Александра Маринина - Седьмая жертва
Вытеревшись насухо большим махровым полотенцем, Настя закуталась в теплый халат и вышла в комнату. Чистяков сидел в кресле перед включенным телевизором и слушал новости. Вернее, ей сначала так показалось. Потому что уже через секунду она поняла, что Лешка ничего не слышит. Он сидел с мертвенно-белым лицом и смотрел куда-то в угол.
– Что случилось? – обеспокоенно спросила она. – Плохие новости?
Алексей вздрогнул, перевел глаза на нее и нажал на пульте кнопку, выключая телевизор.
– Ты могла бы мне сказать, – произнес он негромко.
– О чем?
– О выступлении по телевидению. Или ты считаешь нормальным, что я узнаю об этом от совершенно посторонних людей? Мне позвонили двое – двое! – и сказали, чтобы я срочно включил телевизор, потому что там говорят что-то про мою жену. Я включил и как раз успел послушать твое обращение. Но ты почему-то не сочла нужным поставить меня в известность.
– Леша, я…
– Что – Леша? – Он повысил голос. – Вся твоя служба проходила на моих глазах, ты работаешь в уголовном розыске больше десяти лет, и за все эти годы ты ни разу не обращалась по телевизору к преступнику, которого ищешь.
Какой вывод я должен сделать из этого?
– Лешенька, только не делай поспешных выводов, – как можно спокойнее сказала Настя. – Обращение по телевидению – это мое ноу-хау, попытка внедрения новых технологий в работу по поимке преступника, не более того.
Если ты хочешь сказать…
– Да, – загремел Чистяков, – именно это я и хочу сказать! Ты говоришь об убийце, который уже угробил пять человек и собирается порешить еще двоих, а после этого надеваешь нарядное платье, красишь глаза и просишь сводить тебя в ресторан. Я что, по-твоему, дегенерат безмозглый? Меня можно как слепоглухонемого барана на веревке водить? Я твой муж и имею право знать, что происходит.
Она присела на подлокотник кресла рядом с Алексеем в надежде на то, что он ее обнимет, как это бывало всегда, но Чистяков слегка отстранился.
– Ты так кричишь… – начала она.
– Извини, – буркнул он, понижая голос, – но согласись, ты это заслужила.
– Не перебивай меня. Ты так кричишь, что мне совершенно понятно: ты и без моих объяснений знаешь, что происходит. Лешенька, ты же умница, неужели ты не понимаешь, что мне трудно говорить об этом. Трудно, больно и страшно. Я не могу заставить себя произнести все нужные слова, потому что не хочу тебя пугать напрасно. Может быть, все обойдется, а ты испереживаешься и наживешь себе лишние седые волосы. Раз уж ты и без моих слов все понял, так не заставляй меня говорить об этом вслух.
Чистяков некоторое время помолчал, словно обдумывая услышанное. Наконец он слегка сдвинулся в сторону Насти и обнял ее. Она поняла, что мир восстановлен.
– Из чего ты сделала вывод, что он собирается убить тебя? – спросил он совершенно будничным тоном, как если бы спрашивал, с чего это она взяла, что у них есть сливочное масло, которое кончилось еще два дня назад.
– Я посмотрела фильм, на который он мне делал намеки, и в этом фильме маньяк убивает шестерых человек, олицетворяющих шесть смертных грехов, а потом провоцирует полицейского на собственное убийство, потому что сам он носитель седьмого греха.
– И что? Почему ты решила, что это имеет отношение к твоей смерти?
Он говорил по-прежнему спокойно и деловито, точно так же, Настя это слышала неоднократно, он разговаривал с аспирантами, которые приезжали к нему получать замечания по своим диссертациям. Она поняла, что Чистяков отбросил эмоции и приступил к нормальному обсуждению проблемы, отгородившись от тягостной мысли о том, что речь, собственно говоря, идет о возможной смерти его жены. Настя всегда ценила в нем это качество, которого сама была лишена: в критический момент сохранять полное хладнокровие и способность к здравому логическому осмыслению задачи. Соскользнув с подлокотника кресла, она пересела на диван и повернулась так, чтобы ей было видно лицо мужа.
– Понимаешь, Лешик, этот человек – мы называем его Шутником – каждый раз оставляет рядом с трупом керамическую рыбку с пластмассовым пупсиком, засунутым ей в рот. Я хотела сказать, в пасть, – поправилась она. – Я долго не могла понять, зачем он это делает и что эта рыбка означает, пока Ирочка Милованова не вспомнила, что это один из любимых образов Босха. Мы все равно ничего не поняли: при чем тут Босх? Но запомнили. А тут мне в руки попал американский фильм «Семь», и я…
– Я понял, – перебил ее Алексей, – я видел этот фильм, тебе же его Саша с Дашей подарили. Ты имеешь в виду оформление коробки?
