Белая как снег - Бьорк Самюэль

Кто она на самом деле.

Лидия съежилась и опустилась на колени на влажную лесную подстилку, из кочек вокруг поднялся запах сероводорода и металлов. Снова поднеся к глазам бинокль, она увидела клетку и с облегчением выдохнула. Никого. Дверь в нее открыта, как Лидия и оставила. Стоит ли ей делать это? Сжигать клетку? Чтобы она исчезла навсегда? В рюкзаке с собой были спички и дедушкин бензин для зажигалок. Дедушка курил. Хотя знал, что это вредно. Она показывала ему в книгах фотографии разрушенных легких.

Должны же у меня быть какие-то слабости.

Он сидел у камина, отхаркиваясь.

А как же я?

Я что буду делать?

Когда придет «вечная тьма»?

Я буду тут в полном одиночестве?

Лидия отпустила бинокль, он повис на шее, и уже собиралась двигаться дальше, как вдруг около дома что-то произошло.

Из подвала.

Двое, нет, трое.

Двое спереди и за ними этот дядька.

Так у него все-таки есть друзья?

Нет.

О боже.

Он шел за ними с ружьем.

Лидия быстро посмотрела в бинокль – люди на мгновенье пропали, а потом появились с другой стороны дома.

И медленно пошли к болоту, прямо по направлению к ней.

Девушка. Темные волосы. Повязка на глазах. Она почти не могла идти сама.

Ее поддерживал мужчина. Постарше. Тоже с повязкой на глазах и со связанными перед собой руками.

Мужчина обернулся назад и что-то сказал, но его в спину толкнули ружьем.

Иди дальше.

Они подошли еще ближе к Лидии и, шатаясь, ступали по болоту. Она без всякого бинокля невооруженным глазом видела их.

И вот, судя по всему, они добрались до места.

Дядька приказал встать на колени.

Отошел назад и направил на них винтовку.

Лидия вскочила на ноги и встала в полный рост.

Сняла лук с плеча и прицелилась уже заряженным.

– Эй!

Охотник на барсука вздрогнул и огляделся в замешательстве, не поняв, откуда шел звук.

– Сюда!

Она быстрым шагом направилась к нему, ступая по мягкой подушке болота.

Увидел ее, лихорадочно перевел дуло на девочку, но ее стрела уже была в полете.

Двести километров в час – он качнулся в сторону и издал громкий стон, когда стрела попала ему в плечо.

Винтовка выстрелила, грохот разнесся по небу, и с веток с криками поднялась в воздух стая ворон. Лидия снова натянула тетиву.

На этот раз она попала точно в цель.

Она увидела его руки.

Схватившиеся за горло.

Лидия Клеменс достала из колчана третью стрелу, но необходимости в ней уже не было.

Мужчина рухнул на колени.

Раскинул руки в стороны.

И его безжизненное тело распласталось на поверхности болота.

9

Фредрик Риис проснулся от звучащей откуда-то издалека музыки духового оркестра и с закрытыми глазами лежал на большой больничной кровати. Он боялся открыть их, боялся снова почувствовать тело, но время шло, и ему постепенно становилось лучше. Множественные внутренние кровотечения, разрыв селезенки, двойной перелом шеи. С такими диагнозами он очнулся в отделении интенсивной терапии, все еще опьяненный наркозом и понятия не имея, где находится. Накачанный лекарствами. Не чувствуя вообще ничего. Боль пришла позже. Острая. Словно и тело, и мозг пришли в сознание одновременно. Он постоянно вызывал медсестер. Дайте еще обезболивающего, я не могу терпеть это. Мешок капельницы, откуда по трубке в его левую руку капал раствор, наполняли новым, и Фредрик опять погружался в сон. Проснулся. Боль. Нажал на кнопку. Снова и снова, по кругу. Но сейчас уже лучше. Намного лучше. Звуки музыки приближались: трубачи и барабанщики, кларнетисты и флейтисты, дробь ударных и завывание духовых, в основном в разнобой, разве не очаровательно? В Норвегии май. Скоро начнется праздник. Стране исполняется сто восемьдесят семь лет, хотя нет, это не совсем верно, викинги бы с этим поспорили, захватили больницу, сорвали с Фредрика гипс, оторвали от всех аппаратов, отняли бы то немногое, что у него было, после чего отрубили бы голову. До принятия конституции так и было. Учредительным собранием мужчин в Ейдсволле была принята конституция. Поэтому Фредрик в составе школьного оркестра много лет участвовал в праздничном шествии по улице Карла Юхана и, подходя ко дворцу, изо всех сил дул в трубу, а королевская семья приветственно махала с балкона. Фредрик еще помнил дурацкую форму оркестра школы Ураниенборг. Почему у других была яркая форма с золотыми пуговицами, а им приходилось ходить в сине-белых тельняшках и в матросских бескозырках? Словно моряки-лилипуты, только вернувшиеся из плаванья. Играл он на самом деле не на трубе, а на корнете, просто родители Фредрика большой разницы между ними не видели. Что еще за корнет? Выглядит как труба, значит, это и есть труба, и сам Фредрик со временем тоже стал его так называть.

