Ю Несбё - Полиция
— У меня нет разрешения на ношение огнестрельного оружия.
— Выдаю тебе временное разрешение, — сказал Фалькейд. — Требование ситуации. Полицейская инструкция, параграф такой-то. Наверное.
Харри зарядил пистолет и пошел по гравиевой дорожке, когда навстречу ему из здания выбежал молодой человек с кривой пеликаньей шеей. Адамово яблоко ходило вверх-вниз, как будто он что-то ел. Харри заметил, что имя на табличке на лацкане его черного пиджака соответствует имени портье, с которым Харри разговаривал по телефону. Портье не знал, находится ли постоялец в номере или вообще в гостинице, но обещал проверить. Харри строго-настрого велел ему не делать этого, а просто продолжать работать как ни в чем ни бывало и сохранять спокойствие, потому что тогда ни он, ни кто другой не пострадает. При виде семерых одетых в черное и вооруженных до зубов мужиков указание насчет сохранения спокойствия, конечно, выполнить было сложно.
— Я отдал им мастер-ключ, — произнес портье с заметным восточноевропейским акцентом. — Они сказали, чтобы я шел на улицу и…
— Встаньте за нашей машиной, — прошептал Фалькейд, указывая большим пальцем за спину.
Харри отошел от них. Держа пистолет перед собой, он обошел дом и оказался в тенистом яблоневом саду, простиравшемся до ограды соседнего участка. Пожилой мужчина, сидевший на террасе с «Дейли телеграф» в руках, опустил газету и посмотрел на него поверх очков. Харри показал надпись большими буквами ПОЛИЦИЯ на жилете, прижал указательный палец к губам, получил в ответ короткий кивок и сосредоточился на окнах четвертого этажа. Портье объяснил им, где находится комната предполагаемого белоруса, сказал, что к ней ведет один коридор, заканчивающийся тупиком, и что окна номера выходят в сад.
Харри поправил наушник и стал ждать.
Через несколько секунд началось. Раздался глухой удар от разрыва шоковой гранаты в закрытом помещении, а следом за ним — дребезжание оконных стекол.
Харри знал, что давление воздуха произведет на находящихся в помещении только один эффект — они на время оглохнут. Но взрыв в сочетании со слепящим светом и внезапным штурмом на первые три секунды вводит в ступор даже подготовленных людей. А «Дельте» больше трех секунд и не требовалось.
Харри ждал. И вот в наушнике раздался приглушенный голос. Сообщение было ожидаемым:
— Комната четыреста шесть под контролем. Пусто.
А вот продолжение заставило Харри выругаться вслух:
— Похоже, он побывал здесь и забрал свои вещи.
Когда прибыли Катрина и Бьёрн, Харри стоял, сложив руки на груди, в коридоре перед 406-м номером.
— Промахнулись? — спросила Катрина.
— Мимо цели, — ответил Харри, покачивая головой.
Следом за Харри они вошли в гостиничный номер.
— Он поехал прямо сюда, взял все свое имущество и уехал.
— Все? — спросил Бьёрн.
— Все, за исключением двух использованных ватных палочек и двух трамвайных билетов в мусорном ведре. Плюс корешок билета на футбольный матч, который, мне кажется, мы выиграли.
— Мы? — спросил Бьёрн, оглядывая стандартный во всех отношениях гостиничный номер. — Ты имеешь в виду «Волеренгу»?
— Сборную. Матч против Словении, как здесь написано.
— Мы выиграли, — подтвердил Бьёрн. — Я помню только потому, что была ничья и Рисе…
— Ты бы и так запомнил, человек дождя. Ты…
— Эй…
Они обернулись к Харри, который разглядывал корешок билета.
— Ты можешь вспомнить, что тогда случилось, Бьёрн?
— Что?
— Куда тебя вызвали?
Бьёрн Хольм почесал бакенбарды:
— Значит, так, был ранний вечер…
— Можешь не отвечать, — прервал его Харри. — Это было убийство Эрленда Веннеслы в Маридалене.
— Правда?
— Оно произошло в тот же вечер, когда наша сборная играла на стадионе «Уллевол». Дата написана на билете. Семь часов.
— Ой, — сказала Катрина.
У Бьёрна Хольма на лице появилось страдальческое выражение.
— Только не говори этого, Харри. Пожалуйста, не говори, что Валентин Йертсен был на этом матче. Если это так…
— …то он не может быть убийцей, — закончила за него Катрина. — А нам ведь очень хочется, чтобы он им был, Харри. Так что скажи теперь что-нибудь по-настоящему вдохновляющее.
