Фридрих Незнанский - Кровная месть
— Включите это в мой счет, — сказала Нина.
Она вернулась к себе, села в мягкое кресло и снова перечитала письмо Феликса. Кроме адреса в Строгино там еще были четыре телефонных номера, рядом с каждым из которых стояли имена ближайших друзей Феликса с указанием рода деятельности. Там был юрист со связями в Верховном Совете, человек из МИДа с возможностями в производстве нужных документов, какой-то православный священник из Подмосковья и, наконец, некая темная личность под именем Барсуков Евгений Петрович, с кличкой Бук, к которому можно было обращаться по всем вопросам. Именно Буку она и позвонила в первую очередь.
41
Первое же погружение в дело умершего пенсионера Феликса Захаровича Даниленко дало поразительный результат. Выяснилось, что ветеран КГБ, уволенный из рядов чуть ли не со скандалом, все это время жил на служебной квартире бывшего КГБ, состоял на служебном обеспечении и имел в кабинете компьютерную систему с модемом для выхода на оперативные программы нынешних правоохранительных служб! Когда я позвонил майору Николаю Витальевичу Скачкову, который продолжал оставаться нашим консультантом со стороны ФСК, и сообщил об этих открытиях, он уже через полчаса был у нас в прокуратуре.
— Я ничего не понимаю, — заявил он недоуменно. — Нет у нас никакого Даниленко, и квартира эта снята с учета! Да и кто бы додумался подключать пенсионера к секретной служебной информативной системе!
— Мало того, — сообщил Сережа Семенихин, — в компьютере заложена кодированная программа на полтыщи мегабайт со всякими прибамбасами.
— С чем-чем? — не понял Скачков.
— С программными сюрпризами, — сказал Семенихин. — Кто-то непосвященный уже пытался влезть туда, и программа занялась самоуничтожением. Практически любое включение компьютера только уничтожает ее.
— Где этот компьютер? — спросил Скачков решительно.
— В нашей лаборатории, — сказал я. — Не надейтесь, Николай Витальевич, вы его не получите.
— Опять вы меня в чем-то подозреваете, — скривился Скачков. — Я только хотел помочь вам.
— Вы можете нам помочь, — согласился я. — Разберитесь с этим Даниленко, кто он такой, за какие подвиги получил в вечное пользование служебную квартиру, чем занимался и все такое. Найдите его соратников, друзей, членов семьи.
— Я попытаюсь, — пообещал чуть ли не клятвенно Скачков. — Только, умоляю вас, не делайте поспешных выводов. Комитет чистили и переименовывали уже несколько раз, но по-прежнему на нас смотрят как на ведомство Лаврентия Павловича Берии.
Он ушел, а я отправился к Семену Семеновичу Моисееву, который уже произвел экспертизу трупа Даниленко. В перерыве между делами Семен Семенович еще продолжал песню про близкую пенсию, но, когда к нему обращались за помощью, он работал охотно и старательно, как и прежде.
— Боже мой, — встретил он меня, — кто нас навестил! Прометей, похититель огня из-под носа высокого начальства. Вы, наверное, хотите знать, Саша, как умер ваш Даниленко?
— Ни в коем случае, — сказал я. — Я зашел навестить ветерана труда и справиться о его здоровье. Как ваши пенсионные дела, заявление уже подписали?
— Саша, вы злой и бестактный молодой человек, — сказал Семен Семенович. — И хотя у меня есть для вас ценная информация, я перешлю ее вам, согласно распорядку, в начале будущей недели.
— Все ясно, — сказал я. — Заявления об уходе на пенсию, я вижу, вы еще не написали. Это какой-то кошмар, ведь нам придется терпеть ваши капризы еще с десяток лет.
— Его отравили, — сказал Семен Семенович, прекращая нашу пикировку.
— Что за яд? — спросил я.
— Цианид. Мгновенная смерть. — Способ введения?
— Вот тут начинается самое интересное, — сказал Моисеев. — Желудок чист, следов на теле почти нет. Малозаметный укол под безымянным пальцем левой руки, как вам это нравится?
Я почесал нос и заметил:
— Какой-то изысканный способ отравления, не кажется ли вам? Может, предполагалось упрятать следы?
— По-моему, все еще проще, — сказал Моисеев. — На безымянном пальце левой руки отмечены следы долго носимого перстня. Он сам себя уколол. Способ экзотический, но верный. Еще Борджиа использовали его, правда, для третьих лиц, а не для себя.
— Он покончил с собой?
— Саша, вы все упрощаете, — поморщился он. — Вы представьте себе человека, который носит на пальце этот перстень. Уж наверняка он ждал каких-то неприятностей.