К нему приходила сестра.

В один из первых дней.

Долго сидела у постели, держа его за руку и плача.

Он тогда еще не мог говорить, ему еще не сняли шину с челюсти, но он старался все выразить взглядом.

Все хорошо. Я в порядке.

Спасибо тебе, что пришла.

Наконец он открыл глаза. Слабый солнечный свет проникал сквозь невесомые занавески и падал на сидевшего на стуле.

– Привет, – осторожно произнесла она. – Ты проснулся?

– Да, почти, – улыбнулся Фредрик, нажав на кровати кнопку, поднимающую спинку.

– Я Силье Симонсен, учительница в школе Финстад, приятно познакомиться.

Он засмеялся.

– И мне тоже очень приятно.

– На случай если ты меня забыл, я хотела сказать.

Она с улыбкой поднялась со стула. Подошла к окну и оперлась спиной о подоконник. Может, это действие обезболивающих, но у Фредрика внутри все потеплело, когда он увидел ее.

– Как ты?

– Все хорошо, спасибо. Вечером пойду на танцы. Хочешь со мной?

Она засмеялась.

– С удовольствием. Но, думаю, с этим придется подождать.

Она подошла к нему вплотную, и он ощутил легкий аромат ее парфюма. Сев на край кровати, Силье осторожно погладила его руку.

– Так не больно?

– Нет, нет, не больно.

– Я скучала по тебе, – сказала Силье, опустив глаза.

– И я по тебе соскучился, – улыбнулся Фредрик и снова закрыл глаза, чтобы дать им немного отдохнуть.

– Хочешь, чтобы я ушла?

– Нет, нет, хочу, чтобы ты осталась.

Она наклонилась ближе, он почувствовал ее дыхание у своего лица.

– Хорошо. Тогда я останусь, – тихо произнесла она.

И, едва коснувшись щеки, поцеловала его.

Лидия посмотрела на стол перед собой и проверила, все ли помнит. Перекус, да. Она сама испекла черный хлеб на натуральных дрожжах. И масло взбила сама. Обычно они доили коз, но это молоко подходит только для питья, поэтому она принесла бидон с фермы в долине – для сливок и масла девочка использовала их молоко. Больше всего Лидия осталась довольна вареньем. Вокруг их дома были заросли малины, и девочке почти не нужно было передвигаться с места на место, чтобы набрать полные корзинки ягод, и она придумала способ варить варенье без сахара, очень хорошее, на ее вкус. И черничное, конечно, тоже, между ними выбрать невозможно. Она не знала, во что положить еду, но тут вспомнила. В подвале стояла коробка из пластика, который дедушка Вилли, естественно, терпеть не мог, видимо, для него она была чем-то ценным. Коробка была маленькой, голубого цвета, вручную разрисованная розами. Под ними кто-то написал имя и год. Магдалена, 1980. Идеально. Вода в металлической фляжке, о’кей. Куртка, на случай если погода изменится. Запасные носки, никогда не помешают, о’кей. Да. Она деловито поставила руки в бока. Кажется, все. Лидия тщательно все сложила в старый зеленый армейский рюкзак и отнесла его к двери. Подошла к зеркалу посмотреть на себя. Она надела платье. То самое, в цветочек. Которое сама сшила. И волосы причесала, завязав их в узел на затылке. Но передумала и снова распустила. Так лучше. Хорошо.