Юсси Адлер-Ольсен - Тьма в бутылке
Далее это замечательное руководство повествовало о том, что посещение и присутствие родственников является большим утешением и поддержкой для пациентов. Он заулыбался. С этого момента он заделался в родственники. Он купит букет цветов, это ведь так утешает! И отрепетирует соответствующее выражение лица, чтобы всем стало очевидно, насколько он взволнован.
Он продолжил чтение. Дальше — больше. Там говорилось о том, что родственники и близкие друзья пациента, находящегося в отделении, принимаются круглосуточно.
Близкие друзья — круглосуточно!
На минуту он задумался. Наверное, будет лучше представиться близким другом, это сложнее проверить. Близкий друг и знакомый Рахили. Один из членов общины. Он изобразит прекрасный певучий центральноютландский диалект, который послужит объяснением его долгого отсутствия. Пока не отпадет надобность. В конце концов, он приехал издалека.
Дополнительные сведения также содержались в брошюре для родственников. В какое время нужно ожидать в комнате для посетителей. Где можно выпить кофе или чаю. Беседа с врачами возможна только в дневные часы. Кроме того, в книжице было множество чудесных фотографий обустройства палат, точные указания, чего можно ожидать от измерительного оборудования и различных приборов для мониторинга состояния пациента.
Он рассмотрел фотографии этих аппаратов и узнал, что можно совершить убийство мгновенно и тут же покинуть палату. В момент смерти пациента, находящегося в отделении интенсивной терапии, обычно все приборы отключаются. И персонал, находящийся в комнате мониторинга, узнает обо всем сразу и тут же примчится. Попытки реанимировать человека начнутся всего через несколько секунд. Там работали профессионалы, как и должно быть.
Значит, ему предстоит не только быстро убить пациенток, но убить наверняка, чтобы воскресить мертвых не осталось ни единого шанса, а самое главное — важно, чтобы сразу не возникло подозрения, что смерть была вызвана искусственно.
Он провел полчаса перед зеркалом. Углубил морщины на лбу, надел новый парик, подкорректировал область вокруг глаз.
Закончив приготовления, он остался доволен результатом. Перед ним был человек, сраженный горем. Пожилой мужчина в очках, с седеющими волосами и нездоровой кожей. Очень далеко от реальности.
Он открыл зеркальную дверцу шкафчика с медикаментами. Выдвинул один из ящиков и извлек четыре пластиковых контейнера.
Совершенно обычные шприцы, которые продаются в аптеке без рецепта. Абсолютно заурядные иглы, которыми тысячи наркоманов тыкают себя ежедневно с благословения общества.
Больше ему ничего не требовалось.
Только наполнить шприц воздухом, быстро воткнуть в вену и вдавить поршень. Смерть не заставит себя ждать. Он мог запросто успеть побывать в двух палатах и расправиться с обеими женщинами, прежде чем прозвучат сигналы тревоги. Главное — правильно все рассчитать.
Он искал отделение 4131. Информационные постеры и лифт почти у самой двери, по его предположениям. В схематичном плане Королевской больницы утверждалось, что, зная только номер отделения, вы тем самым знали и номер входа, этажа и блока.
Подъезд 4, 13-й этаж, 1-й блок. Так должно было быть. Но лифт ходил только до 7-го этажа.
Он взглянул на часы. Близился пересменок, нельзя было терять ни минуты.
Он обогнал пару калек и очутился у информационной стойки, расположенной у главного входа. Человеку за стеклом явно пришлось отвлечься от более интересной работы, но он сообщил полезные сведения и проявил доброжелательность.
— Нет-нет, номер расшифровывается иначе. Подъезд 41, 3-й этаж, блок 1. Спуститесь к 3-му подъезду и поднимитесь на лифте.
Он указал направление и протянул в окошко листок с обведенными ручкой нужными номерами. На листке было написано: «Пациент лежит в палате…», а затем следовали цифры.
Идеальное сопровождение к месту преступления. Всего-то!
Он вышел на 3-м этаже и тут же обнаружил перед собой табличку «Отделение интенсивной терапии 4131». Внутрь вела закрывающаяся двойная дверь с белыми шторками. Тому, кто не в курсе, обстановка чем-то напоминала похоронное бюро.
Он улыбнулся. В каком-то смысле так оно и было. Если атмосфера внутри соответствует той, что царит снаружи, где ему не повстречалось ни души и повсюду стояли пустые тележки с решетками, это то, что ему надо.
Он распахнул двери.