— Ладно, — ответил Харри. — Почему этот билет не валялся в мусорной корзине вместе с ватными палочками и трамвайными билетами? Почему он оставил его на столе, когда убирал с него все остальное? Положил его именно на то место, где мы его наверняка найдем.
— Он создает себе алиби, — сказала Катрина.
— Он оставил нам этот билет, чтобы мы стояли вот так, как сейчас, — произнес Харри. — Чтобы нас внезапно одолели сомнения, чтобы нас парализовало. Но это просто кусок билета, и он не доказывает, что Валентин был на матче. Наоборот, в глаза бросается не только то, что он якобы был на футбольном матче, в месте, где никто не запомнит конкретного человека, но и то, что он по необъяснимым причинам сохранил свой билет.
— На билете есть номер места, — сказала Катрина. — Может быть, сидевшие с обеих сторон и сзади вспомнят, кто на нем находился и не пустовало ли оно. Я могу поискать по номеру места, может, я и найду…
— Так сделай это, — ответил Харри. — Но мы пытались таким же способом проверить предполагаемые алиби в театре и кино. И выяснилось, что спустя три-четыре дня люди не помнят тех, кто сидел рядом с ними.
— Ты прав, — покорно сказала Катрина.
— Матч сборной, — сказал Бьёрн.
— Ну и что? — ответил Харри, заходя в ванную и уже собираясь расстегнуть штаны.
— Матчи сборной проводятся по правилам Международной федерации футбола, — сказал Бьёрн. — Хулиганство.
— Конечно, — прокричал Харри из-за двери в ванную. — Отлично, Бьёрн!
Дверь в ванную снова захлопнулась.
— Что! — закричала Катрина. — О чем это вы?
— Камеры, — сказал Бьёрн. — ФИФА обязывает организаторов снимать публику на случай, если во время матча возникнут беспорядки. Это правило возникло на волне футбольного хулиганства в девяностые годы, чтобы полиция могла идентифицировать зачинщиков беспорядков и осудить их. И они просто-напросто снимают трибуны на протяжении всего матча в таком хорошем качестве, что каждое лицо можно увеличить и идентифицировать. А у нас есть номер сектора, ряда и места, где сидел Валентин.
— Не сидел! — закричала Катрина. — У него нет никакого права оказаться на этой записи, понимаешь! Тогда нам придется начинать сначала.
— Конечно, они могли успеть стереть записи, — сказал Бьёрн. — Во время того матча беспорядков никаких не было, а директива о хранении данных наверняка содержит указание, сколько времени необходимо сохранять…
— Если записи сохранены на компьютере, то для того, чтобы удалить их с жесткого диска, недостаточно просто нажать на клавишу «Delete».
— Директива о хранении данных…
— Пытаться навсегда удалить файл — это то же самое, что пытаться удалить собачье дерьмо с подошвы кроссовка. Как, по-твоему, мы находим детское порно на компьютерах, которые извращенцы добровольно отдают нам, пребывая в уверенности, что все удалили? Поверь мне, я отыщу Валентина Йертсена, если он был на стадионе «Уллевол» в тот вечер. Предполагаемое время смерти Эрленда Веннеслы?
Они услышали шум сливного бачка.
— Между семью и половиной восьмого, — ответил Бьёрн. — То есть, иными словами, в самом начале матча, сразу после того, как Хенриксен сравнял счет. Веннесла в Маридалене должен был слышать рев стадиона, ведь он расположен не так далеко оттуда.
Дверь в ванную распахнулась.
— То есть он мог успеть приехать на матч сразу после совершения убийства в Маридалене, — проговорил Харри, застегивая последнюю пуговицу. — А приехав на стадион, мог предпринять нечто такое, чтобы окружающие его запомнили. Алиби.
— Значит, Валентина не было на том матче, — сказала Катрина. — Но если он все-таки там был, я просмотрю это чертово видео от начала до конца с секундомером в руках, на случай если он хотя бы оторвет задницу от сиденья. Алиби, задница такая!
В районе больших вилл было тихо.
Затишье перед потоком «вольво» и «ауди», которые вернутся домой, закончив рабочий день в корпорации Норвегия, подумал Трульс.
Трульс Бернтсен нажал на кнопку звонка и огляделся.
Красиво разбитый садик. Ухоженный. Для создания таких садиков у начальников полиции появляется время после выхода на пенсию.
Дверь открылась. Он выглядел старше. Тот же острый взгляд голубых глаз, но кожа на шее более обвислая, а осанка не такая прямая. Он был уже не таким внушительным, каким Трульс его помнил. Может, дело было в застиранной домашней одежде, а может, такими становятся, когда работа перестает держать человека в напряжении.
