Фридрих Незнанский - Гонцы смерти
— Что это нам даст?! — спросил Турецкий. — Ну признается он, что давал на пару часов машину Кузнецову, или Кузьме, как его зовут, а что мы Кузьме предъявим?! У твоего племянника даже следа от шишки не осталось. Справки о сотрясении мозга мы у судмедэксперта не брали. Очевидцев этого события нет. Денис мог упасть и удариться головой. Мы только переполошим их и погубим важное дело. Действовать надо иначе.
Человека же, сидящего с книгой во дворе на даче Станкевича, зафиксированного на фотографии, никто не знал. Это мог быть какой-нибудь случайный гость или наемный работник.
— Для наемного работника он слишком интеллигентен, — разглядывая снимок, проговорил Турецкий.
Что-то подсказывало ему, что незнакомец принадлежит к разряду творцов и работает на Станкевича совсем в другой области. Это мог быть и журналист. Сейчас все бывшие от власти писали книги воспоминаний, сие занятие стало дурным поветрием.
Турецкий пожалел, что дал наклюкаться Скопину, которого на машине еще днем отправил домой отсыпаться. Бедняга после третьей рюмки сразу же поплыл, стал без умолку рассказывать о Тане и своей любви. Александр Борисович вызвал машину, сам усадил его и приказал как следует отоспаться.
— Круг сужается, господа присяжные заседатели, — проговорил Турецкий. — Но пока серьезных доказательств против Станкевича и Кузнецова в убийстве Шелиша у нас нет. И тут мы вступаем, ребята, на минное поле. Потому что в руках неприятеля сильнейшее оружие, и, если мы их спугнем, оно моментально обернется против нас. А это не шутки, и я запрещаю отныне всем всякие несанкционированные кавалерийские атаки. Каждую из них надо тщательно и совместно продумывать со всех сторон. Мы многое знаем, но пока у нас нет улик. Их надо добыть. И еще раз повторяю: действуя очень осторожно.
Он вздохнул, оглядев всю компанию.
— И никому ни о чем не распространяться, — предупредил Турецкий. — Рот на замок.
— Но зачем тогда они торчали у дачи?.. Чтобы подслушивать? — спросил Вячеслав Иванович.
— Возможно, — отозвался Турецкий. — Станкевич связан с международной мафией, должны были прилететь Нортон и Гжижа, и им важно было знать, зачем в Москве торчит Питер, что он собирается предпринять. Они понимали, что после баньки мы выпьем, языки развяжутся, и обязательно заведем треп про работу, такое уж свойство русского мужика. Тут все рассчитано. Они приготовились к самому интересному, а тут наш Пинкертон решил обозреть окрестности и спугнул их. Просто как день. Поэтому что мы им сейчас предъявим? Попытку прослушивания? А где доказательства? Где та шишка и легкое сотрясение у нашего Дениса?.. Все, проехали! Не трогай сейчас Жукова, и забудем пока про «фольксваген». Потом найдешь и скажешь пару ласковых этому тезке маршала, если время будет.
— А я кровь на снегу видел, — неожиданно проговорил Денис, и Турецкий удивленно посмотрел на него. Грязнов-младший, краснея, рассказал всю историю со стволом ружья из окна фургона, падение Реддвея и о пятнах крови на снегу, которые вдруг исчезли.
После сбивчивого рассказа молодого детектива в кабинете «важняка» возникла пауза. Александр Борисович поднялся, достал полбутылки «Метаксы», что осталось от Скопина, и налил всем по рюмке.
— Я за рулем, — пробормотал Денис.
Турецкий и Грязнов молча выпили.
— Ты это придумал или… — Вячеслав Иванович пристально взглянул на племянника.
— Это было, я клянусь. Но после удара я забыл, а теперь снова вспомнил.
— Надо было раньше тебя о ель ударить, — заметил Александр Борисович.
— Это шарада какая-то! — мрачно пробубнил Вячеслав Иванович, вытаскивая из «дипломата» яблоко и деля его на две части. «Кто не пьет, тот и не закусывает», — любил повторять он. — Выходит, что в Питера стреляли?.. И промахнулись, лишь оцарапав?.. По этой роже не видно, чтобы он мог промахнуться! — Полковник ткнул в фотографию Кузьмы.
— Денис же стоял на крыльце, — пояснил Турецкий. — А этот волчара опытный, и боковым зрением он засек его, понял, что может проколоться и тут же увел выстрел в сторону, задев Питера по касательной. Наверное, так можно прокомментировать. И поэтому долбанул его, когда Денис пошел проверять фургон.
— Выходит, что племянник спас нашего гостя? — хмыкнул дядя.
Турецкий пожал плечами.
— Но если они приехали подслушивать, понаставили «жучков», то за каким чертом им убивать Реддвея?! — не сдавался Грязнов.
— Резонный вопрос, — согласился Турецкий. — Тут неувязка!
Криминалисты замолчали. Концы с концами не сходились.
— А потом я же заходил в парную и видел, что никакой царапины у Питера на теле не было, — добавил Денис. — Меня это и смутило. Я выскочил, а когда и крови не обнаружил, то совсем обалдел. Точно глюки начались.
— Может быть, так оно и было? — спросил Вячеслав Иванович.
— Да нет, я же не сумасшедший, — робко возразил племянник.
— А кто тебя знает, — на полном серьезе произнес дядя.
Турецкий вздохнул, набрал номер телефона.
— Добрый день, — вежливо заговорил он. — Я могу поговорить с Сергеем Константиновичем Басовым?
— Он в отпуске, — ответила секретарша.
— Он в Москве или поблизости?
— А кто его спрашивает?
— Это беспокоят от академика Оболенского.
— Нет, он в Сочи, должен быть дня через два-три, — ответила секретарша.
— А Илья Евгеньевич на месте?
— Его тоже нет. Звоните завтра с утра.
— Спасибо. — Турецкий положил трубку.
— Чего это ты косишь под Оболенского? — не понял Грязнов.
— А ты считаешь, кем я должен был назваться? — усмехнулся хозяин кабинета. — Чтобы завтра же весь институт знал, что Басова прокуратура разыскивает? Тут дело деликатное…
— Молоток твой Скопин! — не без восхищения заметил Грязнов.
— Не спорю.
— Задал Денис нам загадку, — недовольно покачал головой Вячеслав Иванович и с грустью посмотрел на остатки «Метаксы».
Турецкий понял его намек. Он уже поднялся, но зазвонил телефон.
— Турецкий слушает… Да, есть… — Он передал трубку Грязнову-старшему.
— Слушаю, полковник милиции Грязнов… Понял! Давай его ко мне. Сейчас буду!
Вячеслав Иванович положил трубку.
— Отыскался капитан Гусельников из ГАИ. Он опознал Нортона и Гжижу. Останавливал их на тридцать третьем километре домодедовской трассы как раз в тот самый день, когда они садились в машину Клюквина. Но ехали уже обратно, в Москву.
32
Через час Реддвей уже знал, что Нортон и Гжижа прибыли в Женеву. Правда, вели они себя довольно скрытно и осторожно, да и встречавшие их проявили максимум подозрительности, долго крутили по городу, но разведка Питера сработала так четко и хитроумно, что никто ничего не заподозрил. В самой группе уже шла тотальная проверка всех боевиков, и агент Реддвея, внедренный туда, не мог поднять и головы. Всех бойцов держали в закрытой зоне, как бы под домашним арестом, никого не выпуская и перекрыв каждому все каналы связи с внешним миром. В Москве Питеру, казалось, уже нечего было делать.
Результат поездки особых успехов не принес, если не считать истории с Клюквиным, но и тут доказательства строились лишь на показаниях девочки-кассира. Правда, их было достаточно для того, чтобы допросить швейцарцев в качестве подозреваемых, протокол допроса капитана Гусельникова прибавлял многое. Но до сих пор грязновские сыщики не могли найти труп Клюквина, а без того трудно было расследовать это убийство. Единственно, чем мог гордиться Питер, так это неожиданным сближением с Надей, но и оно не очень его радовало. Вставал закономерный вопрос: а что делать дальше? Оставить все как есть, посчитав их связь легким командировочным романом? Надя ему нравилась, но и разрушать налаженный семейный быт, бросать сына Питеру не хотелось. Да и сложатся ли их отношения вообще? Он старше Павловой на семнадцать лет. Через десять ему будет под шестьдесят, а ей сорок, бальзаковский возраст, когда так обостренно хочется житейских перемен и новизны чувств. Сегодня разрушит все он, через десять лет она. Зато останется это десятилетие, которое он проживет ярко и насыщенно. Но как проживет эти десять лет его сын? Не нанесет ли он ему жестокую рану, которая отразится на всей его дальнейшей судьбе?
Эти вопросы мучили теперь опытного разведчика не меньше служебных проблем, узел которых так и не удалось развязать в России. Реддвей опасался откровенничать на личные темы с Турецким. Последний относился к своим амурным похождениям довольно легко, мучил ту же Лару, которая жертвенно все ему прощала. Надя этого не захочет. Да и Питер, как говорили в России, был сделан из другого теста.
Он уже собирал вещи, чтобы возвращаться домой, когда позвонил Грязнов и попросил заехать к нему на Петровку, 38. Рассказ гаишного капитана Гусельникова, его описание «Жигулей», на которых ехали в Москву Нортон и Гжижа, нервное поведение обоих выдавали их с головой. Только где они расправились с Клюквиным? Ясно, что не доезжая аэропорта, где-то в лесу, где есть удобный съезд с правой стороны.