Флетчер Нибел - Вторжение
Информированность Стила больше не удивляла Тима. В основе своей история полностью соответствовала истине. Каждый торговец, все старые обитатели Принстона знали, как был неуступчив и прижимист молчаливый Тим-старший; было известно, как он стал владельцем Оук-фарм в те времена, когда большинство «старых богачей» округа Мерсер были доведены до крайности. Может, называть его «пиратом» было преувеличением, но Большой Тим умел прибирать к рукам каждый доллар. Тим никогда не чувствовал близости к отцу и втайне он был рад, что Стил так точно оценил изворотливость Большого Тима.
— Так что старик приобрёл Фейрхилл за счёт того хлеба, что он отнял у чёрных бедняков, — продолжил Стил. — Такова справедливость для белых, парень. Такова она для белой мрази. А все, кто живут вдоль Грейт-роуд, говорят, до чего он был умный человек и как счастливо живут тут его сын и его внуки.
— Минутку! — осадил его Тим. — Всё не так просто.
— Да, уж непросто. Чёрным кошкам пришлось получить хорошую вздрючку, выяснить, как всё это делается, после чего старые лохматые ниггеры стали ломать себе головы. Так, Кроуфорд?
Тим не ответил.
— Старик получил дом в одиннадцать комнат и шестьдесят пять акров земли всего лишь за восемьдесят кусков, — сказал Стил. — Он тут устроил себе поместье колониальных времён, поставил новые камины, разбил теннисный корт, привёл в порядок ландшафт, ввёл в строй плавательный бассейн. Всё это обошлось ему не больше, чем, скажем, в сто тридцать кусков… А сегодня вы и миссис смело можете просить за свои владения миллион без четверти — и получить его.
— Сомневаюсь, — сказал Тим, но, подумав, признал: — Тем не менее, вы близки к истине.
— Плюс-минус пятьдесят тысяч. И знаете что, Кроуфорд?
Тим дёрнулся. Он смотрел в окно, и внезапно в нём появилось чёрное лицо, круглая чёрная физиономия с насмешливой ухмылкой на губах. Замерев в переплёте окна, оно напоминало картину в рамке.
— Кто это? — не столько спросил, сколько чуть не заорал Тим.
Стил отмахнулся.
— Ещё пару минут, — крикнул он и нормальным тоном обратился к Тиму. — Это Харви Марш. Я предполагаю, он горит желанием встретиться с вами.
Лицо исчезло. Тим повернулся к Стилу, который теребил свою козлиную бородку и разглаживал усы.
— Относительно Фейрхилла, Кроуфорд, как я и говорил. Вы можете продать его за семьсот или восемьсот тысяч, но делать этого вы не будете.
— Конечно, не буду.
— Верно, — стремительно наклонился к нему Стил. Медальон с выгравированной головой Франца Фаннона раскачивался у него на груди. — Я скажу вам, как вы поступите с этим местом, Кроуфорд. Вам придётся отдать его — движению «Чёрные Двадцать Первого Февраля».
Он услышал, как по лестнице чётко простучали каблучки. Лиз наверху надела туфли. Тим всё понял. Одевшись как подобает, она будет чувствовать себя не такой уязвимой — в данный момент.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Лиз, поёрзав в кровати, снова устроилась на боку. Её прозрачная ночная рубашка, невесомая, как пёрышко, сейчас сбилась в ногах и казалась ей тяжёлыми путами. И она, и Тим всегда спали голыми, но сегодня вечером она надела ночную сорочку, а когда Тим вышел из своей гардеробной, на нём была пижама. Они легли, прижавшись друг к другу и тихо перешёптываясь. Сна не было ни в одном глазу. От пилюли снотворного она чувствовала лишь головокружение. Горло пересохло и першило, и она постоянно пила воду из стакана на ночном столике. Выпростав левую руку, она посмотрела на светящийся циферблат маленьких золотых часиков: 2:40. Уже два часа она лежала без сна.
События этого вечера проплывали в памяти, как кадры старого фильма — сюжет ясен, но действующие лица появляются совершенно неожиданно. Бен Стил: сдержанный, властный, голос мягкий, но сам он твёрд, как металл, о котором напоминает его фамилия; в свете настольной лампы в библиотеке поблёскивает его медальон, в глубоких карих глазах видна скрытая сила. Харви Марш: куполообразная копна вьющихся волос в стиле «афро», круглое лицо с откровенно гнусной улыбкой, хотя в нём нет враждебности, набедренный карман оттопырен револьвером. Пёрли Уиггинс: желтоватая, как старый пергамент, кожа; кривые, в пятнах от никотина, зубы; высокий, скрипучий, как у какаду, голос, которым он многословно излагал абсурдную версию того, что считает законом. Чили Амброс: человек, испугавший её, с мрачным грустным лицом, тёмным, как чёрное дерево в ночи, странные зеленоватые глаза, золотой зуб и револьвер за поясом. Амброс был единственным, у кого не смягчался голос, когда речь заходила о детях. Судя по некоторым репликам, она предположила, что Амброс перешёл к «Чёрным Двадцать Первого Февраля» от «Чёрных пантер» и Лиз не сомневалась, что он готов без малейшего сожаления перебить всех Кроуфордов в этом доме, и старших и младших. И это идиотское требование отдать Фейрхилл, которое с насмешливым подобострастием изложил Уиггинс!
Она пододвинулась к Тиму и прижалась к нему. Он пошевелился.