— И дождался, — понял я.
— Вы должны выяснить, кто занимался его похоронами, — сказал Моисеев наставительно. — Этот перстень сам собой не исчез, его сняли. Там даже царапина осталась, посмертная.
Я кивнул и поднял указательный палец.
— Семен Семенович, с меня коньяк!
— Э, — сказал он, — вы только обещаете…
Конечно, заняться похоронами было правильнее всего.
Увы, Грязнов по-прежнему игнорировал новое направление наших поисков, но я сумел привлечь к делу старшего лейтенанта Дроздова, которого встретил в коридоре прокуратуры после того, как он завершил работу для кого-то из наших следователей. На мое обращение согласно субординации Шура Романова возражений не имела, но заметила, что за ее доброту я буду обязан походатайствовать перед Меркуловым о расширении прав оперсостава МВД. Они все были уверены, что Костя занят реформой правоохранительных органов. Я пообещал, и Дроздов немедленно был прикомандирован к моей бригаде.
Очередной выходной оказался у меня свободным, и я с охотой отправился на дачу, где меня заждалась Ирина. В последнее время я не часто баловал ее свободными уик-эндами и потому на этот раз, приехав в субботу утром, привел ее в восторг, в чем, как выяснилось, так нуждалась ее нервная система. Мама сообщила, что соседка по картам определила мне блестящий взлет в ближайшее время, и посоветовала быть внимательнее в делах.
— Тут недавно нас навестил Константин Дмитриевич, — вставила она между делом.
— Хорошо бы он навестил также и свой рабочий кабинет, — сказал я ворчливо. — У меня назревает конфликт с руководством. Что новенького он вам поведал?
— Знаешь, это был странный визит, — сказала мама. — Если бы я не знала, на каких верхах он теперь располагается, я бы решила, что вы опять вляпались в дела рискованного толка.
Мама самонадеянно полагала, что она в курсе моих дел, выслушав несколько моих рассказов. Я никогда не позволял себе делиться с ближними своими служебными проблемами, кроме тех случаев, когда ближние в них сами оказывались замешанными.
Кое-что разъяснила Ирина, когда мы остались одни.
— Знаешь, Костя просил тебе кое-что передать, — сказала она. — Интересно, что помешало ему воспользоваться телефоном?
— Это зависит от того, что он хотел передать, — сказал я, насторожившись.
— Он просил тебя составить и передать ему подробный отчет о твоем разговоре с каким-то старичком. Кажется, его фамилия Собко.
— Составить подробный отчет? — переспросил я с недоумением. — Почему он не может навестить меня на рабочем месте или даже дома, на Фрунзенской?
— Я тоже об этом спросила, — вздохнула Ирина. — Он просто отшутился. Я бы хотела переадресовать этот вопрос тебе, Саша. Чем таким страшным вы сейчас заняты?
— Это недоразумение, — сказал я. — Дело, которым я занят, не представляет секрета. Что еще он просил передать?
— Ну, во-первых, что отчет следует передать через меня, он приедет на будущей неделе, и очень важно, чтобы твоя случайно здесь не оказалось. Похоже, за ним хорошо следят, Саша.
— Вопрос, кто следит? — сказал я. — Я ничего не понимаю, Костя работает в президентской комиссии!..
— Ты напишешь этот отчет?
— Если это ему так надо… — я пожал плечами. — Это все?
— Попросил быть осторожнее, — сказала Ирина. — Этот Собко вывел вас на опасный след. Саша, это мафия, да?
Я посмотрел на нее, вспомнил о нервной системе, улыбнулся и погладил ее по голове. Моя жена не должна была тревожиться, тем более что я сам не знал, что серьезного в моем нынешнем расследовании. Мне удалось ее успокоить, и вскоре она заснула у меня на плече. Некоторое время я пытался понять, что обеспокоило Костю и отчего он устраивает эти конспиративные спектакли, но в голову не пришло ничего дельного, и я заснул.
А наутро в воскресенье ко мне приехал Сережа Семенихин, добравшись до моей дачи на электричке, и сообщил голосом, срывающимся от волнения:
— Александр Борисович!.. Я ничего не понимаю… Из Нашей лаборатории исчез конфискованный у Даниленко компьютер.
Я впервые видел его таким взволнованным и потому даже залюбовался проявлением человеческих чувств в этом доселе каменном молодом человеке.
— Как он мог исчезнуть, Сережа, — не сразу осознал я важность ситуации. — Это же Генеральная прокуратура, а не какой-нибудь сарай. Когда ты это обнаружил?
