». Я дурачком таким спрашиваю: «Заболел?» — А другой отвечает: «Нет, наш Тотоша — железный малый, но ему вреден солнечный свет».
— «Наш Тотоша»!.. — взъярившийся Бондарь даже тряхнул зонт, под которым они сидят. — Котята паршивые. Всех бы в один мешок. Значит, они с ним не ходят?
— Каждый раз щупаю.
— Вот что, помощничек дорогой, брось-ка ты культуру и всякие церемонии. Поставь пацанов в такое положение, чтобы им понадобилось с пистолетом ходить!
* * *Под вечер Сенька возвращается домой. Входит в комнату, принюхивается. Мать, пригорюнившись, сидит без дела.
— Отец был?
— Уже сказали?
— Нет — накурено. В соответствующем виде?
— Трезвый. — Она уходит и приносит Сеньке ужин. — Только винегрет, Сеня. Зато чай будет с тортом.
— С каким?
— Не смотрела. Наверно, твой любимый. Он помнит.
— Совсем трезвый?
— Недавно из больницы. Теперь долго даже в рот брать нельзя. Не пересолила я?
— Нормально, — Сенька уписывает винегрет. — Сто лет его не видел, с самой зимы. Ничего он?
— Ничего, Сеня поправился. Помолодел даже.
— Может, совсем вылечили?
— Дай, бог…
— А как он вообще?
— Работает. На прежней должности. Денег принес.
— Не взяла?
— Взяла уж, Сеня. Трезвого неловко обижать.
— Что он меня не подождал?
— Да так… Ты сам навести, Сеня. Я обещала, что навестишь.
— Ма, обратно звал, да?
— Теперь поздно, Сеня. Зови — не зови…
— Если он не пьет… Когда не пил, он был ничего, а?.. Ты надрываешься за жилплощадь, а там квартира пустует.
Гвоздарева пытается отделаться шуткой:
— Там тоже работы полно: пять окон мыть, да ковры…
— Сравнила! Рассуждаешь, просто как девчонка!
— Чайник поставлю… — растерянно говорит Гвоздарева.
Возвращается она и с большим тортом, опускает его на стол и обнимает сзади сына.
— Сеня, родненький, прости ты меня… Конечно, отец нужен, надо было терпеть, да … не люблю я его.
— Ну ладно, ладно. Не любишь, как хочешь… — он легонько отталкивает ее. — Вышла бы замуж за другого, что ли. Пока не очень старая.
— За кого?
— Хоть за начальника ЖЭКа. Он, правда, зануда, но пережить можно.
У Гвоздаревой высыхают ресницы, губы дрожат в улыбке.
— Сеня, да он женатый! На что это ты родную мать подучаешь?
— Подумаешь! Я бы на твоем месте отбил у какой-нибудь, да и неженатые есть. Ну чего смеешься?
— Сенечка, хватит с меня одного раза. Вот так хватит!
— Ладно, как хочешь… Только противно, что выдумывают…
— Они не со зла, Сеня. Просто понять не могут, зачем это от мужа уходить, который обеспечивает. Ну их! Давай чай пить!
Сенька машет рукой и открывает коробку с тортом.
— Обалдеть!
И тут — звонок. Гвоздарева отпирает, в дверях стоят Нина и Знаменский в форме.
— Здравствуйте. Можно?
— Пожалуйста. Проходите, — как дворника вид милицейской формы Гвоздареву не пугает.
Все входят в комнату.
— Мы хотели бы с вами побеседовать, — говорит Нина.
— Сеня не помешает?
— Напротив, разговор о нем.
— О нем?!
— Нет-нет, ничего не случилось. Я новый инспектор по работе с несовершеннолетними, решила познакомиться с ребятами поближе, в домашней обстановке. Антонина Васильевна. А это Знаменский, Пал Палыч.
— Александра Владимировна, — представляется Гвоздарева и подает руку Нине, затем с вопросительным выражением — Знаменскому.
— Я — следователь и занимаюсь одним происшествие в ваших краях. Вдруг случайно выявятся новые свидетели, — поясняет он.
— Сенька, по прозванию Гвоздик, — нервно заключает церемонию Сенька.
— Да присаживайтесь, что ж мы стоим.
Нина достает записную книжку, куда вносит при разговоре короткие пометки. Пал Палыч пристраивается в сторонке.
— Как ты кончил учебный год? — спрашивает Нина.
— Нормально.
— По литературе едва на тройку вытянул, — честно уточняет Гвоздарева.
— Литература, я думаю, милиции не касается.
— Отчего же, Сеня, это характеризует твои интересы. Какой кружок ты бы стал посещать?