— Спишь? — прошептала она.
— Нет. Не могу. — На лицо его и на завитки светлых волос упал призрачный свет четвертинки месяца, которую то и дело затягивали облака. За ночь у Тима заметно отрастала щетина на подбородке.
— Дать тебе таблетку?
— Нет, — сказал он. — Утром я должен быть во всеоружии.
— Тим, что нам делать?
— Пока ещё не знаю. — Он повернулся к ней и стал шептать на ухо — в своём собственном доме им приходится вести себя как заговорщикам. — Они всё о нас знают. А мы же о них — ничего. Мне нужно время, чтобы разобраться в Стиле. Он отличается от всех остальных — хотя пытается сломить меня лишь волевым напором. Он умён, Пусс. Может, в этом и есть наш шанс. Я думаю, с ним удастся договориться.
— Но это же фантастика, — запротестовала она, обратив внимание, что это слово уже полдюжины раз пришло ей на ум, когда она очутилась в постели. — Отдать им Фейрхилл? Вот так просто? Только потому, что они явились сюда с оружием? Да это же бред. В Соединённых Штатах Америки? Они, должно быть, очень наивны.
— Стила наивным не назовёшь, — сказал он. — Нет, замысел так прост, что, как он считает, сработает. Он требует, чтобы мы продали Фейрхилл «Чёрным Двадцать Первого Февраля» за один доллар. Он считает, что сможет выжать из меня согласие, как это делал Большой Тим. Стил не верит в грубую силу. В этом я убеждён. Но, Господи, в неё верят все остальные. Если мы не отдадим им Фейрхилл, кто-то пострадает — ты, Скотт или Холли. Они понимают, что мы сдадимся при первых признаках… ну, реальной угрозы.
— А я говорю, что это наивно, до смешного наивно, — возразила она. — Тебе надо всего лишь подписать договор, передать его в суд в Трентоне, а затем обратиться в полицию и заявить, что владение отобрано под угрозой силы. И оно тут же вернётся к нам.
— А через неделю кто-то будет мёртв — ты, я, Скотт или Холли.
— Такого тут просто не может быть!
— Да? Заверяю тебя, что если бы пришлось иметь дело только со Стилом, до этого не дошло бы. Но ты присмотрелась к Чили Амбросу? Он всадил бы пулю или нож в любого из нас — то есть, в любого белого — столь же легко и без раздумий, как он убивает кролика.
Да, она всё помнила. Амброс стоял у камина, недвижимый стражник, вырезанный из чёрного дерева. Его зелёные глаза, ярко выделяющиеся на фоне чёрной кожи, неотступно преследовали её, пока Уиггинс выдавал свои многосложные юридические периоды.
— Но мы можем попросить защиты у полиции, Тим.
— На неделю или на месяц, — сказал он. — Но чтобы год за годом?.. Чили Амброс или кто-то иной его склада будет выслеживать нас до конца наших дней. Это намерение чувствуется в каждом их слове — правда, только не у Стила. Не исключено, что это начало революции, Лиз. В таком случае, на старые правила и законы можно больше не рассчитывать.
— Не могу поверить, — сказала она. — Забрать у нас Фейрхилл?
— Чувствуется, ты не поддалась на моральную аргументацию Стила?
— Я думаю, что это абсурд, — придвинулась к нему Лиз. — То, что сорок лет назад сделал твой отец, ныне не имеет к нам никакого отношения. И если Стил будет стоять на своём, то, значит, в этой стране никто не сможет ничем владеть.
— Но если посмотреть с его точки зрения? — возразил Тим. Вызов со стороны Стила и Уиггинса, юридическая дуэль, как ни странно, вызвали у него желание выступить в роли адвоката дьявола.
— Довольно сомнительное извинение для изъятия Фейрхилла.
Лёжа в темноте, Тим задумался. За несколько коротких часов Лиз неузнаваемо преобразилась. Из женщины, которая вечно находит причины и поводы, плавая в море эмоций и абстракций, она стала непробиваемым защитником Фейрхилла, своей исконной территории.
— Извинение? — откликнулся он. — Может, и так. Но чертовски умное.
Он припомнил, как его первоначальная вспышка ярости сменилась невольным восхищением перед рациональным подходом Стила. Тим всегда отдавал должное людям, которые умели, играя на сходстве логики и справедливости, извлекать из этого сочетания то, что им нужно. Стил, облокотившись на камин, с официозным Пёрли Уиггинсом с одной стороны и зловещим громилой Чили Амбросом с другой, изложил Лиз то, что он раньше обрисовал Тиму: как отец Тима скупил имущество разорившихся чёрных обитателей Трентона на торгах, как он разбогател, как добился права на покупку Оук-фарм, пустив в ход часть состояния, которое принёс ему Трентон. Переименованный Фейрхилл, доказывал Стил, стал результатом набега белого буканьера на дома чёрных бедняков. И теперь речь идёт об элементарной справедливости, в силу которой Фейрхилл должен перейти к потомкам тех, кого старый Тим обманным образом обобрал до нитки в своей одержимости долларом. В рядах «Двадцать Первого Февраля» было много сыновей и дочерей тех, кто когда-то владел тут жильём, и Фейрхилл должен стать «восстановительным и реабилитационным центром» революционного движения. В плавательном бассейне будут плескаться чёрные детишки его членов. Теннисные корты будут преобразованы в баскетбольные площадки. Гараж на три машины станет спальней. Стил был полон грандиозных планов.