– Ну да, – горячо заговорила Настя, – и оформление коробки, и само содержание фильма. На коробке – картина Босха, то есть своими рыбками он пытался привлечь мое внимание к фильму.
– Сомнительно, – покачал головой Леша, – откуда он мог быть уверен, что ты поймешь такой сложный ход? Ты должна, во-первых, догадаться, что рыбка с человечком имеют отношение к Босху. Во-вторых, ты должна хотя бы подержать в руках эту кассету, а этого никто гарантировать не может. Может быть, ты не поклонница такого жанра и вообще подобные фильмы не смотришь никогда. А может быть, у тебя нет видеомагнитофона, и ты не проявляешь интереса к видеокассетам. В-третьих, ты должна обратить внимание на оформление коробки и понять, что там тоже присутствует отсылка к Босху. В-четвертых, ты должна додуматься посмотреть сам фильм. И в-пятых, посмотрев фильм, ты должна правильно его интерпретировать. Не слишком ли много допущений, Асенька?
Человек, который хочет каким-то образом управлять твоим поведением, должен быть уверен, что ты услышишь команду. А в этой схеме достаточно много препятствий, из-за которых команда может не дойти до тебя. Ты чего-то не додумала. Или что-то не так поняла. Давай попробуем разобраться спокойно.
Настя опустила голову и задумалась. А ведь он прав, слишком много допущений. Для того чтобы с ними согласиться, нужно сделать еще несколько допущений, совсем уж невероятных. Преступник должен позаботиться о том, чтобы хоть кто-нибудь из Настиного окружения знал творчество Босха и имел возможность обсуждать убийства, совершаемые Шутником. Нужно сделать так, чтобы у Насти в руках гарантированно оказалась кассета, то есть иметь хоть какой-то подход к Саше или Дашеньке. Уж больно сложно, так не бывает. Если признать, что все именно так и было, то нужно идти дальше и «признавать, что Шутник – человек из ее окружения, человек, знакомый и с Ирочкой, и с семьей Саши Каменского. И, вероятно, с самой Настей тоже. Приятный вывод, ничего не скажешь.
– Леша, но это ведь не может быть кто-то из наших знакомых, правда? – спросила она, удивляясь тому, что голос ее звучит отчего-то жалобно.
– Почему не может? – усмехнулся Чистяков. – Разве наши с тобой знакомые какие-то особенные? Ты мне тысячу раз втолковывала, что преступники точно такие же люди, как и все остальные, они ходят в те же школы, читают те же книжки, смотрят те же фильмы по телевизору, покупают газеты в тех же киосках, а хлеб и сахар – в тех же магазинах, что и мы, у них точно так же болит голова, и они, как и мы, ходят в аптеки за анальгином. Твои слова?
– Мои, – согласилась она.
– Но если преступники такие же, как и все остальные, то почему они не могут оказаться среди наших с тобой знакомых? С точки зрения теории вероятностей – могут, и с точки зрения статистики – тоже могут. Ничто этому не противоречит. Другое дело, что тебе противно так думать. Но это отнюдь не означает, что сама мысль не правильна. Но мне, честно признаться, по душе другая логика.
– А именно? – с надеждой спросила Настя.
– Мне больше нравится думать, что твой Шутник – не из нашего с тобой окружения. А это неизбежно означает, что все допущения не правомерны. Ну а коль так, стало быть, твои умопостроения не правильны. Он вовсе не собирается тебя убивать. И никакое кино он в виду не имел.
Настя улыбнулась, ей вдруг стало спокойно и уютно. Какое счастье, что судьба подарила ей Лешку! Такого надежного, такого уверенного, за которого можно спрятаться, как за каменную стену, и ни о чем не беспокоиться. Что это она себе понапридумывала? Если случится это, если то, если другое, третье…
Не бывает так много «если» у серьезных людей, а Шутник – человек, несомненно, серьезный. Не мог он полагаться на такое количество случайностей и совпадений, а это означает, что он и в самом деле не собирается ее убивать. И почему у нее мозги так по-дурацки устроены? То отталкивают страшные мысли, то вдруг бросаются в другую крайность и начинают придумывать кошмары один ужаснее другого. Нет бы им работать в режиме золотой середины, хладнокровно и размеренно, как у Лешки. Отличные у него мозги, не за просто так, не за красивые глаза он все свои ученые звания получил.
– Леш, пойдем чаю выпьем, а?
– Так отчего же-с только чаю? – шутливо ответил он, вставая с кресла. – Я там много чего принес. Но ты все это получишь только в том случае, если отменишь собственные похороны.