— Автомобильный. «Мерседес» на днях покупаю, права нужны. Ой, чайник сбежал! — бормочет он под внимательным взглядом Знаменского и удирает на кухню.
— Вечно перед чужими ершится, — извиняется Гвоздарева.
— Большие трудности с его воспитанием?
— Да как сказать?.. Озорной, конечно. Но у нас не поймешь теперь, кто кого и воспитывает: он тоже меня жить учит. У него тоже трудности.
Улыбка у Гвоздаревой хорошая, Нина охотно улыбается в ответ. Возвращается Сенька.
— Сеня, кто твои друзья? С кем чаще встречаешься?
— С кем придется.
— Сейчас его компания — Терентьевы да Миша Мухин. Остальные разъехались.
— Ма, ведь не тебя спрашивают.
— Терентьевы — это брат с сестрой?
И снова отвечает Гвоздарева:
— Да. Леша и Наташа.
— Сеня, они хорошие ребята?
— Друзья должны быть интересные, — подчеркивает Сенька.
— Хорошие — не обязательно?
— Обязательно — надежные!
Сеньку не занимает Нина с ее «детским лепетом»; внимание мальчика приковывает следователь, тем более, что он откровенно его разглядывает.
— А вы вопросов не задаете? — идет Сенька в разведку.
— Присматриваюсь, — отзывается Пал Палыч. — Ты для меня загадочная личность.
— Почему?
Знаменский выдерживает тревожную для Сеньки паузу.
— Потому что про тебя есть загадка: «А посредине — гвоздик». Александра Владимировна, недавно было совершено вооруженное ограбление магазина.
— Да, Миронов — участковый рассказывал.
— Сверх этого вы ничего не слышали?
— Нет.
— А ты, Сеня?
— Его поймали?.. — жарко выдыхает Сенька.
Следующий визит — к Мухиным. Самого Миши нет, но зато дома Мухин-отец, бригадир поездных проводников.
Беседуют об ограблении магазина, Мухин выдвигает ряд нелепых версий и предлагает практическую помощь.
— Когда же тебе-то? Дома почти не бываешь! — машет руками жена.
— Я на линии Москва — Владивосток, — вносит ясность Мухин. — Туда — назад — больше двух недель.
— Значит, воспитание сына в основном на вас? — оборачивается Нина к Мухиной.
— Нет, извиняюсь, тут мое влияние главное. Отец — не мать. Парень меня уважает.
— И-и, никогошеньки он не уважает! — ехидно вставляет дед.
— Это вы, папаша, бросьте, — хмурится Мухин. — Я и всыпать могу и материальными рычагами владею. Он вон книжки собирает, а книжки денег стоят. Как меня не уважать, если я хочу — дам, хочу — не дам?
— Есть трудности с воспитанием Миши? — Нина принимается за свой вопросник.
— Кругом трудности. Постричься, и то не допросишься!
— Тут Ксюша права. Трудности имеются. Но, я бы сказал… — Мухин подыскивает слово, — рядового порядка.
— А как учится? — осведомляется Знаменский от стеллажей, где пестрит корешками обширная библиотека.
— Способный парень. Все на свете знает, даже на удивление! — самодовольно говорит Мухин. — Да что же мы разговариваем всухомятку? Соорудить бы чего-нибудь.
— Извините, мы на работе.
— Так хоть чайку, а? Пока Мишу дожидаетесь.
— Как, Антонина Васильевна? — советуется Знаменский.
У той еще во рту сладость от гвоздаревского торта, но она покорно разводит руками. Мухина обрадованно убегает хлопотать. Дед солидно откашливается:
— В мое время — не в обиду вам, конечно, — приходит, бывало, околоточный либо квартальный, так ему непременно на подносе — стопка и ассигнация. Он и не мыслил, чтобы отказываться. А озорства, между прочим, меньше было!..
Громко хлопает входная дверь, и появляется Миша. При виде гостей настороженно останавливается.
— Добрый вечер.
Мухин делает свирепое лицо.
— Милиция в доме. Ясно? Думаешь, все шито-крыто? Выплыли твои штучки, придется ответ держать!
Миша зыркает на деда, тот подмигивает, давая понять, что розыгрыш.
— Минутку, сейчас соберу вещи и сухари.
Знаменский тотчас улавливает привычный Мише тон.
— Если кроме сухарей я разрешу взять три книжки, какие возьмешь?
— «Сумму технологии» Лема, «Алису в стране чудес»… и отрывной календарь для женщин, — полупоклон в сторону Нины.
— Любимое изречение?
— Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно. Конец цитаты.