Отделение было небольшим, но производило впечатление просторного. Чего он не предвидел, так это рабочей обстановки в недрах отделения. Он рассчитывал на глубокую сосредоточенность и тихую работу персонала, но дело обстояло совсем иначе. По крайней мере, в тот момент.
Возможно, время все же было выбрано не настолько удачно, как он ожидал. Он миновал две небольшие комнаты для посетителей и направился к регистратуре, представлявшей собой красочную изогнутую тумбу, пройти мимо которой было никак нельзя.
Секретарь кивнула ему, ей нужно было разложить документы у себя на столе.
Тем временем он огляделся.
Врачи и медсестры были повсюду. Некоторые из них находились в больничных палатах, другие сидели в небольших кабинетах с компьютерной аппаратурой перед палатами. То и дело кто-то целеустремленно проходил по коридору.
Возможно, дело в пересменке, подумал он.
— Я пришел в неподходящее время? — с типичным ютским диалектом спросил он у секретаря.
Она взглянула на наручные часы, а затем дружелюбно посмотрела на него.
— Возможно, придется немного подождать. Кого вы ищете?
В этот момент лицо его стало принимать все более беспокойное выражение, которое он отрепетировал заранее.
— Я друг Рахили Крогх.
Она наклонила голову.
— Рахиль? Здесь нет Рахили Крогх, вы, наверное, имеете в виду Лизу Крогх? — Она посмотрела на свой монитор. — Вот у меня написано — Лиза Карин Крогх.
Проклятие, о чем он только думал? Рахиль — это имя для посвященных членов общины, отнюдь не реальное. Он же прекрасно это знал.
— Ах да, простите. Да, Лиза, конечно. Понимаете, мы члены общины, в которой называем друг друга библейскими именами. Лизу у нас зовут Рахилью.
Выражение лица секретаря слегка изменилось. Она не верила его словам, или у нее было какое-то предубеждение против религиозных людей? Может, через секунду она пожелает увидеть документ, удостоверяющий его личность?
— Да, я ведь и с Исабель Йонссон тоже знаком, — поспешил добавить он, прежде чем она успела предпринять этот шаг. — Мы дружим все втроем. Их доставили сюда вместе, насколько я понял из слов ваших коллег из травматологического центра. Это правда?
Она кивнула. У нее получилась улыбка сквозь зубы. Но все же.
— Да, — подтвердила она. — Они обе лежат вон там. — Она указала на палату и назвала номер.
В одной палате. Лучшего нельзя было пожелать.
— Вам придется немного подождать. Исабель Йонссон переводят в другое отделение, наш врач и медсестры заняты подготовкой этого перевода. К тому же у Исабель Йонссон сейчас другой посетитель, так что вам нужно подождать, пока он уйдет. Мы бы хотели, чтобы в палате находился только один гость единовременно. — Она указала на комнату, находящуюся ближе всего к выходу. — Он сидит там. Возможно, вы с ним знакомы.
Тревожные сведения.
Он быстро повернулся в сторону комнаты для посетителей. Действительно, там в одиночестве сидел мужчина со сложенными на груди руками. На нем была полицейская форма. Вероятно, брат Исабель. Точно он. Такие же высокие скулы, та же форма лица и носа. И его присутствие не предвещало ничего хорошего.
Он посмотрел на секретаря с выражением надежды.
— Исабель, наверное, уже лучше?
— Насколько мне известно, да. В противном случае от нас обычно не переводят в другие отделения.
Она сказала «насколько мне известно». Конечно, она знала это точно. Не знала только, когда именно произойдет перевод, а произойти он мог когда угодно.
Как неудачно. Да еще и братец здесь ошивается…
— А можно мне тогда поговорить с Рахилью? Она в сознании? Простите, я имел в виду, с Лизой.
Она покачала головой.
— Нет, Лиза Крогх все еще без сознания.
Он склонил голову и тихо спросил:
— Но Исабель-то в сознании?
— Я не знаю, спросите у медсестры. — Секретарь показала в сторону светловолосой, очень уставшей женщины, которая проходила мимо с несколькими папками под мышкой. После чего переключилась на другого посетителя, подошедшего к стойке. Аудиенция закончилась.
— Ой, извините. — Он остановил медсестру, помахав рукой. На ее бейдже стояло «Метте Фригорд-Расмуссен». — Вы не могли бы мне подсказать, Исабель Йонссон в сознании? Мне можно поговорить с ней?
Возможно, это был не ее пациент, возможно, не ее дежурство, а может, и вовсе не ее рабочий день, или она просто вконец вымоталась, но факт тот, что она взглянула на него узкими щелочками глаз и процедила сквозь сжатые зубы:
